У Южного полюса

пространстве.

Все было чудесно: и люди и жизнь!

В этом чистейшем воздухе ничто дурное не могло бы

сохраниться, подобно тому, как микробы не могут найти здесь

условия для существования...

Было уже очень поздно—забрезжил рассвет холодного и

короткого зимнего дня. Я забрался в свой твердый от мороза

спальный мешок, плоский и мало привлекательный,

лежавший между мешками лапландцев. Они спали так крепко, что,

несмотря на мою возню при попытках принять в мешке удобную

позу, храп их ни на минуту не прерывался.

Когда я проснулся в 11 часов утра, мороз был 43°. За ночь

все насквозь промерзло. Спальные мешки сохранили, затвердев,

форму нашего тела и лежали подобно гипсовым слепкам с нас.

Хотя мы спали сравнительно хорошо, у нас все же

оставалось ощущение, будто мы мерзли ночь напролет. Муст ходил

с посиневшими губами и дрожал, пока не принялся за работу,

складывая узкие полоски сала, вырезанные в прошлую ночь

из тюленя. Они тоже промерзли и напоминали деревянные

чурки.

Савио разогревал в жестяной кружке над спиртовой лампой

«шоколадное мороженое». Он заявил, что не собирается

проводить в палатке вторую ночь. У него были новые планы, которые

впоследствии оправдались и хорошо себя зарекомендовали.

Муст и я нагромоздили такое количество сала, каким со

спокойной совестью могли пожертвовать, и, разогрев его нашими

неоценимыми маленькими факелами, которые всегда брали с

собой в дорогу, настругали сухих щепок, чтобы с их помощью

заставить сало гореть.

Оба тюленьих сердца зажарили на сковородке, поставленной

на огонь из тюленьего жира. Сами мы поворачивались с боку

на бок не хуже тюленьих сердец, чтобы со всех сторон обеспечить

себе равномерное согревание. Часть тела, обращенная к огню,

была всегда накалена, в то время как противоположная часть

оставалась холодной как лед. В то утро мы вращались вокруг

своей оси так старательно, будто сидели на вертеле.

После того как мы поели и оттаяли немного изнутри и

снаружи, я и лапландец Муст отправились с 10 собаками,

провиантом и инструментами обследовать ближайшие окрестности.

Савио я оставил возле палатки; сейчас же после нашего отъезда

он принялся за устройство более теплого убежища.

К югу от стоянки мы с Мустом нашли в труднодоступном

месте огромные ледники, которые спускались в западном

направлении к морю. Они отрезали от моря бухту, ограниченную с

запада открытой нами землею.

Глетчерный лед сползал по скале высотой в 70 футов и

достигал поверхности моря под углом примерно в 30 градусов.

На западе мы увидели отвесную стену ледника, который

примерно на полмили выдавался в море. Там он поворачивал под

прямым углом к западу и продолжался в виде крутой ледяной

скалы еще около двух миль, достигая высокого гребня горы,

ограничивающей на западе этот огромный ледник.

Когда мы с Мустом поднялись на санях на поверхность

ледника, перед нами развернулся величественный и необычный вид.

Открытая нами вчера земля, где мы оставили Савио, оказалась

островом, лежавшим примерно в четырех милях от берега, как

раз в том месте, где смыкались два огромных ледника,

спускавшихся к морю.

Я назвал остров в честь нынешнего наследного принца Англии—

островом герцога Йоркского. Остров мешал тому, чтобы ледники

начали свое плавание по морю. Огромные массы льда

накапливались у западной оконечности острова. Там они образовывали

тесно спаянное, высоко громоздящееся «ледовое море». Оно

в свою очередь блокировало свободный выход в океан.

Образовывались новые глетчеры, которые, раскалываясь на огромные

куски, низвергались в полярный океан.

Там, охваченный этими ледяными объятьями, лежал темный,

свободный от снега островок. На его западном и южном берегах

возвышались на 70 футов ледники, великолепно отливавшие

белым и голубым цветом. На севере и востоке остров

непосредственно граничил с ледяным покровом океана.

Открытый нами новый остров поднимался на высоту 200 футов.

Он состоял из серовато-зеленого сланца, пересеченного

многочисленными более или менее широкими жилами кварца и местами

прослойками сернисто-железного колчедана.

Сланцевая порода тянулась почти прямо с севера на юг,

обнаруживая исключительно интересные геологические образования.

Здесь легко было распознать и проследить на далекое расстояние

господствовавшие различные условия давления.

Остров имел в окружности около пяти миль. В средней части

в него врезалась с севера на глубину мили бухта в форме

полумесяца; на восточном краю острова посередине также имелась

глубокая бухта. Вторую половину отграничивал один из рукавов

ледника.

С того места, где стояли мы с Мустом, можно было далеко

смотреть в глубь страны. На материке виднелось бесчисленное

количество горных вершин и ледников. Горные вершины

достигали 12 000 футов высоты и были окружены огромными

ледниками. Ослепительная белизна ледников, казалось, придавала

голубому ландшафту особое сияние. Там же, где их обрывистые

края образовывали глубокие расселины и ущелья, они блестели

еще ярче голубым и зеленым цветом.

В южном направлении гребни гор резко выделялись в голубом

воздухе своими остроконечными вершинами и частично были

свободны от снега. К западу же горные вершины имели более

мягкие очертания, местами они закруглялись в форме

белоснежных полушарий, напоминавших девичьи груди.

Эта картина, видимая сквозь окружавший нас голубой

прозрачный туман, была захватывающе прекрасна.

Сделав все необходимые предварительные наблюдения,

касающиеся нового острова и его местоположения, мы с Мустом

направились обратно к месту своей стоянки, куда явились как

раз в то время, когда голубой зимний день уступал свое место

темной ночи.

Савио пока что неплохо использовал время. Из лыжных палок

и подпорок он соорудил остов конической финской палатки,

покрыл его шелковой тканью маленьких палаток, мешками из-

под продовольствия и тюленьими шкурами. У верхушки

импровизированной палатки он оставил отверстие; теперь над ним

вился дымок от большого костра, на котором пылал

тюлений жир.

Палатка примыкала непосредственно к скале и была удалена

от замерзшего моря приблизительно на 10 футов. Она находилась

в безопасном месте, нагромождение камней и снега надежно

защищали ее от юго-восточных бурь, которые были для нас

худшим врагом, чем самый страшный мороз. Вечером в 8 часов

термометр показывал снаружи —44°Ц, однако в наших спальных

мешках мы чувствовали себя в эту ночь вполне уютно. Было так

«тепло», или, точнее говоря, мы так мало мерзли, что не спали,

а, высунув из мешков головы в сторону огня, шутили и болтали

друг с другом.

Савио рассказывал о своей жизни в высоких широтах, о

регулярных поездках на русские рынки, где норвежские лапландцы

делали дешевые закупки и получали много подарков и хорошее

угощение, о том, как прсле справленного праздника мчались

они на своих оленях по снежным равнинам. И пока длился

рассказ Савио, полосы полярного сияния, похожие на органные

трубы, поднимались к зениту длинными рядами, непрерывно

меняя цвет. Мы увидали его через маленькое отверстие в палатке,

и—ничего не поделаешь—пришлось расстаться с непривычным

удовольствием быть в тепле, вскочить на ноги и наблюдать

полярное сияние.

На следующий день мы продолжали обследование и побывали

во внутренней части острова герцога Йоркского. Тут всюду

попадались доказательства того, что массы глетчерного льда,