У Южного полюса

развернулось с наибольшей красотой. К часу оно начало

угасать, вскоре после этого разразился обычный шторм.

3 июля температура внезапно поднялась до нуля. Ночью

этого же числа мы едва не лишились всего, что имели.

На отдых мы улеглись рано; как обычно, некоторые из нас

читали на ночь, засыпая один за другим. В полночь я Енезапно

проснулся, близкий к тому, чтобы задохнуться от дыма. Оттого

места, где лежал Колбек, поднимались языки пламени. Одним

прыжком я выскочил через узкое отверстие своего спального

ложа. Очутившись в комнате, увидел Кол бека, который

занимался тем, что лил на пылавшие постельные принадлежности

первую попавшуюся под руку талую воду. Колбек заснул при

горящей сальной свече, которую поставил у своей койки, чтобы читать.

Но свеча перевернулась, и огонь быстро распространился; пылал

уже весь потолок. В своем замешательстве Колбек пытался

собственными силами потушить пожар. Это ему не удалось. Скоро

все были на ногах, каждый со своим одеялом, с их помощью нам

удалось затушить огонь. Продолжалось это, однако, довольно

долго.

К счастью, у нас в жилище было так мало воздуха, что нам

самим едва хватало его для дыхания. Если бы огню был обеспечен

больший приток воздуха, то все бы сгорело и мы оказались бы

в ужасном положении.

На следующий день мы устроили под утесом к востоку от

лагеря склад продовольствия. Здесь поместили также несколько

палаток, запас дров, пороха—на случай, если пожар уничтожит

главный лагерь, мы не остались бы ни с чем. Кроме того, я

распорядился, чтобы десять туго набитых вещевых мешков всегда

висели на определенном месте у выхода из жилого дома. Во всех

мешках, кроме продуктов, были спички и другие вещи, которые

в суматохе легко забыть.

14-го я вместе с Фоугнером и обоими лапландцами предпринял

поездку на санях в восточную часть мыса Адэр. На северо-востоке

мыс также поднимался отвесной стеной из моря.

У северной оконечности мыса выдавались из моря два утеса.

Они поднимались над морем примерно на 70 футов и имели

каждый около 4 метров в поперечнике. Как два могучих кряжистых

великана, стоят они здесь. На протяжении веков море самым

причудливым образом избороздило отвесные стены этих

базальтовых колонн. Они хорошо видны с моря, и я занес их на карту,

присвоив им название «Две сестры».

Первоначально мы выбрали направление на юго-юго-восток.

Однако я опасался, что наши сани могут пострадать от тяжелой

дороги, и поэтому послал Фоугнера и лапландца Савио обратно

в лагерь, чтобы они захватили материал для ремонта,

который, быть может, потребуется.

После того как они уехали, Муст и я попробовали

продвинуться дальше на юг, но, несмотря на самые энергичные усилия,

пробраться сквозь льдины с острыми краями было трудно.

Когда, наконец, попалась льдина с плоской поверхностью,

мы в сердцах улеглись на ней. Спальных мешков не было, и в

ожидании Фоугнера и Савио мы спали просто в шубах. Так

лежали мы там, два человека в тысячах миль к югу от Австралии.

Луна висела над нами как большая лампа, и каждый раз, когда

холод будил нас, она оказывалась лицом к лицу с нами. А

огромные белоснежные айсберги, подобно призракам, плясали вокруг

нас в лунном свете.

Мы с лапландцем Мустом спали на снегу, когда вернулись

Фоугнер и Савио. Температура была —27°Ц. Небо было

совершенно чисто, на востоке сверкало полярное сияние.

Теперь мы отправились в путь на юг вчетвером.

Нагромождения льдин становились все более непроходимыми. Наваленные

друг на друга льдины не позволили тащить сани. Было достаточно

трудно продвинуться меж льдин хотя бы на несколько метров

и без саней.

Отчаявшись и измучившись, мы устроили привал. Все наши

старания пропали даром.

Лапландец Муст был особенно угрюм и вял. Он залез в свой

спальный мешок и закрылся там так, что почти не оставил

отверстия для воздуха. Заснул он быстро и при том так крепко, что

даже не проснулся, когда Савио, занимавшийся приготовлением

пищи, не зная, что Муст лежит в мешке, уселся на голову своего

приятеля. Савио думал, что он сидит на одной из головок

голландского сыра до тех пор, пока Муст не стал хрипеть под ним. Так

спать можно только в полярном путешествии после дня тяжелой

работы.

Ночью ледяные поля, которые до этого были по виду так же

недвижимы, как суша, стали передвигаться к востоку.

Льдины все больше громоздились и заметно приближались

к нам. Картина напоминала землетрясение. Холодные и

твердые льдины становились на дыбы, трещали и ломались,

сталкиваясь друг с другом. С грохотом раскалывались ледяные

массивы, и огромные куски льда разлетались по сторонам.

Большие айсберги покоились неподвижно и тихо, не

принимая участия в шумной игре природы.

К востоку от нас поднималась на высоту 5000 футов почти

отвесная стена. Если бы громоздящиеся льды дошли сюда, они,

по всей вероятности, раздавили бы нас, так как на берегу нигде

не было надежного укрытия. Льдины, навороченные у скал,

наглядно показывали, с какой страшной силой они наползают

на сушу.

Единственная возможность спастись от торосов—это найти

пристанище на айсберге; однако на большинство из них было

трудно взобраться. Антарктические айсберги поччи всегда имеют

крутые бока, кроме того, как об этом уже упоминалось, плавают

в окружении зыбкого слоя взломанного льда.

Лишь в одном месте на берегу между мысом Адэр и нашими

санями я обнаружил пещеру, которая могла бы в случае нужды

стать для нас спасительной. Но расположена она так глубоко,

что ледяное крошево легко могло закупорить ее позади нас.

Позже, когда мне довелось побывать тут, я убедился в

правильности этого предположения. Вход в пещеру был полностью

прегражден колоссальной ледяной кучей, достигавшей 60 футов

в вышину.

Ледяной вал внезапно остановился, не дойдя до нас

нескольких сот метров.

Поскольку пробиваться на санях в южном направлении не

было возможности, мы приняли решение вернуться на основную

базу. Однако для того, чтобы мы вообще могли двигаться, нам

пришлось подвязать к саням лыжи: в результате перетаскивания

саней через острые льдины старые полозья за короткий срок

пришли в негодность.

Ремонт поломанных саней на морозе—тяжелая работа. Стоило

прикоснуться к металлическим частям, как кожа рук немедленно

прилипала к ним. Ремни, которыми прикручивали лыжи к саням,

были, как дерево, поэтому пальцы долго еще оставались согнутыми

и неподатливыми. Мы не в состоянии были привязать лыжи так

прочно, как это требовалось, и лишь после того, как разогрели

ремни на груди, мы смогли их сгибать по желанию.

Бутылочку с лекарством нам также приходилось носить

на груди, подвязав ее на тесемке за шею. Лишь таким путем

удавалось сохранять лекарство в жидком состоянии.

Однажды утром на пути к базе мы поднялись на айсберг

высотой в 300 футов. Отсюда открывался необычайно красивый вид.

Солнце было еще за горизонтом, но его лучи уже освещали

наиболее высокие вершины Антарктиды, покрывшиеся румянцем

от поцелуев юного дня. Мы же пока оставались окружены

холодной синевой ночи; она казалась еще темнее из-за того, что день

уже возвещал о своем приходе.

С вершины айсберга мы увидели на юге темную тучу. Ее цвет

свидетельствовал о наличии под ней открытого моря. Пока мы ее

разглядывали, образовался смерч. Было ясно видно, как эта

темная туча непрерывно всасывает в себя воду из разводья во льду.