Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

приятели помогли отцу поставить большие, высокие «распашные» (с

двумя полотнами) ворота, рядом – крыльцо с красивой, легкой калиткой.

Пришлось заняться ремонтом сараев (базов), в одном из которых

находилась (сейчас!) корова и предполагалось держать лошадь (в

будущем!), во втором – хранить сено и дрова. По просьбе мамы, отец

построил во дворе небольшой курятник и легкую летнюю кухню. Позже

огородил двор плетнями. Узкий открытый проход соединял наш участок с

родительским: так проще встречаться с братьями и легче сохранять

внутреннюю близость.

4

Больше, чем на год, отцу пришлось изменить своей «основной

профессии» извозчика, бахчевника и косаря. Близкие знали, что отец – не

рыбак, а бахчевник. Он хорошо знал бывшие войсковые земли, разбирался

в почвах, легко определял сроки работ на бахче и в лугах. Конечно, как

«природный» уралец, он не мог равнодушно относиться к традиционным

речным промыслам. Дед, кроме плуга, косилки и грабель, оставил

сыновьям большую будару, специальную одежду и разнообразное

86

снаряжение, необходимое в дни «рыбацких” праздников» – багренья и

плавни. После революции братья не использовали их в деле, но бережно

хранили во дворе и в сундуке: «Может, когда-нибудь вернутся прежние

порядки на Урале ?».

Местные власти в начале 20-х организовали несколько рыболовецких

артелей. Советы, конечно, не решались восстановить старые местные ловы,

но и не могли отказаться от такого серьезного источника доходов, каким

на Урале всегда являлось рыболовство.

В артели приглашались, как опытные «профессионалы», знающие

местные реки и озера казаки. Но они неохотно («только по нужде»)

соглашались работать вместе с мужиками, которых в старое время не

допускали к «войсковой воде». Опытные «баграчеи» и «аханщики»

говорили: «Ничего не знают. А еще собираются рыбу ловить». Работа

новых артельщиков, по их мнению, – глупая забава или злая насмешка над

настоящим, серьезным делом, так как «ловцы» постоянно нарушали

давние, широко известные правила «честного промысла».

Оставшись без лошади, отец решил заняться работой, близкой ему по

духу Но сначала подготовил к своему отъезду семью: проверил запасы в

погребе, купил необходимые продукты. Теперь был спокоен, так как знал,

что домашние без него месяц и более не станут голодать. Позже он будет

заезжать домой на несколько дней, чтобы найти и купить для семьи все

необходимое.

Уралец вступил в артель «Заря». Работа в ней не была для отца

неизвестным занятием. Он, .хорошо знал «нужные», «удобные» места на

главной реке: мрачные омуты, где «зимовали» осетры и белуги,

стремительные, светлые перекаты, перед которыми весной стояли вобла и

чехонь, тихие, задумчивые заводи, где водилась не любимая им «черная»

рыба – щуки и сомы.

В молодые годы отец ездил не только на Урал, но и на озера,

расположенные недалеко ( в 10–15 верстах) от города. Бывал не раз и на

Камыш-Самарских, но знал их плохо. Честно признавался, что степные

озера и речки за Уралом для него «как чужие». Но вместе с артелью отцу

пришлось работать и там. Трудился он добросовестно (иначе не умел),

быстро заслужил уважение своих товарищей – и как рыбак, и как человек,

умеющий разговаривать с местными жителями.(не только с русскими, но и

с казахами).

Работу в артели отец не считал тяжелой. Он не жаловался на

трудности новой, «бродячей» жизни.. И все же пребывание в рыбачьем

коллективе, рядом с незнакомыми людьми стало для него нелегким

моральным испытанием и причиной внутренней тревоги. Может быть,

источник беспокойства отца находился не столько в работе и артельщиках,

сколько в горьком выводе: он вынужден заниматься делом, которое знал

87

неплохо, но к которому никогда «не лежала душа». Но другой работы,

которая была бы для него интересной, пока не видел и не находил: «Какое

дело без лошади? .И где ее взять?».

ВТОРОЕ КРАТКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

Чем мог заниматься и занимался отец ? Ответить на этот вопрос и

легко, и трудно. Он был «классным» шорником. Иногда, вспоминая свою

молодость и желая украсить лошадь, занимался ремонтом ее упряжи.

Жизнь научила отца многому: он мог восстановить телегу (подводу),

подготовить к работе косилку, определить крепость и остроту плуга и

бороны, вылечить лошадь, добыть в трудное время - продукты для семьи и

корм для скота. Вообще, он мог выполнять любую работу, если знал, что

она нужна семье. По своему характеру отец – постоянный труженик. Не

любил скандальных и ленивых.. Он был человек «компанейский», но

только для родственников и старых приятелей. В работе – строгий, иногда

откровенно жесткий и вспыльчивый. Людей ценил по их отношению к

делу. Перед началом сенокоса осторожно, не торопясь, создавал

небольшую «свою артель». В ней обычно трудились его старые знакомые

и приятели: казаки, татары, украинцы. Они любили работать с отцом, хотя

некоторые жаловались на его ненужную, избыточную требовательность и

не всегда понятную резкость слов. Как «руководитель трудового

коллектива», он не признавал ссылок на болезни и усталость: « Не

мужское это занятие – болеть или жаловаться». Был предан своему делу и

внимательно наблюдал за тем, чтобы его товарищи аккуратно и

своевременно исполняли все необходимое. Отца раздражали кривые

прокосы, резкий скрип несмазанных колес грабель или косилки. Сердясь и

обижаясь, говорил о «не подогнанных» хомутах и седелках, брошенных у

озера мокрых сетях и пр.

В своей небольшом коллективе отец был одновременно

организатором и «главным специалистом», наставником и сторожем. Спал

мало. Товарищи удивлялись: рано утром, еще до восхода солнца, Семеныч

поднимался с постели (кошма на сене или земле), торопливо умывался

(обязательно!), проверял сети, находил и приводил на стан лошадей (когда

не было своих, договаривался с местной властью о казенных), отпущенных

вечером «на волю», собирал терн и ежевику (« к чаю») и т. д.

Члены артели ценили отца как честного и справедливого человека,

думающего об общих интересах (он вел переговоры с властями), знатока

родных степей и лугов. Признавали его жизненный опыт и рабочее

мастерство. Отец единственный в артели умел вершить круглые стога и

длинные скирды, причем так умело, что ни одна капля дождя не проникала

88

внутрь, и сено сохранялось до весны таким же душистым и чистым,

какими оно было во время косьбы.

В зимние месяцы тридцатых годов отец вместе со Степаном привозил

домой сено, оставленное летом в лугах. Ранним утром он выезжал со двора

(мама всегда закрывала за ним ворота), возвращался поздним вечером,

уставший, с лицом, потемневшим от мороза, с сосульками в темных бороде

и усах, и радостно просветленный. Он был рад в очередной раз побывать в

родных местах. Войдя на кухню и перекрестившись перед семейной

иконой, отец сбрасывал с себя полушубок и доставал из дорожного

мешочка небольшую булочку – «кокурку» ( мама положила «на дорогу») и

отдавал ее младшему сыну со словами: «Лиса просила угостить тебя.

Обязательно попробуй». Малыш интересовался: «Откуда она знает меня?

Ответ был простым –Ну, она всех и про все знает.

... Неужели все это было когда-то?

.

5

Свою работу в рыболовецкой артели отец не любил вспоминать и

рассказывал о ней неохотно. Он, вообще, о конкретных событиях в своей