Адмирал Д. Н. Сенявин

Не лучше обстояло дело на Черноморском флоте. Историк Михайловский-Данилевский, сопровождавший в 1818 году Александра I во время его поездки в Николаев и Севастополь, рассказывает, что эокадры плавали не более шести недель в год м не теряли при этом из виду берег. А через несколько лет сам командир Черноморскою флота писал, что военные корабли плавают только «в лучшее время года» и «в самом близком от своих портов разстоянии»⁵.

Сенягсин ясно видел, к каким пагубным последствиям может привести подобное .положение, и всячески подчеркивал значение, которое имеют для флота, его адмиралов, офицеров и матросов ежегодные и многолетние плавания в дальних морях. Сенявин с болью в сердце наблюдал пагубные перемены на флоте. «Пока будут делать все для глаза, — писал он, — пока будут обманывать людей, разумеется, вместе с тем и себя, до тех пор не ожидай в существе ни добра, ничего хорошего н полезного». Бессмысленной и мертвящей муштре он противопоставлял подлинную заботу о настоящей боевой выучке и высоком моральном духе солдат и матросов. «Без духа ни пиша, ни чистота, пи опрятство не делают человеку здоровье. Ему надобно дух, дух и дух».

Сеиявннская критика фруитомании перекликается с мыслями других его современников. Выдающийся деятель русского флота мореплаватель В. М. Головнин в относящейся к 1824 году записке «О состоянии российского флота» сравнил корабли Балтийского флота с «распутными девками»: «как сии последний набелены, нарумянены, наряжены и украшены снаружи, но, согни-вая внутри от греха и болезни, испускают зловонное дыхание, так и корабли наши, поставленные в строи и обманчиво снаружи выкрашенные, внутри повсюду вмещают лужи дождевой воды, груды грязи, толстые слои плесени и заразительный воздух, весь трюм их наполняющий»

•с

Сатирический рисунок нерпой четверти XIX

До «реформ» Траверсе командир в зимнее время следил за сохранением и ремонтом своего корабля. Маркиз же приказал передавать зимой корабли в распоряжение капитана над портом, полностью изъяв их из ведения командиров. Ремонт и подготовка кораблей к кампании вверялись, таким образом, людям, которые сами в кампаниях вовсе не участвовали.

Сеня-вии и Головнин, как и моряки-декабристы Н. А. Бестужев, Штейнгель, Завалишин, Торсон и другие, не раз говорили, что Россия располагает очень незначительным количеством кораблей, способных вести боевые действия. Даже вновь построенные корабли часто нельзя было выслать © море. По адмиралтейскому регламенту Петра Великого, писал в ‘Начале 1826 года Штейн-гель, уже в момент закладки корабля надлежало распределить заказы на орудия, паруса, такелаж, чтобы ко дню спуска корабля «все принадлежности он а го были в готовности. Во все министерства маркиза де Траверсе сего не наблюдалось: корабли ежегодно строились, отводились в Кронштадт и нередко гнили, не сделав ни одной кампании, и теперь более четырех или пяти кораблей нельзя выслать в море» ⁷.

Ведя борьбу с народным движением, -царизм все усиливал полицейский гнет и бюрократизацию режима и, в частности, бюрократизацию военного управления. Полицейщина и бюрократизм заглушали живую мысль, подавляли инициативу лучших офицеров и адмиралов, препятствовали продвижению по службе честных и даровитых людей и содействовали выдвижению всякого рода карьеристов и авантюристов русского и иностранного происхождения. Сенявин асритиковал правительство за опрометчивый подбор флотских руководителей и, что весьма примечательно, рекомендовал внимательно прислушиваться к тому, что о них «речет мир», или, как мы бы сейчас сказали, к обществен нам у -мнению.

Ясно, что эта рекомендация никак не подходила арахчеевым и траверсе. «Для нынешней службы нужны подлецы», — с горечью говорил Рылеев. А Головнин с возмущением писал, что люди «заведомо гиусиаго поведения», раззратные, -пьяные, ни к чему не годные занимают высокие посты на флоте, «заграждая путь» молодым достойным офицерам. Головнин даже назвал Кронштадт «богадельней морских инвалидов».

зо2

Критикуя порядки, насаждавшиеся на флоте, Сеня-иин часто оглядывался назад и ставил в пример александровским ‘Министрам деятелей екатерининского времени. В своих «Записках» он напоминает о большом количестве кораблей, которые выходили © море в .последние десятилетия XVIII века, о тогдашних победах над шведским и турецким флотами, о частых и продолжительных плаваниях, которые предпринимались, «чтобы офицеры и матросы -приобретали лучшие -познания службы своей». Старики во времена Екатерины, писал Сепявин, «мало знали, по они «знали хорошо распорядиться». А теперь «знают много, только под носом не видят ничего». Эти и другие подобные высказывания Дмитрия Николаевича свидетельствуют о том, что он склонен был к известной идеализации старины.

Но в целом критика Сенявина носила безусловно -прогрессивный характер. Решительно восставая против таких «новшеств», как аракчеевщина, Дмитрий Николаевич поддерживал действительно новое па флоте. К -прогрессивным явлениям в жизни флота он относился с явным сочувствием. А таких прогрессивных явлении в те годы было -немало. Т-раверсе и подобным ему реакционерам противостояли люди, которые упорно боролись за укрепление русского флота. Эти люди добились выдающихся успехов в области мороплавания, военно-морского искусства, строительства кораблей и совершенствования их ■вооружения.

На предприятиях, обслуживавших -морское ведомство, «вместе с -ростом числа наемных рабочих все более внедрялось машинное производство. Так, в Николаевском адмиралтействе в период между 1816 и 1828 годами появились машины: «разрезывающая, продавливающая,

сверлящая металл» и другие, причем все они приводились в действие паром. На Богоявленской суконной мануфактуре, обслужива-вшей Черноморский флот, з то же время были установлены трепальная, стригальная, чесальная, ■прядильные и другие машины, служившие, «как для успешнейшей, так н для -прочнейшей выделки сукон»⁸.

Наряду с совершенствованном парусных кораблей начинается строительство судов, приводимых в движение силон пара. В -разгар Отечественной войны 1812 года выдающийся американский изобретатель Роберт Фуль-тон предложил ввести -в России «перевозные» паровые

суда. После того как вопрос был рассмотрен в Министерстве коммерции и в Морском министерстве, царь признал предложение Фультона полезным и решил начать с ним переговоры ⁹. Однако практических результатов переговоры не дали. К созданию судовых паровых машин в Петербурге -приступили уже после окончания Отечественной воины и без участия Фультона.

В 1815 году в столице на «пруду Таврического сада появилось деревянное судно с высокой кирпичной трубой и без парусов. Это был первый русский па-

Первый русский пароход «Елизавета».

роход «Елизавета» с машиной мощностью в 16 лошадиных сил и с колесным движителем. После того как царь с царицей поднялись на борт «Елизаветы» и совершили плавание по пруду, судно было доставлено в Финский залив и ходило между Петербургом и Кронштадтом. Через два года на Ижорском заводе был построен военный пароход «Скорый» с машиной в 30 лошадиных сил, а еще через год пароходы появляются на Черном море.

Применение -паровой машины на кораблях обещало подлинную революцию <в развитии морского дела.

Припомним великолепное описание недостатков парусного корабля, которое дал в «Фрегате «Паллада» И. А. Гончаров:

«Посмотрите на постановку и уборку парусов вблизи, на сложность механизма, на эту сеть снастей, канатов, веревок, концов и веревочек, из которых каждая отправляет свое особенное назначение и есть необходимое звено в общей цепи; взгляните на число рук, приводящих их в движение. И между тем к какому неполному результату приводят все эти хитрости! Нельзя определить срок