Полет к солнцу (СИ)

— Вот, значит не мне одному приходила эта мысль! Даже Шекспир ловил себя на том, что говорит все о том же и теми же словами… Но, все, что в нем было хорошего, вся та теплота, делает так, что те же слова каждый раз звучат, как впервые! Трачу то, что уже потрачено… Действительно, ведь и Солнце… Знаете, я понял, что он и правда — гений! Любовь говорит то, что уже сказано — сколько в этом смысла, сколько переживаний — и всего каких-то семь слов!

Он глубоко вдохнул — и не нашелся, что сказать; в груди было так легко и хорошо, что он просто раскинул руки. Камилла вновь рассмеялась, прибавив:

— А вы боялись, дурачок, — и, кажется, испугалась, не обидится ли Альбус на шутливое оскорбление.

Но напротив, он почувствовал, что в эту секунду они стали еще ближе — он даже на секунду отчего-то подумал, будто они — муж и жена. Сбросив наваждение, Альбус нежно обнял и поцеловал ее, после чего, придерживая за локоть, повел наверх, к Астрономической башне, с которой он тогда совершил тот самый прыжок — ему хотелось посидеть с ней на краю площадки, полюбоваться закатом.

Они взобрались на парапет; Камилла упорно смотрела перед собой, на темный массив леса, над которым заря прощально золотила небо.

— Ужасно боюсь высоты, — Камилла прикрыла глаза. — А помните, как вы осенью прыгнули с башни? Мне до сих пор дурно, как подумаю… Как вам вообще такое могло прийти в голову?

Альбус тоже вспомнил необыкновенное ощущение парения.

— Сам не знаю. А вы, наверное, за чокнутого меня приняли?

Камилла покачал головой.

— Нет, я слишком испугалась, чтобы о чем-то думать. Я не хотела, чтобы вы так рисковали, вовсе не хотела.

— Но как же я смог бы иначе, — он неожиданно смутился и почувствовал, что краснеет, — ну… чтобы…

Она тоже покраснела.

— Вы решились взять меня в бою. Наверное, это правильно. Может, я странный человек… Но я никогда бы не поверила, что вы в самом деле меня любите. Со своей точки зрения, вы поступили правильно.

Альбус улыбнулся, чувствуя, что гордится.

— Я в этом не сомневался, — признался он, — хотя друзья меня чуть не убили.

— Они просто любят вас, — Камилла улыбнулась. — Как это прекрасно, когда ты кому-то дорог. Когда кто-то дорог тебе — тоже хорошо, но не так…

Она соскользнула с парапета, стала тихонько прохаживаться по площадке.

— А мне недавно было дорого только то, что у меня здесь, — она прижала пальцы к виску. — Я всегда любила фантазировать, знаете. Представляла, что далеко-далеко есть страна…

— Чудесная? — с готовностью подхватил Альбус.

— Вовсе нет, — Камилла чуть нахмурилась. — Страшная и жестокая. Там правят кровавые тираны. Там следят за каждым чужим шагом, все доносят друг на друга. Людей бросают в тюрьмы, истязают, даже казнят за одно резкое слово в адрес власти. Формально правит король, но он так, тряпка, ничтожество, любящее только эль и виски. Заправляет всем его мать… Ужасная женщина, — Камилла укуталась в шаль. — Страшно жестокая, деспотичная, фанатичная. Она верит, что только так, как живется людям в их стране, — только так и правильно. Людей публично вешают, бьют на площадях кнутами… Римскими кнутами — знаете, что это? Тяжелый кожаный кнут, а на концах костяшки, металлические когти, свинцовые шарики.

Черные глаза Камиллы распахнулись в пол-лица.

— Но есть люди, которые не собираются с этим мириться, — мрачно продолжила она.

— Еще бы собирались! — подхватил Альбус. — Что они делают?

— Одни устраивают покушения на чиновников. Другие партизанят по лесам. Есть и такие, кто уехал за границу и там готовит государственный переворот. Они связались с правительством соседних государств… Получается, желая освободить свою страну, на деле они предают ее.

— А как же им еще… — начал Альбус, но Камилла раздраженно взмахнула рукой. Она так глубоко погрузилась в фантазии, что прерывать ее в самом деле было неловко.

— И мне все мерещились два образа. Юноша и девушка, революционеры… Оба гибнущие почти бесполезно, но безумно любившие друг друга и свою страну, мечтавшие о благе для нее.

— И кто же победил в итоге? — тихо спросил Альбус.

Камилла глядела в темнеющее бездонное небо.

— Этого я так и не смогла решить.

Когда совсем стемнело, Альбус проводил Камиллу до слизеринских комнат. Только когда она скрылась в гостиной, он вспомнил, что завтра наступают пасхальные каникулы и им предстоит не видеться десять дней. Отчего-то стало тревожно.

========== Глава 48. Жертва ==========

На весенних каникулах в школе остались почти все приятели Альбуса, только Гораций и Викки решили встретить Пасху с родными. Айла не хотела оставить детеныша единорога, Лэм не хотел оставить Айлу, Раджану было просто некуда уезжать, а Элфиас остался — к полной для всех неожиданности — из-за Натали Макмиллан, которая не пожелала, чтобы он уезжал. После бала и рождественских каникул Альбус, поглощенный поисками и помощью Клеменси и любовью к Камилле, не успел заметить, как у тихони Элфи также начался роман.

Миниатюрная кудрявая Натали с ее синими живыми глазками и пикантным личиком оказалась особой до безумия энергичной. Она была постоянно готова куда-то идти, что-то придумывать: то пожелала влезть в подземный ход в «Сладкое королевство», о котором Элфи догадался ей сболтнуть, то в разгар учебной недели захотела в Хогсмид, то приказывала достать ей гроздь рябины с верхушки дерева — и непременно залезть самому. Элфиас долго разрывался между ней, требующей неустанного внимания, и остальной компанией, но в итоге Макмиллан всецело подчинила его себе. На каникулах они почти не расставались. Каждое утро Элфиас входил в Большой зал под руку с гордо шествующей Натали, потом они отправлялись в Хогсмид или гуляли по окрестностям, и девочка краснела, кусала губы, дергалась и злилась, когда кто-то из компании обращался к ее спутнику с самым пустяковым вопросом.

— Можете узнать у кого-нибудь другого, — нарочито копировала она французский прононс. — У вас почти все — ходячие энциклопедии. Оставьте Элфиаса в покое.

Альбусу ее поведение казалось смешным, но Элфи, похоже, нравилось: рядом с Натали он и сам становился до того важным, что едва изволил сказать хоть слово. Иногда, впрочем, на него находил стих — похвастаться своим счастьем.

— Натали много понимает в искусстве, — доложил он как-то Альбусу. — Мы с ней обсуждали художников Возрождения, английских художников, а еще она обещала мне показать альбом с картинами русских… Как бишь их? Смешное слово…

— Рад за тебя, — улыбнулся Альбус. В самом деле, он был доволен, что Элфиасу хорошо, что кто-то смог оценить парня по достоинству. Правда, Финеас все ворчал:

— Не понимаю, зачем Макмиллан это нужно. Элфиас — не красавец, не отличник, гораздо ниже ее по положению и беднее… Зачем он ей?

— Нравится, — раздраженно пожимал плечами Альбус — привычка Блэка лезть не в свое дело, при этом громко рассуждая, его все-таки злила. Финеас качал головой, и Альбус начинал распаляться: — Слушайте, он хороший парень! Почему бы ему не понравиться девчонке?

— Здесь совершенно другое дело… — начинал Финеас, но Альбус отмахивался. Его всегда коробили разговоры о чувствах, а сейчас все сильнее разрасталась тревога, связанная — он это понимал совершенно ясно — с Камиллой.

Отсутствию писем он не удивлялся: может, ей просто было не о чем ему написать — но с каждым днем все же сильнее хотелось увидеть ее, и не потому, что он соскучился, просто чтобы убедиться: с ней все в порядке. Под конец Альбус целые вечера стал проводить у ворот, глядя на дорогу, а в день, когда с каникул должны были вернуться те, кто уезжал, торчал на посту чуть ли не с обеда. Уже похолодало и стало темнеть, когда наконец показались повозки. С одной из них помахала рукой Викки, ехавшая вместе с Горацием и Луизой, Альбус ответил и вытянул шею, чтобы увидеть ту, которая непременно поехала бы вместе с подругой, — но увидел только Илларию Малфой, похожую на испуганную болонку, и больше никого. Сердце упало. Альбус пошел вдоль замелявших ход повозок, вглядываясь в них.