Полет к солнцу (СИ)

— Я люблю его, — голубые глаза Розалин холодно сверкнули. — И выйду за него, какого бы мнения вы о нем ни были.

— По какому праву вы вообще вмешиваетесь? — возмутился Альбус. — Роз — свободный человек.

— Она наша сестра! — Ллойд рванулся, его воротник треснул. — Она обязана нас слушаться, мы мужчины!

— Да?! — фыркнул Альбус. — Сначала получи за полугодие хоть одно «Превосходно», а потом заявлять о своих правах. Мужчина он… Не можешь один раз взять себя в руки и есть за книги.

— Спасибо, Альбус, — Розалин взяла братьев за руки. — Но достаточно. Попробуем разобраться сами.

— Да пожалуйста, — Альбус передернул плечами в раздражении. — Просто меня бесит, когда за других решают, как им жить.

Вскоре Генри волей-неволей пришлось оставить сестру в покое — СОВ приближались, а он не хотел показать себя на них хуже Малкольма или Розалин. В гостиной Гриффиндора стало заметно тише: пятикурсники вплотную занялись подготовкой к экзаменам.

Джейн читала теперь почти круглые сутки, даже на завтрак, вопреки правилам приличия, выходила с очередным конспектом или учебником, так что лицо ее из смуглого сделалось желтоватым, а на лбу расцвели синяки — пару раз она во что-то врезалась. Дональд, на зависть всем, сумел как-то так организовать день для себя и Ричарда с Оливером, так что они успевали готовиться и к СОВ, и к последнему в этом году матчу. Правда, поговаривали, что Ричард и Оливер частенько захаживают в Хогсмид, скупая в «Кабаньей голове» разные снадобья не то для увеличения объема памяти, не то для быстрого умственного развития (хотя, как считал Альбус, чтобы ум развивался, следовало хотя бы изначально его иметь). О чем было известно точно, это о том, что б крыло раз за разом прямо-таки грабили на предмет бодрящих зелий и средств от головной боли.

Их всех гриффиндорцев к экзаменам не готовилась только Нэнси Стюарт. Кажется, она неважно себя чувствовала: похудела и побледнела — а еще стал задумчивой и сосредоточенной, но до начала первой экзаменационной недели и книгу в руки не брала.

— Она считает, что достаточно находилась на отработки к Розье, дабы он замолвил за нее словечко комиссии? — ехидничала Элла Крейвуд, подметившая странную рассеянность Стюарт.

— Нет, скорей всего, она решила уйти из школы после пятого курса, — как всегда замедленно отвечала Геспер Гэмп. — Что ж, мы должны быть благодарны Мерлину, что в ней проснулись зачатки разума. Еще одной грязнокровой швалью в школе меньше. Не понимаю, зачем их вообще берут?

Впрочем, про Эллу тоже нельзя было сказать, что она воспринимает подготовку всерьез, за что Геспер, практически не поднимавшая головы от учебников, нередко ей выговаривала.

— Ах, брось, — отмахивалась Крейвуд. — Кому нужны мои оценки. Девушка должна быть невинным цветком, а не синим чулком. Тебе ведь не нравятся синие чулки, правда, Финеас?

Альбус наблюдал за слизеринцами, стоя перед кабинетом ЗоТИ в ожидании профессора Меррифот. Блэк и Слагхорн как раз остановились у подоконника, на котором, болтая, сидели девочки. Финеас был так погружен в чтение конспектов, что даже не расслышал вопроса.

— Видишь, Элли: вот как надо стараться, — важно сказала Геспер, указывая на Блэка подбородком. — Мы не можем показать себя хуже каких-нибудь Принца или Хитченс.

Круглое лицо Горация исказила саркастическая ухмылка.

— Вы же понимаете, что Финеас занят подготовкой исключительно в силу собственной добросовестности? Посмотрел бы я на того, кто осмелится не поставить высший балл сыну директора.

— Мне не нужны оценки по протекции, — ответил Финеас довольно резко; в эту минуту его лицо херувима сделалась резким и сердитым, страшно напоминающим лицо его отца.

Элфиас предпочитал, несмотря на бурные сцены ревности, которые устраивала капризная Натали, повторять материал вместе с рейвенкловцами. Он, Айла и Лэм почти совсем перестали говорить, и даже Викки приумолкла — слишком, видимо, уставала для своих обычных шуток и шалостей.

Не сказать, чтобы сам Альбус сильно волновался. Экзамены были лишь средством, чтобы выйти вперед. Камилла, почти переставшая появляться в Большом зале, неизменно занимала его мысли. И все-таки последнюю ночь перед СОВ он провел без сна, представляя, будто тяжкие два года, что ждали впереди, уже пролетели, впереди выпускной вечер, на котором они бросятся друг другу в объятия и улетят из Хогвартса на метле, чтобы вместе уйти в новую, огромную, красочную жизнь. Перед рассветом он почти задремал, а разбудил его какой-то шум, доносившийся из гостиной. Он прислушался: то было пение. Десятки голосов — ломкие басы мальчишек и нежные сопрано девочек — выводили:

— Rule, Britannia! Rule the waves:

Britons never shall be slaves.

Хор смолк, но тонкий голосок Джейн и глубокий баритон Дональда упрямо продолжили:

— Still more majestic shalt thou rise,

More dreadful, from each foreign stroke;

As the loud blast that tears the skies,

Serves but to root thy native oak.

Хор снова подхватил:

— Rule, Britannia! Rule the waves:

Britons never shall be slaves.

Поспешно одевшись, Альбус решил выглянуть и посмотреть, что же происходит.

Гостиная была полна народу. На табурете посреди нее стояла Джейн, ее поддерживал под руку Дональд, а гриффиндорцы самых разных возрастов окружали их и напрягали голоса:

— The Muses, still with freedom found,

Shall to thy happy coast repair;

Blest Isle! With matchless beauty crown’d,

And manly hearts to guard the fair.

Rule, Britannia! rule the waves:

Britons never will be slaves.

— Ну что, теперь вам не страшно? — Джейн, блестя глазами, спрыгнула с табурета. — Мы британцы, а британцы ничего не боятся и ничем не выдают своих чувств.

Под аплодисменты Дональд вывел ее из гостиной, и остальные отправились следом. Альбус усмехнулся: способ, которым Джейн решила поднять боевой дух товарищей, напомнил ему Викки, распевающую «Марсельезу» перед визитом к Спэрроу.

За завтраком Мейбл Росс и Лидия Пруэтт приглушенно ахнули и осторожно указали другим. За преподавательским столом, помимо учителей, сидело еще двое: сухопарый лохматый человек с горящими глазами, в котором Альбус узнал Эмерика Свитча, и худенькая, сутуловатая женщина с аккуратно причесанными седыми волосами.

— Кто это рядом со Свитчем? — шепотом спросил мальчик у Розалин.

— Гризельда Марчбэнкс, — ответила она. — Когда-то преподавала в Хогвартсе — как раз когда училась моя мама… Да и твоя тоже. Потом ушла в науку. Теперь, видишь, принимает СОВ и ЖАБА.

— Точно, — встрял Дерек Лонгботтом, теперь почти не разлучавшийся с Роз. — Я ее помню с прошлого года. Она ничего… Спрашивает строго, но завалить не старается. Вот Свитч — он хоть и великий ученый, но немного не в себе.

— Как Рубашечник, что ли? — фыркнула Нэнси. — Представляете, ребята: лет двадцать спустя Рубашечник будет принимать экзамены у наших детей.

— Вот еще, — Джейн возмущенно хлопнула ресницами. — Кто подпустит это чудовище к детям?

— Точнее, у ваших детей, — Нэнси помрачнела. — А я буду гнить где-нибудь в уайтчаппельской канаве с перерезанным горлом.

— Не надо так о себе говорить… — с расстановкой начла Джейн, но Нэнси только отмахнулась:

— Да шучу я, шучу! Для поднятия боевого духа, опять же, — и, потянувшись за бутербродом, она стала напевать себе под нос: — Бритвой по горлышку я полоснула…

У Альбуса в голове было до странного пусто, и так до тех пор, пока пятикурсников, некоторое время после завтрака проболтавшихся без дела, не пригласили в Большой зал, где вместо обеденных столов уже стояли парты.

С письменной работой Альбус управился за полчаса и оставшееся время наблюдал, как корпят другие: вон Айла выводит одну за другой строчки, с силой сжимая перо, а Элфиас, раскрасневшись, пыхтит, точно ежик; Гораций пишет спокойно, даже слегка небрежно, временами задумываясь, а Лэм и вовсе с мечтательным видом уставился пространство… Викки строчила быстро, лишь иногда покусывая кончик пера, а Финеас с досадой тер лоб — кажется, ему достались вопросы, которые он плохо знал.