Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

жизнь, которую он старался сохранить в нашем доме. В разговор

вмешалась мама. Она редко возражала отцу, но на этот раз сразу же

поддержала дочь: «Хочет учиться, – пусть учится. Греха в этом никакого

нет».

И отец вынужден был согласиться с мамой.. Может, понял, что

единственная дочь обделена его теплотой и вниманием, что постоянная

работа (фабрика – дом!) сделала жизнь Шуры тяжелой и неинтересной ?

97

Важный для сестры вопрос был благополучно разрешен. Но, мечтая об

учебе и вечерней школе, Шура еще не знала, как трудно одновременно

работать и учиться. Да и в цеху оказалось не все так просто и легко, как

она предполагала.

Семейные катальщицы открыто выражали свое недовольство: ведь им

теперь приходилось чаще, чем прежде, работать в ночную смену (заменять

ученицу). Учеба в пятом классе давалась тяжело. Многое, когда-то хорошо

знакомое в начальной школе, забылось, пришлось восстанавливать в

памяти, чтобы чувствовать себя спокойно и уверенно на уроках. Новые

дисциплины Шура не всегда понимала. Учебники не успевала читать.

Моя сестра впервые открывала для себя некоторые новые стороны

современной жизни. У нее появились непонятные, «странные» (по мнению

отца) желания. Одноклассницы часто рассказывали о танцах и концертах в

доме Карева, женской парикмахерской на Советской улице, новых

фильмах и книгах. Среди учениц оказались несколько комсомолок. Они с

явным удивлением в голосе говорили Шуре: «Ведь ты хорошая работница,

тебе уже столько лет, а ты до сих пор не вступила в комсомол». Наверное,

они полагали, что все девушки обязательно должны быть членами

молодежного Союза? И что могла ответить им сестра? Признаться, что

отец запрещает? Порою Шура думала, что она случайно попала в другой

мир, совершенно не похожий на давно знакомый, домашний. Сложный, не

совсем понятный и пока чужой. С горьким чувством в душе сестра думала

о том, что свое время она упустила такую возможность, что с учебой

опоздала на пять-шесть лет.

Рядом с сестрой в школе оказалась энергичная Полина: она тоже

решила учиться. Но интересовалась не столько уроками, сколько

развлечениями и встречами с ребятами, модной прической и новым

платьем. Вместе с подругой Шура стала пропускать занятия: они гуляли по

Советской улице, иногда заглядывали в дом Карева (в танцевальный зал)

или отправлялись в кинотеатр на последний сеанс. После такого веселого

вечера (точнее: ночи) сестра возвращалась домой заметно возбужденной,

непривычно радостной. Родители обычно не расспрашивали дочь, почему

она пришла поздно, так как знали, что ответ будет коротким: «Задержали в

школе. Учитель проводил дополнительный урок». Ни отец, ни мама не

допускали и мысли, что Шура может обманывать их: ведь дети

воспитывались в «строгих правилах правды». Но дочери, уставшей от

тяжелой работы в цеху и однообразной домашней жизни, так хотелось

хотя бы немного развлечься.

Перед занятиями к нам иногда заходила Полина. И тогда сразу же

строгая атмосфера, привычная для нашего дома, менялась: радостно звенел

голос девушки городской окраины: она рассказывала смешные истории,

исполняла модные песни, показывала новые танцы. К «школьницам»

98

иногда присоединялась молодая тетя (лишь на год-два старше своей

племянницы): она неторопливо и подробно передавала слухи, сообщала о

событиях, произошедших в городе. Отец с явным осуждением смотрел на

молодежь: многое в поведении и разговорах девушек ему совсем не

нравилось. И он с большим трудом сдерживал себя.

С учебой у сестры получилось не совсем так, как ей хотелось. Шура

успешно закончила пятый класс. Но учиться в шестом не смогла. Видимо,

поняла, что не выдержит внутреннего напряжения и жесткого ритма жизни

«дом – фабрика – школа». К сожалению, наша сестра действительно

опоздала с учебой. Не по своей вине. Признавать виновным в

происшедшем с Шурой отца? Вряд ли справедливо. Мои родители, как и

многие представители старшего поколения казаков, сформировавшегося в

прежние времена, оказались на трагическом переломе исторического и

социального времени и серьезно разобраться в его духе и требованиях не

смогли. Они явно не успевали за требованиями новой эпохи, и она

оставалась для них – в целом – непонятной загадкой, как и ее многие

странные по их представлению законы и правила – в отдельности.

9

В середине 30-х у Шуры появился тщательно скрываемый от

родителей (больше от отца, чем от мамы) дополнительный повод

задерживаться на фабрике: она познакомилась с парнем, а познакомилась и

влюбилась в него. Приветливого электрика Ивана (для знакомых – просто

Ваня) знали все работницы фабрики. Найти его в мастерской было

невозможно. Он переходил из одного цеха в другой, наблюдая за работой

станков и приборов. Катальщицы постоянно обращались к нему с

просьбами проверить капризные катки, наладить освещение в цеху и пр.

Немногословный и спокойный электрик внимательно выслушивал

работниц и сразу же осматривал станок: «Сейчас исправлю, а ты пока

посиди, отдохни. Ведь устала, наверное.» Он осматривал шумные машины,

исправлял выключатели, ставил новые лампочки, проверял провода и пр.

Ваня был известен на фабрике не только как хороший специалист, но

и как веселый музыкант: он выступал в праздничных концертах, исполняя

на гитаре и балалайке современные песенные мелодии и танцевальные

ритмы. Парень любил музыку, однако жизнь сложилась так, что ему

пришлось рано работать, а не учиться.

До революции (говорили старожилы) отец будущего электрика

Степан владел небольшой лавкой около Пушкинского сквера. Торговал

всем, в чем нуждались рядовые уральцы – от хлеба и сахара до дешевых

тканей и ниток в шпульках. Рядом с хозяином-«эксплуататором» многие

годы работал пожилой продавец Василий (он же грузчик) из приезжих

99

мужиков. Торговля приносила купцу небольшой доход, но все же

позволяла ему чувствовать себя уверенно и не бояться завтрашнего дня.

Все изменилось во время во время обороны Уральска. Тогда местный

Совет реквизировал товары как в крупных магазинах, так и в небольших

лавках. Торговый «бизнес» Степана рухнул. Восстановить его ( в начале

20-х годов) он не сумел. Бывший купец поступил на службу – лишь для

того, чтобы считаться трудящимся и получать небольшую, но постоянную

зарплату. Работа стала для него тяжелым моральным испытанием: в своем

учреждении Степан попал в зависимость от одного из своих прежних

покупателей, – не самого честного и благодарного. Немолодой служащий

не выдержал беспокойной обстановки и нервного напряжения, тяжело

заболел и в середине 20-х годов скончался. Через год умерла его супруга .

В скромной квартире двухэтажного дома (до революции принадлежал

купцу, но в 1919-м году в особняке поселились две семьи рабочих)

остались дети-сироты.

Главой новой семьи стала старшая сестра Клеопатра (Кленя). Вместе с

ней в квартире жили братья Иван и Петр, а также сестра Вера. Энергичная,

трудолюбивая Клеопатра не жалела себя, спасая детей от голодной смерти

и детского дома. Она выполняла любую работу в бывшей войсковой

больнице, трудилась уборщицей в кооперативном магазине - и

одновременно (по вечерам) посещала занятия в медицинской школе. Через

два года учебы Клеопатра фельдшер – акушерка. Каких усилий и нервов

потребовали от нее работа и учеба? Какой ценой ей удалось защитить и