Не отбрасывая тень (СИ)

- Что это за место?

- Как раз то, которое выходит к Амазонке.

- И оно особенное, если Цересса отдала его тебе, да?

Он помолчал. Я держал горсть ягод в дрожащих руках и почему-то не чувствовал своих пальцев.

- Да, - после молчания ответил Он. - Я был там пару веков назад… не один.

- Виктор? - затаив дыхание, спросил я.

- Нет. Ты знаешь, о ком я говорю, но рассказывать я не хочу.

Я высвободился из Его объятий, но не обернулся. Мне не хотелось видеть Его лицо.

- И ты хочешь отвести меня в это место? - спросил я и откашлялся, чтобы скрыть дрожь в горле. - Где ты был с человеком, которого любил?

Он вздохнул. Я даже не столько услышал, сколько почувствовал, как Он шагнул ко мне, а в наступившей тишине вдруг раздался шорох раскрывшегося крыла, и следом я принял демоническое обличие и закрылся от Него крыльями.

- Не заставляй меня лгать тебе, - тихо произнес Он, опаляя кожу на моей шее дыханием. - Я тебя не люблю.

- Но я люблю тебя.

И наступила тишина.

И только в этой тишине, в абсолютном молчании, я вдруг понял, что именно я выпалил.

Это вырвалось у меня случайно, под давлением обиды и тревоги от того, что я невольно повторял судьбу человека, которого Он любил; что из-за внешнего сходства Он пытался превратить меня в него. Эти слова вырвались у меня непреднамеренно; так долго охраняемые инстинктом избежать боли, которая за ними последует; так долго сдерживаемые закушенными губами и горьким вкусом разочарования на кончике языка; разочарованием в том, что я - не он, не человек, которого Он любил, и никогда не смогу им стать, и что однажды Он поймет это, а я погрязну в Нем слишком сильно, чтобы дать Ему уйти.

Я выпалил эти слова и почувствовал, как перешагнул границу, которую нельзя было нарушать.

Я так сильно сжал ягоды в дрожащих пальцах, что их сладкий сок потек по моим рукам и закапал на траву, и тишина была такая угнетающая и непроницаемая, что мне казалось, будто я могу слышать звук, с которым капли разбиваются о землю.

- Ты меня любишь, - тихо повторил Он. - Томми… посмотри на меня.

- Нет.

Он резко развернул меня к себе и сжал мои плечи пальцами. Вскинув подбородок с твердым намерением выдержать Его давление, я смотрел в Его глаза… и видел огонь. Огонь, который я ощущал на протяжении всего этого времени с нашей первой встречи; огонь, к которому я тянулся и боялся. Он пылал, он разгорался с такой силой, что мне казалось, будто через Его пальцы на моих плечах я могу ощущать жар.

- Я не люблю тебя, - повторил Он твердо, с легким рычанием в голосе. - Но это не значит, что я ничего к тебе не чувствую, потому что если бы я мог, я бы сжег каждого, кто прикасался к тебе, кто осмеливался хотя бы взглянуть на тебя. Ты мой. Не потому, что мы обручены - это лишь мой способ привязать тебя ко мне. Но потому, что Тьма привела тебя в мой Ад, в мои руки, и я не отпущу тебя даже ценой своей проклятой жизни. И мне совершенно не нужно любить тебя, чтобы гореть от ревности и от того, что ты заставляешь меня испытывать.

Слова, которые я хотел сказать Ему, застряли в моем горле; я смотрел на Него широко распахнутыми глазами и боялся даже пошевелиться.

- Я могу быть монстром, - прошипел Он, притягивая меня к себе, - но я монстр ровно настолько, насколько ты вынуждаешь меня быть им, дорогой, когда думаешь, что мне наплевать.

- А может, - выдохнул я, - ты просто привык оправдывать свою чудовищность поведением других людей, милый? Может, тебе просто нравится, когда другие падают перед тобой и умирают за тебя? Может, ты хочешь того же от меня, но я не могу дать тебе ничего, кроме любви, даже если она тебе не нужна. И даже моя любовь не обратит тебя в принца из монстра, а ты был рожден темным. Твоя мать должна была почувствовать это, когда родила тебя.

Он выпрямился и крепче вцепился в мои плечи, и я почувствовал, как Его когти впиваются в мою кожу. Я думал, что сейчас Он как минимум ударит меня за мои слова, особенно про мать… но тут Он вдруг широко улыбнулся, обнажая длинные клыки. Улыбка напоминала оскал.

- Мы идеальная пара, Томми, - прошептал Он и разжал руки, отпуская меня. - Тьма не ошиблась, приведя тебя ко мне. Ты привлек не Ад своей музыкой, ты привлек меня.

И тут я неожиданно даже для себя шагнул к Нему вплотную и поднял голову, целуя Его в губы. Сейчас, когда дистанция сошла на нет, Он снова стал тем Дьяволом, которого я боялся и перед которым трепетал; Он стал тем, в кого я умудрился влюбиться и мягкость, вуалью скрывавшая Его на протяжении этих трех дней, спала, обнажив темноту и пламя - то, что я любил в Нем.

Как Его глаза.

Он ответил на поцелуй. Впервые за последнее время я чувствовал себя таким живым, как сейчас; все те ласки и легкие поцелуи, которыми Он окружил меня последние дни, не шли ни в какое сравнение с тем огнем, ощущаемым в каждой клеточке Его тела, в теплых губах, в кончиках пальцев, когда Он сжимал мои плечи. Я разбудил чудовище в Нем, того монстра, которого боялся и полюбил, и ожил, когда почувствовал, что нужен Ему - как та самая жертва на алтаре, которой я обещал стать, когда понял, что это пламя испепеляет Его изнутри, рвется наружу.

Оно рвалось ко мне. Оно меня чувствовало. И Он не мог сдерживать этот огонь.

Тяжело дыша и раскрывая мои губы, Он притягивал меня ближе к себе, сжимая мои плечи до боли, и в каждом движении ощущалась такая агрессия, такая пульсация желания, такая неистовая ярость, что я мог ощущать это каждой клеточкой тела, будто удары током, и я чувствовал себя таким слабым рядом с Ним сейчас, таким хрупким в Его руках, пока мое сердце оглушительно билось в груди, и мне казалось, что даже земля пульсирует под нами. Я трепетал в Его руках до кончиков перьев на крыльях, и чем сильнее эта дрожь охватывала меня, тем ближе к Нему мне хотелось быть.

А потом Он разжал пальцы. Устало выдохнул, прислонился своим лбом к моему, посмотрел в мои глаза и слабо улыбнулся, и я ответил на улыбку, ощущая, как чуть припухли мои губы.

Я чувствовал себя удовлетворенным и уставшим, будто наконец получил то, что хотел, и я был готов дать голову на отсечение, что Он ощущал то же самое.

- Я все тебе расскажу, - пообещал Он едва слышно, - но дай мне перенести тебя туда. Я больше не могу находиться в окружении чужих и не иметь возможности даже прикоснуться к тебе, не нарвавшись на чей-нибудь взгляд.

Хмыкнув, я слабо кивнул и прижался к Его груди. Он обнял меня, кладя руки на мою спину, под мои крылья, несколько секунд пытался отдышаться, а потом закрыл меня своим крылом.

И последнее, что я увидел перед тем, как все исчезло - окружающий нас черный дым.

========== Глава LXXVII. ==========

Комментарий к Глава LXXVII.

http://youtube.com/watch?v=JRWox-i6aAk

Гладкая, темная поверхность озера напоминала зеркало. Мы отразились в нем как призраки, потерянные между мирами - бледные, словно бы прозрачные, с растрепанными волосами, с бездонными, черными глазами и едва движущимися белыми губами.

В отражении этого зеркала я спросил у Него, любит ли Он это место всей своей душой, такой же черной, как эти воды, и Он ответил «да». Я спросил, любит ли Он это место так сильно, чтобы хотеть привести меня сюда, и Он снова ответил «да». Я спросил, хотел бы Он любить меня, и Он промолчал.

И тогда я провел кончиками пальцев по поверхности воды, и по нашим призрачным отражениям прошла рябь.

Здесь, в месте, где от берега с серебристо-белым песком до гладкой поверхности черного зеркала был всего один шаг, взяла начало Его история - тяжелая, как Его каменное сердце, и черная, как Он сам.

Он двигался как греческий бог. Он двигался так, словно шел не по песку, а по серебру и лепесткам роз. Он двигался так, будто небеса пытались сковать Его, но ни одни кандалы не смогли бы сдержать это тело, эти длинные ноги, эти сильные руки и широкую мужественную спину. Остановившись на краю берега, прямо на грани черной воды, Он расстегнул одеяние и легко скинул его с себя, обнажая тело, которому мог бы позавидовать сам Аполлон. Это было тело хищника, тело искусства, это было тело любовника небес, изгнанного из Рая, и, чувствуя, что я не свожу с Него взгляд, Он шагнул в воду.