Полет к солнцу (СИ)

— А Глэдис Фадж? — подал голос Элфиас. — Мне Натали рассказывала, ее семья дружит с семьей Уизли. Розье соблазнил Глэдис, и она оказалась в положении от него.

— Здесь дамы! — воскликнул Финеас тревожно.

Айла покраснела, опустив глаза, Викки немного поерзала, потом с любопытством подалась вперед. Элфиас продолжал:

— Малкольм все равно женился на ней, но когда на свет появился слишком похожий на Розье ребенок, уехал в Индию. А Глэдис… Может, она встречается с Розье до сих пор.

— Не думаю, — покривился Гораций. — Скорее всего, замужние дамы его не интересуют. Девушки для него значимы, лишь когда они его студентки.

Лицо Айлы исказилось от отвращения. Викки явно было любопытно. Финеас, покраснев, забарабанил пальцами по полке. Один только Лэм, кажется, вовсе выпал из общего разговора, уставившись косящими глазами в окно.

— Я думаю, — наконец протянул он, — что на самом деле все попадают в рай. Ну, или почти все. Те, кому на земле было плохо — это точно.

Гораций со вздохом поднял глаза:

— И при чем тут рай?

— Но ведь Нэнси же умерла, — воззрился на него Лэм.

— Она не может быть в раю, — отрезал Финеас. — Она убила своего ребенка.

— Да кто-нибудь мне объяснит, откуда у нее ребенок взялся? — вскипел Альбус, разозлившийся оттого, что плохо понимал, о чем разговор. Но Финеас лишь поспешно предложил сменить тему.

…Холодный ветер шумел ветвями, тьму разрывал лишь отсвет фонаря в руках лесничего. Альбус, помогая усесться в повозку девочкам, то и дело оглядывался вперед — на животных, о существовании которых знал давно, но только сейчас увидел. Фестралы, живые конские скелеты, обтянутые черной кожей, с большими перепончатыми крыльями, покорно вздыхали, готовясь тащить тяжесть. Их глаза устало мерцали. Альбус зашарил по карманам, нащупал сухарь и сунул в морду ближайшей к нему лошади, но она брезгливо отвернулась.

— Они плотоядные, Альбус, — раздался спокойный голос Айлы. — Подожди, кажется, у меня оставался сэндивч с беконом. Держи.

Она протянула сэндвич Альбусу, и на сей раз фестрал оценил угощение. Викки удивленно повела глазами.

— Вы оба их видите?

— Да, — кивнула Айла. — Альбус, думаю, из-за Нэнси, а я в детстве видела, как умер один папин друг.

Она поежилась и опустила ресницы. Лэм погладил ее по плечу.

— Странно, да? — спросил он. — Почему люди путают причину и следствие? Человек, видевший смерть, способен увидеть потом фестрала. А считается, что это фестралы приносят несчастье. Но ведь это клевета.

Альбус ответил бы ему, но в этот момент увидел, как в повозку рядом с ними вместе с Луизой садится Камилла. Сердце у него сжалось, а земля каруселью закружилась под ногами; он вцепился в оглоблю, чтобы не упасть. Судорожно дыша, стал следить за девушкой взглядом.

Она вправду, как и говорил Лэм, выглядела спокойной. Прежние живые краски лица, правда, уже не вернулись, зато в осанке наконец появилась уверенность, и еще Альбусу показалось, что теперь она ничего не боится. «Может, у нее мать за границу уехала?» — понадеялся он. Камилла не оборачивалась в его сторону, а между тем повозки тронулись — Альбус едва успел заскочить к друзьям. Всю дорогу он мог наблюдать за Камиллой — и не сводил с нее глаз, а она, ничего не замечая, болтала с Луизой. «Может, она хотя бы смирилась? Не страдает больше? Хоть бы не страдала…»

Следующие две недели прошли на удивление привычно, рутинно. Правда, в гостиной Гриффиндора воцарялась по вечерам странная тишина: призрак смерти, хоть и промелькнувший в отдалении, но забравший одну из «своих», напугал ребят. Джейн ходила подавленная. Геспер и Элла, бывало, вслух принимались обсуждать при ней, как опозорила себя Нэнси и как скомпрометирована через нее подруга, пока однажды утром обеих не нашли привязанными к перилам, с задранными юбками, завязанными над головами. Виновников найти не смогли — нападавшие оглушили девочек, так что те ничего не помнили. Некоторое удивление вызвал Розье, державшийся так, словно ни смерть Нэнси, ни происшествие с его ученицами ни малейшего отношения к нему не имеет.

После урока зелий, в пятницу, на второй неделе учебы Альбус и обнаружил у себя в сумке записку. Сердце встрепенулось, когда он узнал легкий, в завитушках почерк Камиллы. «Пожалуйста, приходите сегодня, в шесть вечера в «Кабанью голову». Скажите трактирщику, что вас ждут в шестом номере, он проводит. Встретиться с вами мне совершенно необходимо».

В первые секунды Альбус запрокинул голову и чуть не расхохотался от радости: Камилла простила его, любила по-прежнему, и теперь… Но тут же он похолодел: записка могла означать и разрыв. «Или у нее что-то случилось… Приходить или нет? Если узнают, что с ней опять сделают дома? Не приходить…» Но в конце коридора мелькнуло черное платье, и Альбус мотнул головой: если бы он сегодня не пошел, он не простил бы себя никогда в жизни.

До шести он не мог ждать спокойно: бегал вокруг замка, призвал метлу и гонял на ней, наконец, пришел в Хогсмид на полчаса раньше, послонялся по улицам, но все же не утерпел: явился в «Кабанью голову». Трактирщик, неодобрительно на него посмотрев, знаком велел следовать за собой.

Дверь с прибитым к ней проржавевшим номером отворилась и затворилась, когда Альбус прошел в комнату. У стола, оперев голову на руку, грустно глядя на свечу, сидела девушка в шали и под вуалью. Альбус медленно подошел к ней, опустился на одно колено, поцеловал ей руку. Камилла молчала с минуту, потом подняла вуаль и уронила шаль на пол.

— Спасибо, что вы пришли, — тихо сказала она. — Встаньте, встаньте. Я чтобы вы меня обняли и поцеловали… Если вы сами этого хотите, конечно.

Он встал, бережно обнял ее и целовал нежно, долго. Потом усадил на диванчик в углу и снова привлек к себе.

— Как вы? — только и смог спросить, глядя на ее бледные, бессильные руки. Она слабо кивнула.

— Ничего. Вы, говорят, блестяще справились с СОВ. А у меня всего одно «Превосходно» — по прорицаниям.

Альбус поморщился, вспомнив, что профессор Фортескью чуть не убила Клеменси, но промолчал, не желая омрачать свидание с Камиллой ничем. Девушка слабо улыбалась:

— У меня все время выходит, что я буду счастлива. Представляете?

— Вы и будете счастливы, — он поцеловал ее в висок. — Нам просто нужно потерпеть еще чуть-чуть. И мы сбежим прямо из школы, чтобы взорвать этот идиотский мир. А после построим свой, где не будет дурацких приличий, правил — словом, ничего, что было бы не разумно.

— Значит, надо просто потерпеть? — она прикрыла глаза. Альбус вдруг заметил, что у ее черных, бархатистых бровей залегли две тонкие морщинки.

— Как вам жилось? — дрогнувшим голосом спросил он. — О чем вы думали?

— Жилось не так уж плохо, — коротко ответила она. — А думала о разном.

— О чем же? — допытывался Альбус, и она вдруг расхохоталась, запрокинув голову.

— А помните, как вы мне подкинули птичьи крылья? Ох и испугалась я тогда! Я же ужасно боюсь мертвых птиц!

— Правда? — Альбус тоже рассмеялся и хлопнул себя по лбу. — Простите, я просто идиот!

— А помните, как вы помогали мне на зельях — я так растерялась, что даже нож не могла взять правильно…

— Это бывает. Зато на полетах вы отлично себя проявили. Взлетели одной из первых, помните?

— Не помню, — она покачала головой. — Там всех затмили вы. Почти что улетели к солнцу.

— Если бы меня не остановили, может, я бы уже сгорел, — он с самодовольным видом заломил руки и вытянул ноги. — Ну а так всего лишь оказался у завхоза.

Лицо Камиллы стало серьезным и строгим.

— Слишком часто вы у него оказываетесь.

Альбус немного покраснел.

— Ничего страшного. У меня шкура толстая.

Камилла приподняла уголки губ, мрачно и насмешливо глядя в пространство.

— Пожалуйста, покажите ваши шрамы, — попросила она. — Мне нужно знать.

Он слегка помялся, но не хотел ей ни в чем отказывать: сбросил мантию, жилет, рубашку и повернулся к ней спиной. Она стала водить по его шрамам тонким пальчиком, словно пересчитывая, а потом вдруг коснулась одного из них губами. Ее прикосновения прокатились бодрящим холодом, а касание губ, такое легкое, неожиданно воспламенило все внутри. Альбус наполовину развернулся, приобняв рукой ее тонкую шею. Но не успел он ее поцеловать, как она выскользнула и отбежала в сторону.