Адмирал Д. Н. Сенявин

В то самое время, когда Милорадович и Кочубей разбирали дело Ссиявиил-сына, к ним явился Сепявин-огец. Из сохранившейся протокольной записи разговора Дмитрия Николаевича с министром внутренних дел мы узнаем следующее.

Вице-адмирал Сенявин заявил, что его побудил посетить Кочубея, а также военного генерал-губернатора Милорадовнча дошедший до него накануне слух о том. «будто существует здесь какое-то общество, имеющее вредные замыслы против правительства и что почитают его (Сснявина. — А. Ш.) начальником или головою этого общества». Сенявин заявил, что слух «поразил его самым

чувствительным образом», что «служив всегда с честью, прнобрев и чины и почести, имея большое семейство и от роду 60 лет, он с прискорбием видит себя подобным образом очерненным, тогда как он вышел в отставку, живет почти в уединении и мало куда ездит».

Отвечая Сенявнпу, Кочубей пустился в рассуждения о пагубности преобразований, «подобных тем, которые за последнее время произошли в других государствах», о «ветреных молодых людях, которые прельщаются новостями», о силе и твердости правительства, которое «обратит виновных в прах», и о многом другом. Утомив Се-нявина этими нудными сентенциями, Кочубей как бы невзначай начал полицейский допрос. «Ваше превосходительство,—спросил он,— конечно, об обществах вредных слышали, так же как и я». «Никогда, — ответил Дмитрий Николаевич, — вчера только в первый раз об этом я услышал, когда было сказано мне, что я принадлежу к какому-то обществу и есть оиаго начальник». Кочубей попытался выведать, от кого Сенявип это услышал. Но его снова постигла неудача. «Позвольте, ваше сиятельство,—услышал он в ответ,— чтобы я этого, до времени по крайней мере, не открывал. Честь моя требует не компрометировать приятеля».

Что заставило Сенявина подвергать себя столь унизительному разговору? Действительно ли он так стремился обелить себя лично от слухов, которые могли уронить его в глазах царя и полиции; или он руководствовался другими мотивами? Чтобы ответить иа этот вопрос, следует учесть, что поехал он к людям, которые вели следствие по делу его сына. И хотя в протокольной записи имя поручика Сспявииа ни разу не было упомянуто, ясно, что поездка к Кочубею и Мнлорадовичу была предпринята ради него. Чтобы помочь сыну оправдаться, Дмитрий Николаевич всячески подчеркивал, что он сам и семья его живут уединенно, почти никого не принимают и сами бывают лишь в нескольких семьях почтенных и отнюдь не подозрительных людей. В самом деле, Мордвинову и Попову было по семидесяти пяти лет, а Шепелеву — восемьдесят три ¹⁰⁷. Разговор Дмитрия

Николаевича с Милорадовичем возможно способствовал оправданию Николая Дмитриевича. Но разговор с Кочубеем не снял с семьи Сенявиных подозрения в «неблагонадежности». В этом убеждает заключительная реплика министра внутренних дел. На заявление Сенявина о о своем намерении писать лично царю Кочубей ответил, «что если он уверен в невинности своей... то намерение его оправдаться пред государем не может не быть одобрено». Это «если» Кочубея характеризует подозрительность, с какой полиция относилась к замечательному русскому флотоводцу и патриоту ¹⁰⁸.

Еще более возросла подозрительность полиции в связи с греческими делами. В 1821 году, как известно, греки подняли восстание против турецкого ига. Чтобы шире использовать повстанческие силы островов Эгейского архипелага, чтобы поддерживать отряды повстанцев, действующие на берегу и хотя бы частично помешать туркам использовать свои флот, восставшие греки решили создать свои военно-морские силы. Они располагали немалым количеством легких судов, укомплектованных искусными моряками. Но своего флотоводца, который обладал бы достаточным боевым опытом, у них в то время не было. Когда возник вопрос о кандидатуре на пост командующего, греки прежде всего вспомнили русского адмирала — героя Дарданелл и Афона. Ни один тогдашний флотоводец не одерживал столь крупных побед над турецким флотом, как Сенявин. Он великолепно знал Средиземноморский театр, знал сильные и слабые стороны противника. Наконец, он зарекомендовал себя как подлинный друг греческого народа.

В Петербург пришло письмо «за подписанием многих греков», которые просили адмирала Сенявина «для командования их флотом». Находившийся в русской столице представитель греческого патриотического союза «Фелике гетерия ¹⁰⁸» Булгарн доставил это письмо Мило-радовнчу ². Но царское правительство отказалось удовлетворить просьбу греческих повстанцев о назначении Се-иявииа точно так же, как оно воздержалось от посылки в Грецию войск под командованием Ермолова.

Двойственным, противоречивым было отношение царя к греческому восстанию. С одной стороны, создание дружественного России греческого государства представлялось весьма заманчивым, так как укрепило бы русское влияние на Балканах и избавило бы от угрозы английского проникновения в .район нр'оливов.

Но царь опасался обострения противоречий с другими претендентами на влияние и территориальные захваты на Балканах. К тому же революционное выступление греческого народа против «своего законного» монарха— турецкого султана — подавало опасный пример другим народам. Александр I, вкупе и влюбе с западноевропейскими реакционерами занимавшийся повсеместным удушением революционного движения, не хотел стать на сторону гречоешх повстанцев «и отказал им в вооруженном поддержке.

Передовое русское общество горячо сочувствовало восставшим грекам. Когда -прошел слух о посылке войск в Грецию и о назначении Ермолова командующим этими войсками, Рылеев написал восторженные стихи. Пушкин славил греков, свершающих «великое святое дело» своего освобождения, и стремился, подобно Байрону, стать в их ряды. Декабрист Фонвизин писал, что отказ царя от активной «помощи грекам возбудил «общее негодование русских»³.

Хорошо осведомленное об этих настроениях передового русского общества царское .правительство постаралось скрыть просьбу о назначении Селянина командующим флотом восставших греков и свои отказ удовлетворить эту просьбу.

Сеиявииу отводилась большая роль нс только в планах греческих патриотов, но »и в планах русских декабристов. Сенивииская критика аракчеевщины и гонения, которым Дмитрий Николаевич подвергался со стороны царя, привлекли к нему внимание и интерес декабристов. Немалую роль тут сыграла полемика Сенявина с Александром I по поводу выплаты денег морякам и солдатам своей эскадры. Ходили также слухи о демонстрации против царя, которую позволил себе Ссиявии после увольнения в отставку с половинной пенсией. Рассказывали, что он облачился в парадную форму и стал возле Зимнего дворца с протянутой адмиральской треуголкой. Само собою разумеется, Сеиявииу не были нужны ме-

ДЯ'КИ, которые ему подавали изумленные прохожие. Ему нужно было именно изумление и возмущение публики царем, заставившим одного из крупнейших флотоводцев просить милостыню.

Декабрист Пестель признал на следствии, что как он сам, так и другие члены тайных обществ рассчитывали на присоединение к ним многих высокопоставленных лиц, в том числе и Дмитрия Николаевича Сеяязина. Больше того, Пестель говорил «о намерении Северного общества назначить адмиралов Мордвинова м Сенявина во «Временное правление».

Рылеев, являвшийся одним из руководителей Сез&р-иого общества, предполагал, что после резолюции будет создано Временное правительство, с задачей подготовки и созыва Народного собрания, которое решит вопрос о попом государственном строе. В состав Временного правительства и был намечен, вместе с Мордвиновым, Сперанским и Ермоловым, адмирал Сенявин. То же самое подтвердил и декабрист С. Муравьсв-Лпос-гол. «Что касается до назначения адмиралов Мордвинова и Сенявина во Временное правление, — заявил ом, — то я знаю утвердительно, что князь С. Трубецкой был того мнения, но разделялось ли оно всем Северным обществом, не знаю, и также да чем особенно оно основывалось».

Знал ли Сенявин, что его кандидатура выдвинута революционерами в члены Временного правительства? Судить об этом трудно. Рылеев говорил моряку-декабри-сту Николаю Бестужеву, что в тайные общества входят «люди значительные», не желающие до поры до времени «быть объявлены обществу», а Бестужев предполагал, что Рылеев имеет в виду Сенявина. Но это было лишь заключение самого Бестужева—заключение, оснозан-нос -не на фактах, а на добрых пожеланиях. Таким образом, материалов, которые свидетельствовали бы об участи Д. II. Сенявина в декабристском движении, нет. И можно считать достоверным лишь то, что декабристы рассчитывали в случае успеха резолюции привлечь его на свою сторону и ввести в состав Временного правительства ⁴.