Мария Каллас

Через три дня после возвращения в США певица приняла участие в благотворительном бале в пользу больных стариков, проходившем в "Вальдорф Астория" и организованном фирмой, занимавшейся связями с общественностью. Она явилась в костюме египетской царицы Хатшепсут, якобы украшенном смарагдами стоимостью в три миллиона долларов. С некоторых пор она относилась к подобным появлениям в обществе с не меньшей серьезностью, чем к премьерам в "Ла Скала". Эльза Максвелл оделась Екатериной Великой.

В Чикаго, где должен был состояться суд, Мария Каллас 15 января дала концерт, чтобы хоть как-то оправдать нежеланную поездку. Ее гонорар составил 10 тысяч долларов. В своей статье в "Чикаго Трибьюн" Клаудиа Кэссиди предугадала направление, в котором впоследствии развивалась карьера певицы: "Она начала так тихо, что даже опоздавшие зрители, с шумом пробиравшиеся между рядами, прислушались. Из огромного арсенала героинь, страдающих манией колоратур, она выбрала сцену ночных блужданий Сомнамбулы, головоломную арию с прелестной линией, выдающей почерк Беллини, и блестяще ее исполнила....Она пела своим самым завораживающим голосом, с призвуком гобоя в тоне, глухо окрашенным....За Сомнамбулой последовала ария теней из "Диноры" Мейербера, героиня которой радостно резвится с тенями, более отрадными, чем окружающая действительность. Эта шаловливая ария в исполнении Каллас казалась отрадней трелей жаворонка: ведь ни один жаворонок еще не удостаивался десяти тысяч долларов за концерт. И все же пение ее в этот вечер не поднялось до божественных высот. Трудные ноты давались певице с усилием, звучали плоско и пронзительно. К счастью, позже Каллас доказала свое мужество....Она исполнила "In questa reggia" из "Турандот" Пуччи-ни. Любому поклоннику оперы известно, что это произведение считается неимоверно сложным для исполнения, благо тесситура сопрано бесчеловечно высока. Исключив Турандот три года назад из своего репертуара, Каллас сказала: "Я не такая дура". Однако теперь она собирается записать ее для фирмы Angel "....Ария повергла публику в восторг, но какой ценой? Тонкой певице, к тому же еще и истинной художнице, пришлось вложить в эту холодную, жестоко-красивую арию все силы, которые у нее только были: она словно булавками загнала ее в сознание публики. В этом не было ничего красивого, ибо звучание форсировалось до смертельно опасной для голоса степени. Однако благодаря мужеству и решительности певицы,стремлению к победе во что бы то ни стало, это стало грандиозным достижением... триумфом для Каллас: ведь мы ценим ее столь высоко, что уверены, что слышим ее прежний голос, когда ом берется за свои коронные партии".

Какая жесткая и в то же время любовно-почтительная ре-цензия! Всего в нескольких словах Клаудиа Кэссиди сформулировала дилемму, возникшую в переломный момент карьеры певицы и выразила в критике свое уважение и заботу о ней. Мария Каллас закончила концерт арией Нормы, "D'amor sull'ali rosee' Леоноры и финальной сценой Лючии.

Пребывание в суде оказалось кратким, хоть Каллас и летела ради него в Чикаго, заодно устроив там концерт: заседание снова бьпо отложено, на сей раз до осени, когда Каллас должна была выступать в Сан-Франциско. Она возвратилась в Милан и 26 январе посетила мировую премьеру оперы Франсиса Пуленка "Диалоги кармелиток". На приеме в честь композитора певица, разодетая, как кинозвезда, была в центре внимания. Перед спектаклями в "Ла Скала", которыми должен был завершиться сезон 1956-1957 годов, она съездила в Лондон, чтобы 2 и 6 февраля спеть там Норму. Харольд Розенталь упоминает в своей хрошке "Ковент Гарден", что можно было бы сыграть и шесть спектаклей, если бы певице не нужно было в феврале записывать в студии Розину (Россини), а в марте — Амину (Беллини).

С гой поры и начался тот вид художественного планирования, что направлено на произведение эффекта. Прибытие в лондснский аэропорт хрупкой красавицы вместо тучной дивы, какой Каллас помнили в Лондоне, попало на передовицы — и снова передовицы появились раньше, чем был показан спектакль опять о певице судили и рядили, в том числе говорили и о том не потеряла ли она, часом, вместе с килограммами и вокальюго дара. В записи этих спектаклей не сохранилось, в связи с чем сему вопросу суждено остаться без ответа, тем более что рецензии были весьма противоречивы.

Розенталь пишет, что ее голос "ни в коей мере не поврежден, напротив, стал ровнее и красивее прежнего". Премьера принесла пешце "один из знаменательнейших триумфов ее карьеры", аплодисменты были более бурными, чем когда-либо, а выходы на послон в конце вечера она превратила в "отдельный спектакль'. Во втором представлении, прошедшем 6 февраля 1957 года, дирижеру Джону Причарду пришлось допустить бисирование кабалетты в дуэте Нормы и Адальджизы: это был первый "бис" в Лондонской Опере со времен окончания войны. Ликование было безмерно, так что пара критических замечаний в отдельных рецензиях потонула во всеобщем восхищении. Статья в "Таймс" гласила: "Нельзя утверждать, будто бы голос Каллас стал красивее. Высокие ноты зачастую звучали сдавленно ("pinched"), время от времени плоско и невыразительно, а интонирование казалось неуверенным - "Casta diva" закончилась очень резко ("very sharp "= слишком высоко)".

Только после этих оговорок автор позволил себе похвалить патетический накал, владение дыханием, легато, драматическое осмысление фиоритур, сказочные хроматические звукоряды Каллас. На страницах "Опера Ньюс" Фрэнк Грэнвилл-Баркер сетовал, что богатство звучания голоса уже не то; он тоже подметил "отдельные пронзительные тона и новую резкость" в нем.

В марте она шесть раз пела Сомнамбулу в "Ла Скала" под руководством Антонино Вотто; в то же время была осуществлена запись для компании ЕМ1. Клаудиа Кэссиди писала, что голос опять вернулся в прежнее состояние, и позволила себе прогноз: "Я уверена, что она будет оставаться великой певицей ближайшие двадцать лет или даже дольше".

Тем временем Мария Каллас готовилась к запланированной на 14 апреля премьере "Анны Болейн" Доницетти. Впервые это произведение было показано 26 декабря 1830 года на сцене "Театра Каркан" в Милане. Главную партию исполняла Джудитта Паста, партию Перси — Джованни Баттиста Рубини. Уже в июле 1831-го они отправились с этой оперой на гастроли в Лондон, где она с тех пор не сходила с афиш, как и в Париже, и шла с большим успехом в течение нескольких десятилетий (Джудитту Пасту сменила Джулия Гризи, Рубини - Марио). Первое возобновление постановки состоялось в 1956 году в Бергамо, прежде чем Висконти и Каллас приступили к работе над этой оперой. Джанандреа Гавадзени, дирижировавший тогда, вспоминал слова своего знаменитого коллеги Джино Маринуцци, сказавшего, что "Анна Болейн" возродится в тот момент, когда появится подходящая исполнительница для заглавной партии.

Висконти и Николай Бенуа выбрали для сценического оформления только лишь черный, серый и белый цвета. Джульетта Симионато (Анна Сеймур) появлялась на этом угрюмом фоне в красном платье, Мария Каллас - в мантии, переливавшейся всеми оттенками голубого, и в великолепных бриллиантах, специально подобранных к ее глазам, форме лица и фигуре - "а уж на сцене, поверьте мне, на сцене у нее была фигура", - говорил Висконти. Бенуа рассказывал, что кроил платья по меркам Каллас, — и всех вдохновлял портрет Анны Болейн кисти Гольбейна. Тем не менее Висконти стремился не к исторической достоверности, а к стилистическому подобию.