А. Блок. Его предшественники и современники

важное — поэтически перспективный взгляд на большие пласты русской

истории.

Это открытие повлекло за собой другие, не менее важные и

реализовавшиеся тоже не в «Песне Судьбы». Переосмысление образа Фаины

заставило Блока ввести Спутника также в сцену всемирной выставки, в первую

перипетию, что исторически объясняет поведение Фаины в первой встрече с

Германом; далее, тяготящим воздействием Колдуна-Спутника объясняется

также и расхождение Фаины с Германом в развязке. Это заставило Блока

переосмыслить и образ Германа. Во втором варианте усиленно подчеркиваются

поиски Германом героической позиции в жизни. Однако художественной удачи,

в узкодраматическом смысле слова, все-таки не последовало. Несмотря на

введение историзма в идейную концепцию вещи, поэтически она по-прежнему

строилась на аллегориях, только сами эти аллегории стали сложнее и глубже.

«Сочность, яркость, жизненность, образность, не только типичное, но и

характерное» — как определял Блок направление своих стилистических

поисков в связи с пьесой — с этим аллегоризмом были несочетаемы. Нужны

были новые поиски, и, понятно, не только стилистические. В «Песне Судьбы»

Блок осознал связь этих поисков с большими общественными вопросами, с

большой исторической перспективой. Одна из существеннейших граней

дальнейшей блоковской работы в этом направлении открылась тоже в связи с

«Песней Судьбы». Обогащение образа Фаины историческим мотивом повлекло

за собой поиски аналогичных мотивов и для Германа. В той же сцене на

пустыре в большом монологе Германа поведение героя обосновывается

ответственностью, которая налагается на него историей России, и в

особенности таким ее знаменательным событием, как Куликовская битва.

Монолог Германа остался в пьесе не более чем риторическим высказыванием,

странно не вяжущимся с реальным драматическим поведением героя. Однако,

вспоминая в дневнике о работе над новой кульминационной сценой драмы,

Блок писал: «… здесь родилось “Куликово поле” — в Шахматове» (VII, 187).

В цикле «На поле Куликовом» воплотилось в области-поэзии именно то,

чего искал и не нашел Блок в области драматургии: «На поле Куликовом»

потрясает органичностью связей истории и современности, интимного лиризма

и общественного пафоса, глубочайшего трагизма и величайшей силы

жизнеутверждения. Найден герой, который о трагическом повествует так, что

это облегчает нашу душу подлинно лирическим волнением, и о светлом и

радостном сообщает так, что мы всегда помним, какого огромного напряжения

всех сил человеческих стоит этот катарсис. Здесь найден тот самый принцип

истории в характере, который Блок искал в «Песне Судьбы». Он все-таки нашел

его — но только в лирическом характере. Важно понимать, что эта, быть может,

величайшая из художественных находок Блока была обретена в ходе его работы

над «Песней Судьбы».

В границах данного конфликта сделать пьесу подлинной драмой было

невозможно. То, что Блок нашел важного для себя в работе над ней, он

разрабатывал в других жанрах своей художественной деятельности. Поэтому

вопрос о переделке пьесы, встававший в 10-е годы, для него не мог быть

актуальным. Переделка пьесы, предпринятая в послереволюционные годы,

объясняется вновь возникшими для поэта проблемами народа и интеллигенции

в связи с событиями в стране. В новом варианте Блок произвел решительную

чистку языка, убирая, по возможности, элементы специфически символистской

аллегоричности. Он усилил в пьесе сатирические элементы, введя вновь сцену

в уборной Фаины, во втором варианте исключенную. Далее, смягчены элементы

поисков героики Германа, особенно сильные во втором варианте. Все это вместе

взятое соответствует блоковским идеям о взаимоотношениях между народом и

интеллигенцией уже в революционную пору. Однако основы конфликта

остались в том виде, как они были найдены во втором варианте, — нового

драматического произведения в итоге не получилось.

Выше говорилось о том, что проблема народа и интеллигенции

осмысляется Блоком как объективно-историческая коллизия. Само подобное

представление во многом, очевидно, оформлялось у Блока во время создания

пьесы, ибо определяющие работы Блока на эту тему относятся к концу 1908 –

началу 1909 года, когда концепция пьесы уже сложилась. Учитывая и связь

замысла пьесы с циклом «На поле Куликовом» и поэмой «Возмездие», можно

сделать вывод, обратный тому, который обычно делался в исследованиях театра

Блока. Неверным кажется, по всей совокупности фактов, представление, что все

в театре Блока определяется лирикой. Напротив, важнейшее, существеннейшее

в лирике и публицистике Блока возникает в органической связи и

взаимодействии с театральными исканиями поэта.

4

С точки зрения общей эволюции поэта «Песня Судьбы» стоит на границе

между вторым и третьим томами лирики Блока. В ней намечены, но не

реализованы художественно те большие проблемы жизни, поэтическое решение

которых в третьем томе даст Блока — великого национального поэта.

Складывание гениальной концепции третьего тома, с одной стороны,

катастрофическая неудача с «любимым детищем» — с другой, достаточно

объясняют, почему работа в области драматургии в ближайшие годы отходит у

Блока на второй план. Но Блок считал, что «высшее проявление творчества есть

творчество драматическое» (V, 270), и «театр» в широком смысле слова

занимал слишком большое место в идейно-духовной жизни Блока, чтобы он в

высшую пору своего творчества не испробовал силы в драматургии. В

10-е годы, рядом с третьим томом лирики, возникает «Роза и Крест» — она

представляет собой, по определению исследователя, «крупнейшее, предельное

достижение Ал. Блока в области драматического творчества»271. Какова же

логика появления ее именно в эти годы, каково то особенное содержание,

которое в этот период Блок счел возможным и необходимым решать именно в

271 Медведев П. Н. В лаборатории писателя, с. 234.

драматургической форме? «Розу и Крест» объединяет с третьим томом, прежде

всего, в огромной степени возросший историзм, ставший у Блока творчески

осознанным художественным принципом для воспроизведения образа

современного человека во всей его трагической противоречивости. Образ ветра

истории проходит через весь третий том, трагический «ангел бури» принимает

разные, всегда жизненно конкретные формы в разных разделах книги; иногда

этот ветер подымает «ледяную рябь канала», т. е. пронизывает весь ужас

современной прозаической жизни, но от него же «пригнулись к земле ковыли» в

цикле «На поле Куликовом», где тот же современный человек дается в его

глубочайшей исторической генеалогии, с его возможностями подвига в борьбе с

темными началами жизни и в себе самом и в мире («Недаром тучи

собрались…»). Отсюда понятно, какой значительный интерес представляет для

Блока в этот период собственно историческая тема. Зная Блока — гениального

лирика, автора третьего тома, можно заранее сказать, что произведение на

историческую тему должно быть у него пронизано современными аналогиями и

ассоциациями, что он будет искать в истории возможностей углубленного

понимания корней антагонизмов и коллизий, душевных драм, важнейших

жизненных вопросов, остро стоящих перед современным человеком.

В творчестве Блока в целом «Роза и Крест» стоит несколько особняком,

потому что возникновение ее не совсем обычно для блоковской художественной

деятельности — вещь писалась по заказу, и хотя в ходе работы сильно

изменились и основной замысел, и способы его воплощения, и жанровые

установки автора, тем не менее первоначальные наметки всего построения