Григорий Шелихов

дыма. Обычные в жаркие лета таежные пожары почитались божеским

попущением, тушить их было некому и нечем, спасение приносили осенние

дожди и зимние снега.

Бесконечные дни иркутского лета Григорий Иванович проводил в

своем саду, где в дальнем конце, в зарослях черемухи среди кедров по

обрыву над Ангарой, гудела жизнью и трудом бортевая пасека. Сад

Шелиховых был предметом восхищения немногих и зависти для большинства.

В середине сада красовалось до полусотни раскидистых деревьев

амурской яблони дичка, прищепленных на рыльскую, с родины доставленную

антоновку-каменку. Рядом был разбит ягодник, с отобранными в тайге

лучшими кустами малины щетинки и облепихи; на ягодах облепихи иркутяне

издавна научились готовить крепкие настойки на меду. Еще подальше

раскинулся огород. Половину огорода занимал незнаемый заморский овощ -

картофель. Именитых иркутских купцов, из них многие были компанионами

Шелихова по океанским промыслам и торговле с Китаем, особенно

раздражала возня Григория Ивановича с "чертовым яблоком" - картофелем.

Из предшествовавшей последней поездки в Петербург, в небольшой сумке,

всю дорогу хранившейся под шубой, мореход привез в Иркутск десятка три

картофелин, добытых между делом и тайным путем через подкупленного

садовода из оранжереи при петербургском "фонтанном доме" шталмейстера

Петра Борисовича Шереметева. Там его высаживали для графского стола

рядом с ананасами. Великие достоинства картофеля расхваливали книжки

государственной медицинской коллегии, внедрявшей по личному заданию

императрицы новую, неведомую в России культуру.

Узнав из книжиц об успехах земляного яблока в Англии, Фландрии и

Германии, а главное - о происхождении его из Южной Америки, где оно

было найдено европейскими землепроходцами в высокогорных долинах Анд,

Шелихов прельстился мыслью ввести новую культуру в Сибири и перекрыть

ею постоянный хлебный недостаток в русских поселениях на севере

американского материка.

- Бахвальство! Озорничает и с жиру бесится, - неодобрительно

отзывались иркутские толстосумы о картофельной затее Шелихова. За

мореходом водилась слабость преждевременно хозяйничать в будущем - он

пообещал через десять лет заменить потребление хлеба "чертовым

яблоком" своего огорода и продавать его по десять копеек за пуд.

С Шелиховым купцы во многом не ладили, готовы были дерьмом

закидать его огород. Чем черт не шутит, когда бог спит. Хлебушко, он

кормит не столько пахаря, сколько умного человека: по отдаленности от

хлебных мест иркутские амбарщики, случалось, поднимали ржаную муку до

баснословной для того времени цены в три рубля, в Охотском и на

Камчатке - до восьми, а в американских поселениях - до двенадцати и

более рублей за пуд.

По компанейскому договору многие иркутские хлебники были не

только пайщиками по промыслам, но и поставщиками продовольствия и

других нужных на американском берегу товаров. В возможность замены

хлеба твердым и грязным "каратуфелем" они не верили, но за всем этим

подозревали хитрый подкоп Шелихова под законнейшие, по их убеждению,

купеческие барыши. Поступиться своими барышами они никак не хотели и

искали только случая сократить самоволие морехода. Болезнь Шелихова

дала им возможность по-своему вникнуть в дело.

"Брюхо - твое, хлеб да соль - мое; захочу - на вес золота продам,

захочу - даром отдам!" - как сговорившись, отвечали кондовые иркутяне

на частые упреки Шелихова. Упрекал же он их в живодерстве и

непонимании обязательных, по его мнению, для просвещенных негоциантов

гражданских обязанностей и государственного интереса в обслуживании

продовольственных надобностей американских поселений.

Любопытствуя узнать про столичные новости, указные привилегии и

охранные грамоты, добытые Шелиховым для колоний на американской земле,

компанионы не хотели дожидаться выздоровления Григория Ивановича.

Несмотря на всяческие препятствия, чинимые Натальей Алексеевной,

оберегавшей спокойствие мужа, они поодиночке и как бы невзначай

пробирались в сад Шелиховых, где, как в конторе, вели с ним долгие и

утомительные споры по каждому пункту, плана наилучшего устройства и

прочного закрепления первых поселений на заокеанской русской земле.

- Ежели собрались навестить меня, побеседуем, господа компанионы!

В ногах правды нет, садись в кружок поближе до меня... Кусков, тащи

скамьи! - радушно пригласил в одну из таких встреч топтавшихся вокруг

него купцов Григорий Иванович. - На Наталью Алексеевну не серчайте,

что не допущает вас, женщина - она о своем деле понимает! - шутливо

оправдывал он жену, неласково принимавшую гостей.

Отчет о поездке в столицу, который Шелихов думал сделать собранию

пайщиков по выздоровлении, был продуман им до конца. Он понимал, что

не следует обольщать ни себя, ни своих компанионов надеждами на

поддержку и помощь власти. Освоение и будущее русской Америки

предоставлены собственным силам, разуму и размаху русских людей,

хорошо и то, что мешать не намерены...

- Скучно встретили челобитие мое американской землей, - заключил

он рассказ о встречах и разговорах с сильными петербургскими людьми. -

До государыни не допустили, а на случай - ответ держать придется -

куски бросили. - Шелихов прочел копии указов, добытых через Альтести,

сказал о привезенных в мелкой монете двухстах тысячах рублей. - Все

дело на наши плечи ложится, господа купцы, без народа же плеча нашего

не станет дело поднять! Значит, первое дело народную силу раскачать...

- Не купеческое занятие предлагаешь, Григорий Иваныч! Наше дело

купить товар выгодно - выгодно товар продать, прибылое в кубышку про

черный день положить... Торговлей купеческому сословию силу копить

положено, а не народ мутить, на неведомое дело поднимать. Зачем в

народе душу мечтанием тревожить! - степенно и убежденно возражал

мореходу признанный иркутский "златоуст" Иван Ларионович Голиков.

- Торговать хочешь - товар иметь надо! - пытался Шелихов склонить

компанионов к вложению прибылей компании, как и накопленных капиталов.

Без денег не построишь кораблей, не развернешь мануфактур, ремесленных

промыслов, домостроительства, не откроешь школ и всего того, чем

бостонцы закрепляют за собой необозримые земли. - А кто же у нас

товары работать будет? Где и какие у нас товары против английских или

бостонских стоять могут? Опять же, чтобы товары продать, покупной

народ с деньгой нужен, а мы народ до костей обдираем, труда его хлебом

насущным не обеспечиваем...

- Не купеческое дело взглядывать, кто какие щи варит да есть ли в

них мясо, - купечеству торговать положено, дворянству - в войске быть,

чиновнику - государством управлять, а прочий народ - мох и трава. А ты

знаешь, Григорий Иваныч, для чего трава каждый год нарождается? Коси,

пока отрастает... Раз от казны пособия на Америку не положено, значит

ненужная она нашей державе - так я тебя понимать должен? А что сумеешь

не мудрствуя взять - на то забороны нет... От гордыни, суемудрия и

лукавствия спаси и сохрани нас господь! - истово перекрестясь,

отмахнулся купеческий "златоуст" от развернутых мореходом

соблазнительных картин преуспеяния заморских поселений, ежели в них

капиталы и душу живую вложить.

- Бостонцы и англинцы нам не указ, пускай хучь вдвое дешевле свое

добро предлагают, а за мое мою цену подай! - упорно бубнил новый

компаниои, обрусевший грек Калофати.

- Запретим построже у иноземцев товары покупать! - упирал на