У Южного полюса

наши загорались голодным блеском при одних только словах:

«капуста», «шпинат», «салат». Мы с тоской вспоминали о

фруктовом изобилии под тропиками. Но если за столом мы из-за этого

бывали угрюмыми и не в духе, то зато после окончания трапез

трубки восстанавливали наше хорошее настроение. Бедняга же

Гансон, как некурящий, сидел одиноко в стороне.

Некурящий не представляет себе, каким незаменимым другом

является трубка, сколько силы дает табак, независимо от того,

происходит ли это в кругу курящих мужчин в комнате на суше

или в каюте корабля среди жующих и сплевывающих табак

охотников за тюленями.

Трубка мира у индейцев названа так далеко не случайно.

Табак устраняет немало трудностей, смягчает наши горести,

помогает при плохом пищеварении.

В длинные зимние месяцы курение было так же необходимо,

как сон. Мы относились к нему, как к непременной обязанности,

не лишенной к тому же приятности.

Доктор постоянно разнообразил меню. В середине зимы,

наше питание выглядело примерно следующим образом.

Я держусь того мнения, что в арктическую или

антарктическую экспедицию следует брать двух врачей. Опыт показывает,

что во время экспедиции врачи страдают больше других.

Постоянно приходится слышать об экспедиции, вернувшейся из

полярных областей без врача или с врачом, рассудок которого

пострадал. Среди врачей неоднократно наблюдались морфинизм и

кокаинизм с последующим самоубийством.

Быть может это объясняется тем, что их профессия не всегда

оставляет место для других интересов, и поэтому время им

кажется особенно долгим.

А между тем в полярном путешествии на плечах врача

лежит исключительная ответственность.

Так или иначе, но история путешествий в неизведанные

страны показывает, что жизнь врачей, сопровождающих

путешественников, слишком часто омрачается грустными

событиями.

Настоятельно необходимо поэтому, чтобы руководитель

экспедиции, отбирая врача, уже в интересах их самих, проявлял

большую осмотрительность; это тем более важно, что работа

врача исключительно тяжела, а влияние его на окружающих

огромно.

При участии в крупной экспедиции, вроде той, которой

пришлось руководить мне и в которую входил 31 человек, от врача,

желающего быть достойным своего положения, требуется много

такта и сдержанности. При таком количестве людей на палубе

нужно соблюдать строгую дисциплину, а доктору приходится

вращаться попеременно между офицерами и матросами.

В то время как толковый и скромный врач может принести

много пользы и вне сферы своей профессиональной деятельности,

другой врач в результате неосторожности и часто без всякого

намерения причинит большой вред.

Некоторые нежелательные случаи показали, что врач иногда

злоупотребляет своим положением и вытекающими из него

возможностями.

Позволю себе упомянуть только об одном случае, имевшем

место на английском военном корабле, крейсировавшем в

австралийских водах.

Врач ненавидел своего шефа. В пути он использовал свое

положение врача, чтобы объявить капитана без всяких к тому

оснований душевнобольным. Команду принял старший офицер.

В дальнейшем выяснилось, что капитан был совершенно

здоров.

Этот случай показывает, насколько своеобразно положение

врача морской экспедиции, легко приводящее к опасностям и для

него самого и для других. Ему открыт доступ к корабельной

аптеке со всеми ее ядами и возбуждающими веществами. Просто

удивительно, что до сих пор не обращали внимания на

необходимость иметь при снаряжении больших полярных экспедиций

двух врачей, так чтобы один мог контролировать другого.

Общение их между собой на профессиональной почве будет

способствовать их душевному равновесию.

Когда наступает полярная ночь, то образованный человек

страдает в большей степени, менее развитый человек легче

переносит бездеятельность и темноту.

Но даже и среди тех, развитое мышление которых требует

перемен и новых занятий, бывают отдельные личности, которые

могут жить продолжительное время в снежной норе, почти

ничего не делая, без книг, при весьма скромном питании; несмотря

на все лишения, они веселы и здоровы.

В жизни и работе полярного исследователя юмор играет

существенную роль. Наилучшим образом чувствует себя тот,

у кого есть изрядный запас его.

В ходе зимы мы устраивали себе самые разнообразные

развлечения, и они нас прекрасно освежали. У нас были

музыкальные вечера, во время которых каждый участник экспедиции

успешно соперничал с музыкальной шкатулкой, проводились

доклады на темы полярные, литературные, религиозные и

политические.

Все это превращалось в более или менее съедобную окрошку.

Важнейшие вопросы европейской политики обсуждались и без

большого труда разрешались «концертом антарктических

наблюдателей». При этом достигалось главное: дремавшая мысль

пробуждалась к новой деятельности.

Чтобы дать читателю понятие о характере наших зимних

развлечений, привожу программу одного «вечера».

Почти вся наша десятка страдала от замедленного

кровообращения. Неоднократно испытывал я ощущение, что моя левая

рука онемела. Ощущение было такое же, как бывает, когда

лежишь долгое время, подложив под себя руку, на чем-нибудь

твердом. Эту руку часами я почти не чувствовал.

Аналогичные ощущения испытывали и другие участники

экспедиции, однако хуже всех приходилось Гансону.

Чувствительность в нижних конечностях падала у него все

больше и больше. Если он давил на кожу, то оставались надолго

углубления. Лицо его с каждым днем все больше желтело. Глаза

ввалились. При этом он не худел, а по сравнению с осенью

прибавил даже в весе.

Так текли без перемен длинные и темные дни зимы. Медленно'

и скучно проходило время, и лишь обязательная запись

показаний инструментов вносила некоторое разнообразие.

Только к концу июля, хотя солнце скрывалось еще за

горизонтом, начал я подумывать о том, чтобы предпринять для

обследования западной части мыса Адэр большую поездку на санях.

К этой поездке мы готовились задолго.

Доктор и Колбек обследовали содержимое всех наших

ящиков и ларей и отобрали в дорогу продукты наименьшего

веса.

Берначчи привел в порядок отобранные мною инструменты.

Фоугнер проверил сани и палатки. Лапландцы с большой

тщательностью поправили собачью упряжь, набили маленькие мешки

травой, которой мы теперь пользовались взамен чулок6,

упаковали запас корма для собак. Элефсен напек свежих ржаных

лепешек и наполнил ими жестяную коробку.

По окончании приготовлений вся кладь была взвешена,

найдена слишком тяжелой и снова до мельчайших подробностей

вымерена и переупакована. После этого мы стали укладывать

наши продовольственные запасы в большие, удлиненной формы

парусиновые мешки, подогнанные по своим размерам к саням.

Когда все было закончено, мы затянули мешки и прикрутили

их веревками к саням. Затем пришла очередь запасных лыж,

ледорубов с прямым и кривым заступом, тросов и, наконец,

больших оленьих шуб, сверх которых были водружены наши

ружья.

На базе господствовало оживление, упряжные собаки

чувствовали, какие труды им предстоят. Некоторые, смекнув уже

заранее, чем пахнет дело, своевременно заползли в укромные

места, так что их невозможно было найти.

Собаки—любительницы путешествий «паяли от радости. Перед нашей норой в снегу