Полет к солнцу (СИ)

— Это кузен подруги Менси, — пояснил Джастин. — Они обе сейчас у сестры в комнате.

— Правда? — подпрыгнула девочка, казавшаяся младшей и бывшая, очевидно, самой красивой в семье. — Я хочу посмотреть, какой стала подруга Менс! Мамочка, можно мне пойти к ним?

— Погоди, Вив, отнесешь им чаю с гренками. Да, молодой человек, — спохватилась миссис Йорк, вновь взглянув на Альбуса, — зуб даю, что вы очень голодны. Да-да, я знаю. Ученики моего мужа, ваши ровесники, всегда голодны, как волки. Ничего, для вас мы разогреем картофель и достанем солонину. Оливия, за мной!

Вместе с очень похожей на нее толстушкой Оливией миссис Йорк скрылась на кухне. Альбус благодарно улыбнулся им вслед. Тем временем мистер Йорк, опустившись в кресло и закинув ногу на ногу, стал разглядывать Альбуса с той невольной бесцеремонностью, которая свойственна очень близоруким людям.

— Ваши родственники, родители мисс Хитченс, вытащили мою дочь с того света, — медленно проговорил он наконец. — Я не знаю, что произошло — знаю только, что ее исключили. Однако передайте, что я им благодарен.

— Передам, — просто ответил Альбус. — Мы и дальше Клеменси не бросим. Можете не беспокоиться. С ней будет заниматься учитель из нашей школы.

— Это хорошо, — согласился мистер Йорк. — Девушке очень нужно образование. Да, в общем, любому человеку оно нужно.

Джастин, фыркнув, вышел из комнаты. Отец не обратил на него внимания.

— Вы знаете… — мистер Йорк обвел комнату расфокусированным взглядом, напомнившим Альбусу взгляд Лэма в минуты задумчивости. — Я думаю, скоро наступит такое время, когда не иметь образования будет постыдно.

— Это правда, сэр! — одержал Альбус. — Наука…

— Дело не только в ней, — мистер Йорк взмахнул руками. — Образование помогает поддерживать в себе достоинство. Вы можете представить, чтобы человек, по-настоящему хорошо образованный, унижался? Допустим, льстил начальству и делал подлости товарищам, чтобы заработать чин?

Альбус моргнул; он перестал улавливать нить рассуждений.

— Сэр, я ценю образование, но подличать оно не мешает. Сам видел, как вроде начитанные люди…

— Не начитанные! — прервал его мистер Йорк. — Не начитанные, а образованные. Это совсем другое. Чтение, как и прочие полезные для души занятия, служит одной-единственной цели: сформировать наш характер, привить нам нравственные правила, заставить нас уважать себя, беречь собственное достоинство. Достоинство — вот главный капитал, клад будущего. Знаете, я верю, что унижаться скоро будет объявлено государственным преступлением.

— Да уж, — Альбус покривился от отвращения, вспоминая Оскара Фенвика. — Разных подхалимов вообще надо казнить.

— Ни в коем случае! — отец Клеменси снова взмахнул руками, и только сейчас Альбус понял, что дочери достались глаза мистера Йорка: прозрачные, временами бесцветные, но сейчас наполненные солнечным светом. — Смертная казнь — самое отвратительное изобретение человечества. Это ритуальное убийство, тем более отвратительное, что совершающие его мнят себя честными людьми, стоящими много выше жертвы. Да, собственно, все наше общество построено на этом отвратительном ханжестве: учитель, который сечет ученика, не думает, как сам мерзок, что избивает беззащитного ребенка. Что в сравнении с подобным поступком детские шалости?

— Уже навязался молодому человеку? — весело спросила миссис Йорк, вернувшаяся в комнату с большим подносом, загроможденным блюдами и блюдцами. Оливия с важным видом несла чайник с заваркой.

— Почему же, мэм, мне очень интересно! — воскликнул Альбус. — Мистер Йорк говорит вполне здравые вещи.

— За которые его того и гляди уволят, и что мы тогда будем делать? — поставив поднос, миссис Йорк вытерла вспотевший лоб. Муж подошел и обнял ее за широкую талию.

— Тогда мы снарядим фургон и будем путешествовать по стране цирком-шапито. Но можешь не беспокоиться — косность уходит в прошлое. Близится новый век, наступает новое время. Я думаю, — он обернулся к Альбусу, — что символом нового времени будут права человека. Понимаете? Как в эпоху Ренессанса, человек встанет во главу угла, в центр мира, но уже не избранный — не герой, не гений — а всякий, самый жалкий и слабый… Мы все равны, и права у нас равные.

Альбус колебался, не зная, что сказать — будто одна часть его рассудка безусловно соглашалась со словами мистера Йорка, другая же брезгливо кривилась, не желая быть приравненной разным Дерекам Лонгботтомам и Ричардам Вудам. Выручила его миссис Йорк, объявившая, что к ленчу можно приступать. Все расселись вокруг стола, и даже Джастин, раздраженный, что гость у них задерживается и отец с ним болтает, соизволил присоединиться. Мистер Йорк, положив себе чуть-чуть солонины и картофеля, вновь стал рассуждать об образовании, и Оливия поддержала его, заявив, что непременно станет учительницей.

— Глупенькая, — хихикнула Вивиана. — Это очень тяжело. Я вот, например, хочу выйти замуж за богатого человека.

— Вив, это неприлично! — мать погрозила ей пальцем.

— Почему? — девочка распахнула глаза. — Все девушки этого хотят. А ты сама говорила, что я красивая и в меня будут много влюбляться.

— Ты глупая, — важно заявила Оливия. — И ленивая. Ты хочешь замуж, потому что не хочешь работать. А мне работать нравится.

— А по-моему, девчонкам вообще неприлично болтать за столом, — процедил Джастин. Отец устало покачал головой:

— И как тебе внушить, что девочки имеют право на все, на что имеешь право ты?

— Отец, вы их развращаете, — Джастин покраснел от злости. — Как их воспримут в обществе? Что о них подумают, что скажут?

Альбус скривился.

— Какая тебе разница, что о твоих сестрах скажут люди, которые явно их хуже и глупее?

— Не хуже и не глупее, — поправил его мистер Йорк, — но в самом деле, оглядываться на них не стоит до тех пор, пока ваши действия не могут причинить им настоящую боль.

Между тем Клеменси, несмотря на ворчание брата, все-таки спустилась с Айлой в гостиную — ей хотелось побольше повидаться с Альбусом. Младшие девочки пожаловались на свой спор, и Клеменси с Айлой рассудили, что права, конечно, Оливия: хотя бы потому, что в зависимость от мужа попадать опасно — неизвестно еще, каким он окажется. Джастин побагровел.

— Вы болтаете, как пристало бы только уличным женщинам! — прошипел он. Мать посмотрела на него строго, отец грустно улыбнулся:

— Джастин, девочки здраво и правильно рассуждают. За умными, рассуждающими женщинами — будущее, как будущее за милосердными и кроткими мужчинами. Да, именно так! Женщине предстоит стать тигрицей, мужчине — кротким ягненком. Тогда они построят новое общество — общество прав для всех, общество взаимной помощи и сострадания.

— Рая на земле быть не может, — фыркнул Джастин.

— Зато мы можем удержать землю от превращения в ад, — серьезно возразила Айла, а Альбус горячо вмешался:

— В то, что рай на земле невозможен, верят только лентяи и трусы, которые готовы найти себе любое оправдание, лишь бы ничего не делать!

— Ну и что же делать? — криво усмехнулся Джастин. — Как террористы в России, чиновников взрывать? Путь к милосердию усеян изуродованными трупами… Прелестно.

— Не нужно трупов! — мистер Йорк рубанул руками по воздуху, да так, что чуть не уронил тарелку — к счастью, жена вовремя остановила падение. — Люди просто станут лучше. Просто разучатся подличать, ставить себя выше других, мучить, убивать. Дарвин доказал, что мы эволюционируем, то есть цивилизуемся, развиваемся. Когда-нибудь мы откажемся от любой подлости и от любого насилия. Тогда и наступит подлинный рай.

— Простите, сэр, — остановил его Альбус. — Но эволюция — это более совершенное выживание и подавление конкуренции. Стало быть, она полностью противоположна вашим ожиданиям.

— Нет! — горячо возразила Клеменси. — Это среди животных так. Среди людей уже много веков все иначе. Люди уходят от зверя в себе, создают культуру. Развивается мораль, религия, люди становятся добрее друг к другу. Так что, Альбус, по-моему, отец прав. И вообще, если мы не станем добрее, мы точно вымрем — просто перебьем друг друга. Но мы становимся добрее, — она закашлялась в платок.