Григорий Шелихов

Иванович хлопнул в ладоши.

- Начнем, благословясь! Наталья Алексеевна, поднеси его

высокопревосходительству Ивану Алферьевичу первую чару по старому

русскому обычаю! - обратился он к жене, передавая серебряный подносик

с наполненным водкой хрустальным кубком.

Приняв поднос, Наталья Алексеевна еще раз блеснула восхищавшей

мужа тонкой "политикой", склонившись с подносом прежде всего перед

архипастырем.

- Не пью, не приемлю по званию моему, любезная дщерь. Его

высокопревосходительство не оставит меня выручить, с верой уповаю! -

бледно улыбнулся сухонький архиерей, трижды осенив крестным знамением

бокал с водкой и легонько подталкивая хозяйку в сторону наместника.

Наталья Алексеевна склонилась в низком поклоне перед сияющей

регалиями грудью наместника. Когда генерал, густо крякнув, единым

духом опрокинул в себя содержимое бокала, она, опустив бархатные

ресницы, приблизила к нему лицо. Его превосходительство на мгновение

как будто растерялся и не знал, что делать, но по-военному быстро

нашелся и, обтерев платочком седые усы, не замедлил трижды поцеловать

хозяйку, стоявшую перед ним с опущенными вдоль тела руками.

- Горько! Горько! - не выдержали некоторые гости, но осеклись под

устремившимся в их сторону строгим взглядом начальства.

Закончив обряд, Наталья Алексеевна степенно поклонилась гостям.

- Кушайте, пейте, гости дорогие, что на столе стоит и чем

обносить будут. Не обессудьте, ежели мало запасено или что не по вкусу

придется...

Пир удался на славу. Хотя у Шелиховых не было повара, хозяйка не

ударила лицом в грязь. Столы ломились под мясами всех названий, птицей

домашней и птицей дикой, рыбой речною и рыбой байкальскою, соленьями

грибными, маринадами ягодными собственного сада. Простые и грубые

вкусы сибиряков были удовлетворены сверх всякой меры. Пили

по-сибирски, когда, как говорили, "не пьет, а с посудой глотает".

- Гостьба толстотрапезная! - крутили головами захмелевшие гости,

оглядывая поданных на третью перемену аршинных байкальских омулей,

обложенных моченой морошкой, горками рубленого луку и отваренным в

воде картофелем.

- Ты... ты хрещеный человек или... что ты такое есть, Григорий

Иваныч? Чем ты православных людей в доме своем накормить вздумал? -

обиженно загалдели подвыпившие именитые, ковыряя вилками и разбрасывая

по столу ненавистное "чертово яблоко", принятое ими поначалу за репу.

- Мы к тебе со всем уважением, а ты... насмеяться над нами захотел?

Многие, яростно тряся бородами и отплевываясь во все стороны,

встали. Между тем его превосходительство Иван Алферьевич и иркутский

преосвященный исправно кушали картофель и нахваливали неведомый в

Сибири овощ, слушая рассказ Шелихова, как подают его ежедневно за

столом государыни и знатнейших особ в Петербурге.

Заметив по тревожным взглядам Натальи Алексеевны беспорядок на

дальних столах и сообразив его причину из долетевших выкриков, мореход

вышел на середину зала со стаканом водки и дымящейся картофелиной в

руках, разломил ее, круто посолил и отправил в рот вслед за водкой.

Воспользовавшись молчанием гостей, Шелихов задорно оглядел именитых и

раскатисто громыхнул:

- Кумус кобылячий у мунгалов пьете, господа негоцианты? Гнилую

юколу у якутов и чукчей не раз жрали? А картофель в обиду приняли?

"Чертово яблоко", говорите? Неужто государыня худороднее нас с вами,

когда сама за своим за царским столом картофель эту кушает и не

брезговать божьим даром подданных своих призывает?! Да вы знаете,

какие особы...

- Прекрати, Григорий Иваныч! - Пиль, сверкая регалиями, встал

из-за стола во весь рост. - Всем за стол и есть, есть извольте,

господа купцы! Распиской обяжу выполнять высочайшее произволение! С

сегодняшнего дня! Всех! За кого же вы почитаете его преосвященство и

меня... наипаче меня? И не только нас, но и всех господ чиновников,

которые, как видите, все с благоговением вкушают этот... эти чудные

дары природы, с высоты престола до нас дошедшие.

Господа иркутские чиновники, воодушевленные красноречием

всемогущего начальника, с несравненным аппетитом уничтожали картофель,

чуть ли не отнимая его друг у друга с тарелок. Господа иркутские

негоцианты угрюмо молчали, но возражать, а тем более продолжать

буйство не осмелились. Против имени государыни и против поддержки

наместника с преосвященным не пойдешь. Гришка Шелихов еще раз побил их

наглостью и хитростью. Придется и в этом уступить варнаку.

- Придумали: чертово яблоко! - говорил мореход, обращаясь

преимущественно к наместнику. - Да я этим чертовым яблоком через пять

лет всю Америку завоюю и Сибирь кормить буду. Вы бы народ спросили,

что он про земляное яблоко скажет, купцы именитые! - кивнул Шелихов на

комнаты по сторонам залы, откуда из-за закрытых дверей доносились

оживленные голоса работных и малых людей шелиховского дома,

праздновавших день ангела всеми любимой хозяйки. - Оно и ржицу, и

овес, и полбу заменит, ваше высокопревосходительство! Для него ни

сохи, ни коня не надобно, - каждая баба клюшкой да руками возле избы

посадит и все хозяйство накормит.

- Очень хорошо! Очень! Ты подай мне донесенье, Григорий Иваныч,

об этом самом... об яблоке твоем, да напиши уставно, как садить его и

ходить за ним, а пришлешь к столу своего разведения - каждый день есть

буду! Это тебе не репа или редька - отменная, великатная овощь! -

поддакивал, остывая, добродушный Пиль.

Торжествуя победу, мореход почувствовал необходимость поднять

упавшее настроение гостей и шепнул о чем-то Ивашке Кускову, который

сразу же после этого вышел из зала.

- Что приумолкли, гостюшки дорогие, обижаете хозяйку мою с

дочерьми? - замелькала меж столами, склоняясь поочередно к каждому из

сидевших, крупная фигура морехода. - Мадамам наливайте и сами кушайте,

а мы вас сейчас американской музыкой и плясками красными угостим. Ваше

высокопревосходительство, и вы, ваше преосвященство, удостойте

индианам моим из американской губернии экзамент по всей строгости

учинить из письма, чтения, цифирным выкладкам и закона божьего,

которым к вящей славе отечества обучаю я диких новоподданных. Ругают

меня компанионы за напрасную трату денег...

- А ты не слушай их - делай, знай, свое! - внушительно отозвался

Пиль. - Я писал, хвалил тебя за это перед государыней...

Шелихов подбадривающе закивал головой показавшемуся в дверях зала

Кускову, и сейчас же в зал вкатилась пестрая толпа, человек тридцать

мальчиков, подростков и юношей, частью в русской, а многие в меховой и

кожаной одежде необычного для Сибири покроя. Это были "аманаты" -

заложники. Шелихов и его люди по издавна установившемуся среди

землепроходцев всех наций обычаю выбирали аманатов от разных алеутских

и индейских племен в первые годы освоения заокеанских земель.

Вошедшие ребята резко различались между собой складом лица,

цветом кожи и осанкой. У одетых в русское платье висели через плечо

барабаны, в руках других были бубны, украшенные нитками бисера и

лентами, и дудки из кости животных и дерева. Волосы некоторых были

заплетены в мелкие косицы с воткнутыми в них перьями птиц, ракушками и

пестрыми тряпицами.

- Веекувит, акхани! Здорово, землячки! И ты, Иннуко, и ты,

Атленчин, и ты, Угачек! - весело и громко здоровался мореход с

ребятами. Шелихов знал по нескольку слов из всех наречий встреченных

им племен и пройденных земель и любил похвастаться этим при случае.

- Веекувит, каиш! Здравствуй, отец! - отвечали, растягивая в