Не отбрасывая тень (СИ)

- Отдохни, Томми, - мягко произнес Он. - Я вернусь к тебе сразу же, как только со всем разберусь.

С этими словами Он растворился в воздухе, обратившись в черный дым, и я, глядя на то место, где Он только что стоял, так, будто Он мог вернуться, залез под одеяло и накрылся им с головой.

Меня почему-то знобило.

========== Глава LXXXII. ==========

Музыка, напоминающая мне когтистые прохладные ладони с большими перстнями, невесомо касается моего тела, перебегает кончиками невидимых пальцев по рисунку вен на внутренней стороне моих рук, сжимает мои плечи и оставляет на коже мурашки, а следом, в том же самом месте, будто касания становятся видимыми, до меня дотрагиваются теплые руки. Они гладят меня по щекам и волосам, накрывают мои ладони и ложатся на мою грудь.

За этой волшебной музыкой я слышу только треск поленьев в огне и сбивчивое дыхание - свое и Его, когда Он крепче сжимает мою талию в своих руках, откинувшись на спинку дивана, и я насаживаюсь на Его член, кусая губы, чтобы не издать ни звука.

Он разбудил меня и принес сюда, чтобы, как Он выразился, «подпитать меня энергией перед тяжелой церемонией», и я утыкался носом в Его шею, пряча улыбку, потому что всю свою жизнь я считал, что секс - это, скорее, растрата энергии, а не ее восполнение.

Упираясь коленями в диван по обе стороны от Его тела, я двигался на Нем, прижимая Его запястья к спинке и легонько кусая кожу на Его шее, чтобы немного подразнить.

Кресло Клода было повернуто спинкой к нам; он, как обычно, был поглощен музыкой и пением, чтобы замечать, что происходит вокруг, но еще никогда, пожалуй, я не испытывал таких острых ощущений, как сейчас, в комнате с горящим камином, где я видел совсем близко пылающие глаза и горячие губы, и я должен был сдерживать себя так сильно, что два раза едва не прокусил губу до крови.

Я не сводил с Него взгляд. Я просто не мог оторваться, словно загипнотизированный Его бездонными глазами. Рвано выдыхая через сжатые зубы, я смотрел на Него и не осознавал, что могу причинять Ему боль, когда так сильно впиваюсь когтями в Его руки или когда кусаю нежную кожу, заставляя Его откидывать голову назад и подставлять шею под мои укусы и поцелуи.

Его глаза, Его тело, волшебная музыка - все смешалось для меня, проникло в голову и взорвало ее изнутри контрастом боли и удовольствия, словно мое тело было слишком узким и маленьким для таких ощущений.

- Как тебе последняя ночь свободы? - едва слышно спрашивает Он, когда Клод отнимает свою магическую коробочку от губ и начинает петь - тихим, низким, бархатным голосом с едва слышным акцентом.

Тяжело дыша, я лежу на Его коленях, в расстегнутом одеянии, обнажившем мое тело, и я вижу, как время от времени Его взгляд проходится по моей коже, по груди, животу и бедрам; Он гладит меня кончиками пальцев, будто касается произведения искусства.

- Что ты называешь свободой? - вопросом на вопрос отвечаю я, глядя на Него из-под опущенных ресниц. - С первого дня обращения в демона я лишился даже надежды на свободу. Ты отнял мое тело. Захватил мою голову. Отравил собой мое сердце. Что ты называешь свободой теперь, когда я отравлен?

Он не отвечает. Темные глаза теплеют; когда Он смотрит на меня, склонив голову набок, в Его взгляде мне даже чудится нежность. Сердце трепещет; я задерживаю вдох через приоткрытый рот и закусываю губу, чтобы не улыбнуться, и маленькая ранка на губе, окруженная запекшейся кровью, снова раскрывается.

- Мне была бы мучительна мысль, - тихо произносит Он и стирает капельку крови подушечкой большого пальца, а потом подносит его к губам и облизывает, - что у тебя своя свобода. Мне было мало твоего тела, разума и сердца. Я бы отнял у тебя все, чтобы ни с кем и ни с чем тебя не делить. Я бы отнял у тебя твою семью. Твоих друзей. Твою музыку. Я бы забрал у тебя все и тогда ты бы возненавидел меня. В этом мое самое большое заблуждение, Томми: я верю, что могу заменить для кого-то мир, который я сам потерял.

Клод снова начинает играть. Музыка, фениксом срывавшаяся с его губ, взмывает под потолок, парит высоко над нашими головами и переливчато смеется, осыпаясь на нас сверху снопом ярких, игривых искр, похожих на салют. Мне кажется, что я могу видеть эти маленькие горящие снежинки, плавно опускающиеся на пол; мне кажется, что воздух искрит, наполненный ими, и когда я перехватываю Его взгляд, Его глаза горят тоже. Ничего не говоря, Он пропускает мою челку сквозь пальцы и кладет ладонь на мой лоб, а потом проводит кончиками пальцев по переносице, очерчивает подушечкой указательного пальца мой нос и линию губ, касается подбородка и опускается вниз по шее. Он следит за своей рукой так, словно рисует картину - отстраненный, задумчивый, чуть мечтательный взгляд, будто мыслями Он пребывает далеко отсюда и позволяет себе делать это машинально.

Я смотрю, положив голову на Его колени, на Его профиль и ощущаю, как меня топит в нежности. Я знаю, что лечу на пламя, но еще никогда мне так сильно не хотелось сгореть, как в этой комнате, где музыка пылала между нами и целые миры обращались в пепел в Его глазах, и где-то там, в своей голове, Он бережно хранил образы из прошлого, которые разжигали всю Его боль до ослепляюще-белого огня.

Где-то там Он видит меня жестоким чудовищем, подавляющим Его волю и пытающимся Им помыкать, и где-то там, в глубине своей черной души, Он опасается, что сделает меня тем монстром, которым Его считает весь демонический мир.

Приподнявшись на локтях, я встряхиваю головой и смотрю на Него через растрепанную челку. Он не двигается, глядя на меня, только сжимает руки в кулаки. Без слов я сажусь на диване, поворачиваюсь и придвигаюсь к Нему вплотную, устраиваясь на Его коленях и прижимаясь к Его обнаженной груди. Из-под ресниц Он смотрит на меня, но я не встречаю Его взгляд, обвивая Его шею руками и наблюдая за тем, как блестит в неярком свете от огня стекло в обручальном кольце.

- Расскажи мне что-нибудь. Или покажи, - прошу я едва слышно.

Он отрицательно качает головой. Я касаюсь губами Его шеи, и Его голос, когда Он отвечает, снижается до шепота, а от Его дыхания по моей коже разбегаются мурашки.

- Теперь твоя очередь.

Его ладонь ложится на мои плечи и мягко опускается вниз по спине; подушечками пальцев, чуть надавливая, Он очерчивает позвонки и замирает на пояснице. Повернув голову, Он целует меня в висок и прочерчивает дорожку из поцелуев вниз по скуле. У Него влажные, теплые губы; прикрывая глаза, я представляю их сладкий вкус и переспрашиваю - хрипло и тихо.

- Моя очередь?

- Быть откровенным, - отвечает Он, чуть отстраняясь. - Расскажи мне все. Покажи. Я хочу видеть твою жизнь твоими глазами.

- Там нечего рассказывать и нечего показывать. Мне всего тридцать три года и они были не такими насыщенными, как твои тринадцать веков.

Я делаю паузу, ожидая Его возражений, но Он молчит. Откинув голову на спинку дивана, Он спокойно и ровно дышит, прикрыв глаза, и я улавливаю Его дыхание сквозь магическую музыку Клода. Я не смотрю на Него, но боковым зрением вижу Его приоткрытые губы.

Внутри все сводит от желания поцеловать Его; я кусаю губы, отрезвляя себя, и остаюсь на месте. Только чуть сильнее вцепляюсь в Его одеяние.

- А впрочем… я расскажу… - соглашаюсь я, нарушая тишину между нами, - но в обмен я хочу одно твое воспоминание.

- Я показал тебе много воспоминаний.

Я качаю головой и ощущаю ком, вставший в горле.

- Я хочу другое.

- Любое, - с едва заметным напряжением в голосе отвечает Он и смотрит на меня, повернув голову, - какое ты пожелаешь, я покажу.

И тут же добавляет, мягко отрезая, будто прочитав мои мысли.

- Почти любое.

Затаив дыхание на мгновение, я прикрываю глаза и опускаю голову, целуя Его в шею. Справившись с волнением, я заговариваю, сопровождая каждую фразу поцелуем и стараясь, чтобы дрожь в голосе не выдала меня.

- Я родился в Бербанке… Переехал в Лос-Анджелес после школы… Самоучка, учился играть на гитаре сам и надеялся, что однажды смогу писать музыку, которую услышат миллионы людей… После окончания университета я встретил Эмили и узнал, что она ищет гитариста… Так я начал играть в группе… Остальное ты знаешь: на одном из концертов я увидел Сафину, она обратила меня в демона и привела к тебе.