Адмирал Д. Н. Сенявин

Царское решение было несправедливым и незаконным. Разве можно было обвинять Сенявина в том, что после Тильзитского мира он был слишком поздно извещен о необходимости вернуться в Россию и не успел пройти Атлантику до наступления осенних штормов и до начала русско-английской войны. И разве Сенявин нс нашел выхода из, казалось, безвыходного положения, в котором эскадра, отнюдь не по его вине, оказалась в Лиссабоне. Упрекать командующего не было у царя никаких оснований. И уже вовсе незаконно и нелогично было за мнимые ошибки командующего отказывать в возвращении денег, которыми офицеры и матросы ссудили в 1806—1807 годах государство.

Отказ царя выплачивать призовые суммы причинил обиду всем, кто четыре или даже пять лет выносил на своих плечах тяготы и опасности средиземноморских кампаний и походов, тем более, что люди, досрочно вернувшиеся с эскадры на родину, сполна получили прн-

читавшиеся им призовые суммы. Трудно было понять героической команде «Селафанла», взявшей в плен адмиральский корабль «Сед-эль-Бахрн», почему нс платят причитающиеся ей по закону призовые деньги, если корабль этот три года действовал в составе российского флота, а затем был продан царем французам. Трудно было понять офицерам и матросам, почему попирается закон о разделе между личным составом эскадры денег, вырученных при продаже призового имущества, хотя закон этот был подтвержден и уточнен в 1806 году и затем не отменялся. Понятно было только, что нс для самодержцев пишутся законы и нет инстанции, в которой можно было бы обжалован» беззаконие самодержцев. Царскую резолюцию надлежало принять со «смиренным благоговением» и без всяких возражений.

Но Сенякин не смирился. Выждав два года, он снова поднял вопрос о выплате призовых денег. К этому времени русско-французский тильзитский союз отошел в прошлое и сменился войной 1812 года, а русско-английская война, наоборот, сменилась союзом. Кровно заинтересованные в том, чтобы руками русских солдат разгромить своего опаснейшего конкурента — наполеоновскую Францию, правящие классы Англии всячески заискивали перед царем и постарались в точности выполнить невыгодные для них условия договора, подписанного в 1807 году Сеняшшым и Коттоном в Лиссабоне. Наиболее сохранившиеся линейные корабли «Сильный» и «.Мощный» прибыли в Кронштадт. Остальные пять кораблей и фрегат пришли в полную негодность и не могли дойти до русских портов. Л так как по Лиссабонскому договору они должны были быть возвращены в таком же состоянии, в каком были сданы, Англия заплатила за них н заплатила по очень высокой цене³.

Александр I мотивировал отказ выплачивать деньги за взятое сенявннской эскадрой в приз имущество тем. что «самая эскадра, приобретавшая сии призы» оставлена в неприятельских руках. В 1812 году обстановка изменилась, и поводов для удержания призовых денег более не оставалось. Сеня вин составил в этой связи специальный рапорт. До царя этот рапорт не дошел: сменивший Чичагова на посту морского министра Траверсе возвратил его «с стремительным отказом». Но Сснявип не успокоился. Целых пять лет он пробивал своему ра-

порту путь в царский дворец. В 1817 году ом добился своей цели и доказал, что, оставаясь верным своей собственно!! резолюции. царь должен заплатить призовые деньги. Когда Александр прочел сснявинскин рапорт, он сказал: «Сепявин прав, но дерзок. Выдать призы». И их выдали, правда, с запозданием больше чем на десять лет ¹.

Возвращаясь к событиям, происходившим непосредственно после возвращения Сенявнна из Англии, следует остановиться на конфликте, который у него возник с министерским начальством в связи с награждением матросов эскадры орденами. В начале XIX века был учрежден «Знак отличия военного ордена» специально для нижних чинов. На каждую роту, отличившуюся в бою, полагалось «но низшей пропорции» два ордена, по средней — 3—4 и по высшей — 5 орденов. На отличившийся в бою линейный корабль положено было соответственно от 18 до 45 орденов.

Адмиралтейская коллегия запросила Сенявнна, за какие сражения 1807 года должны быть награждены его матросы и солдаты. Дмитрий Николаевич ответил, что награждать следует за Дарданелльское и Афонское сражения и за высадку десантов. Получив ордена, Дмитрий Николаевич приступил к их раздаче. Однако Адмиралтейская коллегия прислала мало орденов, так как производила расчеты <спо средней пропорции». Сенязнн же высоко оценивал героизм матросов и солдат в сражениях 1807 года и выдавал ордена «по высшей пропорции». Он настаивал, чтобы к 340 доставленным ему орденам было добавлено еще 138 и добился своего, несмотря на противодействие начальства ⁵. Эти дополнительно присланные ордена Сеня вин роздал командам кораблей, которые позже других вернулись на родину и потому больше испытали невзгод и лишений.

В то время как корабли, которые Сенявин вол в балтийские порты, силой обстоятельств были задержаны в Лиссабоне и Портсмуте, корабли, остававшиеся в средиземноморских портах, были сначала переданы царем в распоряжение Наполеона, а затем (в 1809 году) буквально за гроши проданы Франции. Команды этих кораблей возратшшсь на родину сухим путем.

Об отношении царских чиновников к героическим участникам средиземноморских кампаний 1806—1807’ гг.

ярко свидетельствует эпизод, связанный с возвращением в Россию из Тулона команд линейных кораблей «Петр» и «Москва».

В начале 1810 года была закончена передача этих кораблей французам и команды выступили в поход. Не имея теплой одежды, они в зимние месяцы прошли через всю Западную Европу; нигде не останавливались без крайней нужды, нигде не задерживались. Когда отряд дошел до Восточной Пруссии, его командир — капитан 1 ранга Гетцен — уведомил Чичагова, что 24 мая по новому стилю он будет на границе. Гетцен просил подготовить к этому времени продовольствие и подводы для отряда. Но изголодавшиеся и изнуренные матросы подошли к границе раньше, чем предполагал их командир. И вот они увидели пограничный столб, за которым простиралась родная земля.

Легко себе представить, что в этот момент чувствовали люди, которые почти пять лет оставались вдали от родины. Но сразу за пограничным столбом на них глянули отвратительные свиные хари прожженных бюрократов. Россиенский капнтаи-исправиик заявил, что получил повеление встречать отряд 24 мая, а матросы «осмелились» идти без отдыха и прибыть на родину уже 9 мая. На этом основании капитан-исправник отказался снабжать отряд даже самым необходимым. Гетцен разъяснял, что он просил о встрече 24 мая по новому стилю, то есть 12 мая по старому, что матросы прибыли, таким образом, только на три дня раньше срока. Но никакие уговоры не действовали на полицейского чиновника. Случайно в это время в Россиенах оказался представитель губернской администрации. Капитан 1 ранга Гетцен попытался было обратиться к нему, однако он, приняв Гетцена за капитана ¹⁰⁵, счел для себя зазорным встречу с офицером такого небольшого чина. Он даже отказался (назвать себя и уехал, не оказав команде никакого содействия.

Двигаясь по Россиенскому, а затем по Шауляйскому уездам, команда, насчитывавшая почти тысячу человек, «довольствовалась содержанием весьма худо»: матросы получали только хлеб, да и то неаккуратно. Правда, простые литовские крестьяне проявляли заботу о матро-

сах и «от усердия некоторых хозяев» те получали иногда вместе с хлебом похлебку. Но большего не было и у самих крестьян.

Весна в 1810 году сильно запоздала, и в середине мая в Литве еще стояли холода. А 17 мая была «чрезвычайная стужа». Виленский губернатор доносил, что в этот день в районе Шауляя померзло и околело более 300 лошадей, коров, овец и свиней, которых крестьяне вынуждены были выгонять за околицу, так как их нечем было кормить. В этот день в Шауляе находилась одна из колонн отряда Гетцена. Командовавший этой колонной лейтенант Гильдебраит никак не мог получить у капитан-исправника лошадей и в ожидании их продержал матросов под холодным дождем в течение пяти часов. В 10 часов утра они выступили из Шауляя. Погода, между тем, ухудшилась: началась буря со снегом и градом. В результате 13 матросов и 2 возчика погибли от мороза, а 1 матрос пропал без вести. Люди, которые не раз выходили победителями над штормами в открытом морс, люди, которых пощадили ядра и пули з жестоких сражениях, люди, которые прошли пешком пол-Европы, стали жертвой бездушных бюрократов.