А. Блок. Его предшественники и современники

этапа, обстановку, в которой происходит действие, наконец, прямо ввести

исторические события в сюжет произведения. Он хочет дать логику

индивидуального характера героя в единстве с его исторической позицией в

общественной борьбе своей эпохи. В этом и заключается глубокий смысл слов

Блока «верность истории» и « мой Шекспир». Даже сама фабула драмы

непонятна, если не учитывать этого стремления автора. По мере работы над

драмой происходило уточнение конкретной обстановки, в которой протекает

действие; в тексте самой драмы постоянно называются реальные исторические

лица, вокруг которых поляризуются борющиеся социальные силы. Блок сначала

все более точно связывал действующих лиц с полярными силами в этой борьбе.

Одновременно шел другой процесс — внутреннего обогащения персонажей,

усложнявший также и их соотношения с социальными станами. В итоге работы,

представлявшей специфические трудности, конкретный исторический

«подтекст» мог и не проступать во всей отчетливости. С целью его прояснения

Блок написал примечания, без которых не вполне понятны события,

происходящие в драме.

Однако важнее всего для пьесы, разумеется, не эта прямая основа событий.

Важнее всего общая атмосфера исторической тревоги, смуты, всяческих

социальных волнений. Все время речь идет о событиях грозных и тревожных —

о мятежах крестьян, на которых охотятся феодалы, о восстаниях ткачей, о

религиозных распрях. Низменные персонажи (Граф, Капеллан) объясняют

детали быта, связанные со смутой, плоско, грубо — происками и разбойным

характером альбигойцев, Раймунда Тулузского, стоящего за ними. Для самого

Блока главное то, что разные проявления исторической тревоги — в быту,

поведении людей, в их общественных столкновениях — сливаются в некую

единую волну, в единое целое. Принципиально то, что и центральная

конфликтная ситуация драмы, связанная с темой смутного зова, слышащегося

Изоре и реализующегося в конце концов в песне Гаэтана о Радости-

Страданье, — тоже одно из проявлений общей тревоги, большого перелома

жизни, который только «обывателями» может восприниматься как ряд грабежей

и убийств. Сложная душевная жизнь людей, томление Изоры, трагическая

судьба связанного с ней Бертрана существуют во всей совокупности

исторической обстановки. Блок стремится ввести эту историческую тревогу

непосредственно в характеры людей, создать на этой основе красочные,

жизненно конкретные индивидуальности в духе шекспировских героев.

Многообразными были специфические трудности, которые встретил Блок.

Прежде всего он вступил в столкновение с заказчиком, М. И. Терещенко.

Столкновение это никогда не переходило в прямой и открытый спор, но

тянулось с начала работы над драмой, т. е. с весны 1912 г., до тех пор, пока

драма не оформилась окончательно. Начальный момент этого внутреннего

спора зафиксирован в дневниковой записи Блока от 3 мая 1912 г., когда

обсуждались первые контуры намеченного Блоком драматического конфликта.

Исходная ситуация-заявка в либретто предусматривала для Бертрана, слуги,

посланного за «певцом», роль «рокового злодея». При обдумывании сюжета

характер начинает занимать Блока; поскольку действие относится к эпохе

общественных смут, образ человека из социальных низов, замешанного в

событиях сложного трагедийно-философского плана, связанных с

революционным брожением, может представлять значительный интерес.

Прямолинейный образ злодея балетного либретто не дает возможностей

включения его в более сложные пласты развивающегося замысла. Терещенко

подсказывает Блоку способ усложнения образа, сначала заинтересовывающий

Блока: он предлагает сделать Бертрана умным и одновременно смешным

человеком, испытывающим злобу, зависть и ненависть к «вечному празднику»

(VII, 142), царящему в замке. Психологические краски, предлагаемые

Терещенко, уводят в сторону от того, что больше всего занимало Блока в его

замысле, — от изображения эпохи социальной смуты и ее духовных коллизий.

Как показывают дневниковые записи Блока всего этого периода, Терещенко

развивал перед поэтом своего рода концепции «искусства для искусства». Так,

Терещенко утверждал, что он «не понимает людей, которые могут

интересоваться, например, политикой, если они хоть когда-нибудь знали

(почувствовали), что такое искусство…» (VII, 163). Ближайшие же наброски

Блоком характера Бертрана показывают, что он идет совсем иным путем. Его

Бертран — сын тулузского ткача, он самостоятельно «пробивался» в рыцари, он

многое перенес в своей жизни. Угрюмым он стал из-за этих трудностей. Но

главное то, что он «белая ворона» среди рыцарей не только потому, что его

постоянно унижают, — дело не только в двусмысленности социального

положения. Дело еще и в том, что он сам постоянно чувствует себя человеком

социальных низов, лопавшим в чуждую, внутренне ему далекую среду, он не

может сочувствовать «забавам» вроде охоты на крестьян, и т. д. Блок строит

образ демократического человека в сложной социальной ситуации. Это

органично для него: в духовной жизни Блока 10-х годов проблема

демократического человека в обстановке развала старых социальных норм и

революционного брожения в стране и в мире играет огромную роль, и работа

над образом Бертрана идет в этом же направлении.

Далее, Блок усложняет образ Бертрана нравственными элементами, делает

этого героя носителем любви, верности, безусловной преданности раз навсегда

принятым обязательствам долга и чести. Сочетание демократических и

трагедийно-нравственных начал и дает образ Бертрана, снимает возможность

трактовать весь конфликт в связи с ролью Бертрана в нем в духе «искусства для

искусства». Итоги спора с Терещенко по поводу конфликта и характеров «Розы

и Креста» обобщены Блоком в дневниковой записи от 23 февраля 1913 г.:

«… искусство связано с нравственностью. Это и есть “фраза”, проникающая

произведение (“Розу и Крест”, так думаю иногда я)» (VII, 224).

Решение такого рода проблем было делом сложным для Блока ввиду

трагической противоречивости его мировоззрения. Отводя соблазны красочно-

зрелищного плана, он наткнулся на новую трудность, возникшую уже из

коллизии между его новыми художественными поисками и конфликтным

замыслом, во многом восходящим к его прежним исканиям. Все более

углубляясь и усложняясь в нравственном плане, приобретая двойственность в

отношении фабульных событий драмы, образ Бертрана органически перестает

быть главной движущей силой в сюжете. Однако надо было найти фигуру,

действия которой имели бы прямое отношение к основной теме и

одновременно — к историческим событиям, описываемым в драме. Единство

конкретно-исторических и философско-психологических начал подсказывалось

Блоку всей логикой его пути драматурга и стремлением к «шекспиризации».

Эпоха, которую изображает Блок, в его толковании является переломом

революционного типа. Естественным для Блока в этих условиях представляется

стремление прямо соединить историческую действенность с определенным

типом личности, при этом играющим ведущую роль в конфликте. На

протяжении долгого и самого трудного периода в работе над драмой Блок

возлагает подобную роль на образ Гаэтана. Носитель романтического «зова»

становится вместе с тем и активным участником исторических событий:

Если там льется

Кровь оскорбленных, —

Все мы встанем под знамя восстанья

И будем сражаться за правых!273

В ходе напряженной работы над действенным началом в драме Блок делает

Гаэтана альбигойцем, идеологом и одним из вожаков вооруженных

крестьянско-ремесленных отрядов, ведущих революционную войну с