У Южного полюса

военном обмундировании.

Я исполняю данное мною обещание, сообщая здесь, что всем

надо поучиться обуваться и одеваться у лапландцев.

Зачем навязывать этим людям нашу жесткую обувь?

На протяжении поколений лапландские башмаки и их

своеобразная, но практичная одежда превратились в жизненно

важный для них вопрос. Лапландец питает к своей одежде большую

нежность, чем шотландец к своей юбке. Почему бы не разрешить

им и во время прохождения военной службы носить их красивое

практичное одеяние?

В своей лапландской обуви и на лыжах они могли бы

проходить значительно большие расстояния, чем в варварских

башмаках цивилизованного мира. Зимой они переносили бы любой мороз

и были бы весьма полезны, а не сидели в очереди на приеме в

полковом околотке. Под своей удобной щирокораспахивающейся

курткой лапландец может носить запас провизии на несколько

дней; будучи затянут в тесный мундир, он никогда не сможет

себя хорошо чувствовать.

Украсьте лапландца нашей национальной эмблемой, дайте

ему ружье, используйте его как солдата, и в случае войны он

окажет вам такие же услуги, какие оказали Савио и Муст

южнополярной экспедиции...

Меж тем наступило утро 31 июля. Мы выкарабкались из-под

снега и обнаружили, что буря улеглась. Было 35 градусов

мороза.

Сумрак и туман не позволяли делать наблюдений. Не было

видно ни собак, ни сйаряжения—все занесло снегом.

Мы сочли необходимым обыскать все подряд, извлекая на

поверхность один предмет за другим. Это, однако, происходило

не быстро. Когда мы остановились тут для привала, лед eine во

многих местах был свободен от снега; в других местах его

покрывал старый снег, плотно смерзшийся от холода и от давления.

Когда началась метель, собаки остались лежать неподвижно

и спокойно давали снегу засыпать себя. Их приходилось

отыскивать. Некоторых мы находили, втыкая лыжные палки в

снежные кучи, где, по нашему мнению, могли находиться псы. Других

собак нашли, следуя ходу постромков. Как выяснилось,

отдельные собаки питались собственной упряжью. Они отгрызали по

частям свою шлею, выработанную из тюленьей шкуры, пока

этот источник питания, дойдя до ошейника, не кончался.

Некоторые собаки лежали примерзшими ко льду; в желудке у них

были найдены куски ремня, в то время как остатки

постромков свисали с шеи. Благодаря такому питанию они прожили

три дня.

Восстановить все было не так просто. Сбрую и лямки требова-

лось вновь привести в порядок. Мы наскоро позавтракали

мясными консервами, какао, сухарями, дали собакам галеты и

остатки нашей трапезы и опять двинулись в путь на юг. После

получасовой езды мы обратили внимание на то, что у одной из

собак на языке повисла пустая банка из-под консерзов.

Собака задумала вылизать оловянную банку, и та примерзла к ее

языку.,

К полудню погода прояснилась; перед нами внезапно воз-

никли великолепные ледники горной цепи, которая тянется на

северо-запад от горы Сабин. Эта могучая вершина будет служить

излюбленным географическим центром для топографических

съемок в северо-западном углу Земли Виктории.

Путешествующий в этих широтах как по морю, так и по суше волей-неволей

обращается к пику Сабин и к окружающим его вершинам как

к своего рода дорожному указателю.

Бесчисленные ледники стекают между крутыми скалами

подобно большим белым рекам; за многие мили от берега мы уже

могли различить синевшие в глетчерах щели; издали они

выглядели как темные гребни волн на широком морском просторе.

В отдалении ледники казались великолепными й прямыми,

как стрела, дорогами; по мере приближения к ним стали

видны страшные крутые обрывы, по которым ледники

низвергались в море.

В бухте Робертсон все без исключения ледники спускались

к морю под большим углом, переходившим в конце концов в

крутой обрыв. При этом в ледниках возникали бесчисленные темно-

синие щели. Прежде чем наступила темнота, я обнаружил на юге

далеко выдающуюся вперед часть суши, которую принял

первоначально за полуостров. По-видимому, он был совершенно

свободен от снега.

В связи с этим, а также из-за необычной формы этого куска

суши я пришел к выводу, что он представляет незаурядный

геологический интерес. Я считал также по характеру его

расположения, что на левом берегу, куда, по-видимому, вдавался с юга

небольшой залив, найдется относительно защищенное место

для лагеря. Однако прежде чем мне удалось выяснить

географическое положение полуострова, все окутала мгла.

Я не выпускал из рук компаса. Мы с трудом пробивали себе

путь сквозь нагромождение льдов. Приходилось бежать и

кричать на ходу, поднимать и тянуть тяжелые сани, которые

непрестанно переворачивались, застревали между большими

льдинами.

Вскоре мы попали в зону такого нагромождения льдов, что

с трудом находили дорогу. Отсюда мы сделали вывод, что суша

неподалеку. Несмотря на тяжелую дорогу, собаки потянули

веселее. Они все время лаяли, выли и, по-видимому, так же

страстно рвались к неведомой суше, как и мы. В 10 часов вечера

над нами нависли скалы. Чтобы взглянуть на Южный Крест,

приходилось закидывать назад голову. Созвездие мерцало высоко

вверху над темными очертаниями суши, четко

обрисовывавшимися на фоне синего звездного неба.

К полуночи мы достигли входа в узкий проход,

врезавшийся в сушу. Сначала я принял его за маленький фиорд, но при

ближайшем рассмотрении днем он оказался проливом. От этого

пролива дальше к востоку, между скалами, врезался в сушу

маленький фиорд; именно эту сушу я и заметил с вечера. Здесь

мы нашли прекрасное место для устройства базы, хорошо

защищенное от юго-западных бурь; по опыту мы уже зналич что оттуда

всегда можно ждать самых больших неприятностей. Собаки

выли от восторга. Освободившись от упряжи, они бросились,

невзирая на тьму, к морю, и вскоре мы услышали, как они

вступили в ожесточенный бой с тюленем. Зверь лежал недалеко от

края ледяной стены, представлявшей не что иное, как

обрушившийся ледник; во льду пролива от давления глетчерного льда

образовались полыньи.

Прежде чем заняться устройством базы, мы забили двух

больших тюленей (Уэдделла) и приволокли их к нашей лагерной

стоянке. Здесь их разрубили на куски и сытно покормили собак,

предварительно вырезав для собственного пропитания сердца

и грудинку. Затем мы разожгли из тюленьего жира костер и,

пока Оле варил тюленьи сердца, мы с Савио раскинули между

санями шелковую палатку. После этого поужинали. Тюленье

сало пылало на костре, освещая позади темные скалы, на которые

падали наши огромные тени. Первые человеческие тени во вновь

открытой стране!

Было 45 градусов мороза, когда лапландцы влезли в свои

мешки и глубоко заснули через пару минут. Собаки заснули

на снегу еще раньше—до того как мы окончили свой ужин.

Я же все еще не был в состоянии отправиться на покой.

Прекрасная сверх всякой меры ночь наполняла мою душу благоговейным

восторгом.

Благодарность за дарованное бытие... Чистые звезды там

вверху! Великая неведомая таинственная страна, которой мы

достигли и которую еще предстоит изучить... Труд, одиночество,

лишения, тоска и холод последних дней—все это вызывало во

мне такую покорность провидению, которая либо искажена,

либо совсем неизвестна в мире цивилизации... Мысли самые

чистые, самые ясные поднимались невольно из глубины души,

витали вокруг меня как самостоятельные существа и звучали

в унисон с органными трубами полярного сияния в небесном