Григорий Шелихов

экспедиции, вызванной восстанием кенайцев, возмущенных насилиями

промышленников, посланных Лебедевым. К такому концу Самойлова Григорий

Иванович, надо сказать, был подготовлен еще два года назад путаным и

не доведенным до конца, как он понимал, разговором Меневского о

каких-то таинственных "англицах", заблудившихся в Кенайской земле.

Особенно тяжелы были подробности мученической смерти Самойлова и его

спутников.

Раздраженные лебедевцами до неистовства, кенайцы, захватив

вероломно в плен Самойлова и его спутников, не пожелавших применять в

свою защиту оружия, судили их, приписывая им преступления лебедевских

ватажников, и приговорили, привязав к деревьям, к смерти огнем и

стрелами. Естественно, что о такой мученической гибели

благожелательного к туземцам Самойлова Шелихов не мог и не хотел

говорить жене, откладывая это дело до отъезда Деларова в Петербург.

- Меневский и Бентам знали, чего лебедевские в Кенаях натворили,

они оба и направили моих людей в ловушку "англицев искать"...

Константин Лексеич и мои люди за это жизнью заплатили, а я... я

"англицев" нашел! - с внезапным горячим гневом заключал Шелихов

полученные от Деларова известия. - Не могу додуматься, под какой

подливой подать эту историю Наташеньке.

Резанов слушал этот рассказ, возмущенно и недоуменно покачивая

головой, и еще более утверждался в своем отрицательном отношении к

Славороссии, проповедуемой его тестем.

2

Николай Петрович Резанов был истинным сыном века, двинутого

вперед духом предприимчивого меркантилизма буржуа и бюргеров и

рационалистическим разумом Вольтера и Дидро. Следуя господствующим

воззрениям времени, Николай Петрович обходил вопросы о поведении

завоевателей и владельцев священной собственности у истоков ее

накопления. Гуманист и эпикуреец по духу, он был озабочен и

заинтересован единственно способами просвещенного управления.

В результате превратностей и испытаний судьбы, беспорядочного

чтения и дружества со многими выдающимися людьми своего времени

Николай Петрович на принудительном иркутском досуге, с весьма трудными

для его пылкого характера материальными лишениями и зависимостью,

следовал собственной системе добра и порядка в мире.

Мир и человечество представлялись Резанову, согласно воззрениям

его излюбленного учителя немецкого философа Вильгельма Лейбница,

скоплением пребывающих в вечном движении "монад". Люди суть "истинные

атомы природы" и зависят от направляющей их силы. В чем заключается

эта сила, каково ее направление, не дано было видеть даже передовому

человеку восемнадцатого века. Следуя "Теодицее" своего учителя,

Резанов признал существующий вокруг него мир лучшим из возможных

миров. В нем все, даже зло, - к лучшему. Это положение Лейбница

вынужден был признать и подтвердить и господин Вольтер в своем

"Кандиде". Все дело в направляющей силе, а сила эта - просвещенная

государственная власть, она дает поддержку, направление и управление

вихревому движению слепых монад. Основные рычаги этой власти -

просвещенный государственный служитель-чиновник и, как временная

скидка на человеческие пороки и невежество, служитель церкви,

оберегающей моральные устои и совесть собственности.

Исходя из этого путаного оптимистического представления о силах,

движущих миром, Николай Петрович Резанов лет через десять после

описываемых событий блестяще доказал еще одно великое положение своего

учителя Лейбница, что "настоящее всегда скрывает в своих недрах

будущее..."

Григорий Иванович по-своему понимал и до некоторой степени

разделял туманные философские концепции зятя. Он улавливал в них веру

в будущее и почерпал силы для борьбы за свое открытие. Он радовался

счастью дочери, - она нашла себе мужа в таком блестящем, образованном

и благородном человеке. Его умиляла щепетильность Резанова в денежных

вопросах и отсутствие интереса к деньгам и приданому дочери. Именно

частые дружеские беседы с зятем развили и укрепили в Григории

Ивановиче отрицательное отношение к попам и поповщине, и поэтому он

неохотно отводил им место в устроении американских колоний.

Рассеянно отвечая на вопросы Сиверса о здоровье, мореход

внимательно смотрел на зятя, который, покачивая ногой, обтянутой белым

чулком, как ни в чем не бывало мурлыкал свою любимую французскую

бержеретку,* что всегда являлось у него признаком хорошего

расположения духа. (* Буколическая пастушеская песня

условно-придворного характера.)

Viens Aurore, je t'implore,

Je suis gai, quand je te vois,

La bergere, qui m'est chere,

Est vermeille comme toi.*

(* Взойди, Аврора, умоляю,

Я весел, когда вижу тебя,

Пастушка, дорогая мне,

Румяна, как ты)

- Попов, попов заведите, Григорий Иванович, на американской

земле... Неприятное, но необходимое условие, чтобы при нынешнем

политическом курсе иметь успех. Вы должны понять мое вмешательство в

игру против интригана Голикова и неоткладно дадите подписать ему

всеподданнейшее ходатайство пред престолом - я сегодня же сочиню вам

брульон* о назначении в американские земли духовной миссии. Сейчас это

в моде! Старые шлюхи всегда любят попов и молитвы, - безмятежно, но

многозначительно, с намеком на царицу, сказал Николай Петрович. (*

Черновую бумагу.)

- Чего, польза будет?! - усомнился Шелихов, не понимая

предерзостного намека зятя.

- Великий философ Франсуа Вольтер говаривал, - с усмешкой на

тонких губах отозвался Резанов, - что если бы бога не было, его

следовало бы выдумать... Спрашиваете, как согласовать его же слова,

облетевшие весь мир, - "уничтожьте гадину"?! Помнить надлежит, что сие

относилось господином Вольтером к иезуитской римской церкви. Наша,

православная, попроще, а к тому же состоять будет на компанейском

коште - уладитесь!

Шелихов быстро сообразил выгоды приобретения для себя столь

сильного союзника и предстателя пред властью за интересы заокеанских

поселений, каким могла бы быть православная церковь. Кроме того, он

знал уже из донесений Баранова о появлении среди индейцев иезуитских и

пресвитерианских миссионеров и квакерских проповедников, знал, что они

являются передовщиками английских и бостонских купцов, и хотел

сражаться с врагом его же оружием.

Через несколько дней наместник Сибири направил в Петербург

императрице сочиненное Резановым всеподданнейшее ходатайство за

подписями иркутских купцов Шелихова и Голикова о посылке на Алеутские

острова и в самое Америку православной миссии и построении там церквей

иждивением "Северо-восточной американской компании".

Одновременно мореход собственноручно и секретно писал Баранову о

предпринятых шагах с попами, которые прибудут, надлежит наладить

добрые отношения во имя интересов доверенного дела, а "дело надо

строить так, чтобы монахи не видели, что делают бельцы,* а бельцы не

видали бы монахов". (* Миряне, гражданское население колоний)

Лично Григорий Шелихов хотел бы услышать в своей Славороссии

древний вечевой колокол новгородской купеческой вольности, но не нашел

способа наполнить его медный язык силой, зовущей в будущее. Его ли в

этом вина?

"Попами Америки не завоюешь", - думал Шелихов, решая в этом же

году, несмотря на неурочное, позднее время, перебросить в колонии

кораблестроительные материалы и большую партию семян для хлебопашества

и огородничества.