Смейся, паяц!
Смейся, паяц! читать книгу онлайн
Александр Каневский – замечательный, широко известный прозаик и сценарист, драматург, юморист, сатирик. Во всех этих жанрах он проявил себя истинным мастером слова, умеющим уникально, следуя реалиям жизни, сочетать веселое и горестное, глубокие раздумья над смыслом бытия и умную шутку. Да и в самой действительности смех и слезы существуют не вдали друг от друга, а почти в каждой судьбе словно бы тесно соседствуют, постоянно перемежаются.В повествовании «Смейся, паяц!..» писателю удалось с покоряющей достоверностью воссоздать Времена и Эпохи, сквозь которые прошел он сам, его семья, близкие его друзья, среди которых много личностей поистине выдающихся, знаменитых.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В 91-ом году, когда Ирак стал обстреливать Израиль ракетами, он звонил нам во время тревоги и развлекал какой-нибудь новой шуткой.:
– Немедленно наденьте противогазы и не снимайте, пока я не скажу.
– Почему? Что случилось?
– Наша Лиза пустила газы.
Мы начинали хохотать, и нервное напряжение проходило.
Когда меня откровенно обдирал квартировладелец, когда гонял за какой-нибудь дурацкой справкой чиновник, когда я уставал от мошенников и демагогов и хотелось от отчаянья завыть – я тут же вспоминал Дани Миркина и испарялось усталое отчаянье и рождалась улыбка надежды: я понимал и по сей день понимаю, что истинный Израиль – это не они, это – он, и от него я веду отсчёт своих приобретений в этой очень противоречивой стране!
ИЗ ПИСЬМА БРАТУ: «ЭЙФОРИЯ РАССЕИВАЕТСЯ»
«Здравствуй, братик!
Извини, что долго не писал – наполнялся впечатлениями, которыми сейчас и поделюсь с тобой:
Израиль – удивительная страна, в ней сошлось всё: и американская деловитость, и восточная лень, и российская расхлябанность и необязательность. Здесь демократия переходит в демагогию, здесь социализм сосуществует с капитализмом, омрачая жизнь последнему.
Здесь, все всё знают: и как руководить министерством, и как тренировать футбольную команду, и как проводить танковую атаку. Здесь нельзя рассчитаться на первый и второй, потому что все – первые.
Здесь и до боли узнаваемая наша родная советская бюрократия. Только она более компьютизирована. Компьютеры везде: у министров, у секретарш, у вахтёров… По количеству компьютеров на душу населения мы уже обогнали само население. Любую копию можно получить сразу, минуя нотариуса: чиновник включает компьютер и сразу знает о тебе всё: и номер твоего паспорта, и твой адрес и твоё семейное положение. Но это и чревато, ибо если в компьютере, к примеру, ошибочно зафиксировано, что ты – разведённый, то, чтобы исправить эту ошибку, ты будешь столько ходить по инстанциям, что твоя жена от тебя, действительно, уйдёт, подтвердив дальновидность компьютера.
Самые распространённые профессии в Израиле – это бухгалтеры, адвокаты и врачи, как будто израильтяне рождаются только для того, чтобы делать деньги, потом судиться, а потом лечиться. Любимое развлечение – суды, судятся беспрерывно. Все умные евреи пользуются услугами адвокатов, чтобы их не обманули ещё более умные евреи. А самые предусмотрительные, даже ложась в постель с женщиной, кладут рядом с собой адвоката, на всякий случай…
Здесь всё не так, как там. Здесь пишут справа налево, а в автобус входят не с задней, а с передней площадки.
Там – местоимение «Я» – последняя буква алфавита, здесь – аналогичное местоимение «Ани» начинается с самой первой буквы.
Там – главное достоинство ребёнка, что он послушен и ни в чём не возражает родителям. Здесь, если ребёнок не проявляет характера, его ведут к психологу или психиатру.
Там, когда хотели подчеркнуть благополучие семьи, сообщали, что они едят продукты, только купленные на рынке, то есть, самые дорогие. Здесь, только малоимущие семьи вынуждены покупать на рынке, потому что там дешевле, чем в супермаркетах.
Там, когда хотели успокоить, что погода улучшится, обещали потепление. Здесь радуют хорошей погодой, предсказывая падение температуры.
Там мы были евреями среди русских. Здесь – мы русские среди евреев.
Есть только одно общее: здесь, как и там, мы опять должны доказывать свою состоятельность.
Только не подумай, что я хнычу – наоборот, это меня мобилизует. Я просуммировал все свои размышления и понял, что пока не примешь эту страну со всеми её недостатками, пока не почувствуешь, что она уже твоя – она тебя тоже не примет. Этот вывод я привёл к афоризму, который уже пошёл гулять по Израилю: «Израиль – это зеркало: какую рожу скорчишь, такую и увидишь в ответ!»…
ГОЛЛИВУД, ДА НЕ ТУТ
Наступила суровая израильская зима: пошли дожди, температура морской воды понизилась аж до восемнадцати градусов, по вечерам приходилось надевать курточку или даже пиджак. На балконах проветриваются каракулевые шубы, которые в Союзе являлись признаком благополучия еврейской семьи. Проветриваются на всякий случай: авось, повезёт, приморозит и в них можно будет хоть раз прогуляться перед домом. Но эти мечты не оправдались, и шубы пришлось снова заталкивать в целлофановые пакеты до следующей зимы, предварительно, минут десять подержав в холодильнике, чтобы доставить им удовольствие. Правда, однажды в Иерусалиме так похолодало, что даже выпал снег. На улицах столицы состоялся импровизированный парад счастливых обладательниц каракуля и нутрий. По всей стране школы приостановили занятия и повезли своих питомцев посмотреть на филиал русской зимы. На одной из улиц мальчишки лепили снежную бабу, вместо носа у неё был банан, вместо глаз – киви: это была российская баба-репатриантка.
Приближался Новый год, мой любимый праздник.
В России было столько праздников, что иногда возникала тоска по будням: День геолога, День строителя, День рыбака, День охотника… Не говоря уже о монументальных праздниках, таких как Седьмого ноября или День конституции, единственным достоинством которых являлась возможность не ходить на работу. Но была у нас по-настоящему праздничная ночь, единственная, незабываемая – новогодняя! Сколько надежд было связано с этим волшебным праздником, сколько планов!.. Помните, это уверенное ожидание радости, эти счастливые кадры нашей не всегда счастливой жизни?.. Мы обзванивали всех знакомых завмагов в поисках продуктов «подефицитней»… Потные усталые деды Морозы шастали по лестницам с мешками детских подарков, оплаченных родителями… Миллионы шестиконечных снежинок, кружась, слетались с неба, как настойчивые повестки из Израиля… Новогодняя ночь была первой, когда мне, бурлящему и непредсказуемому восьмикласснику было разрешено ночевать вне дома. В эту ночь я гордо слушал бодрую речь вождя, впервые адресованную мне лично, а потом, ошалевший от собственной взрослости, впервые сорвал поцелуй с горячих испуганных губ… Сколько потом я переслушал разных вождей, сколько ещё более горячих губ перецеловал! Но никогда эта ночь, освященная горящей ёлкой, не теряла для меня сказочности и ожидания чуда.
На этот раз мы отпраздновали Новый Год не под ёлкой, а под разукрашенным кактусом. Наша внучка Поля нарисовала большого Деда Мороза, а рядом с ним, вместо Снегурочки – Бабу Жару. Мы были уверены, что Новый год принесёт нам радостные изменения, а пока… я уже четвёртый месяц сидел без зарплаты, подрабатывая микрогонорарами за свои рассказы в русскоязычных газетах. И вдруг, однажды вечером, позвонил Орен:
– Передайте Саше: Менахем тут, он хочет его немедленно видеть, пусть приезжает!
Когда Майя перевела мне эту фразу, я разозлился:
– Если он думает, что я всё это время сидел у телефона в ожидании его звонка, то он ошибается: сегодня вечером я занят.
– Ты не очень блефуешь? – попыталась меня остановить Майя. Но я резко махнул рукой, мол, переводи! Майя перевела. Орен заголосил в трубку:
– Но Менахем завтра улетает!
– Когда?
– В два часа дня.
– Давайте встретимся до его отлёта.
– А Саша никак не может сегодня?
– Нет.
– Хорошо. Встречаемся завтра в десять, у нас в офисе.
Конечно, в эту ночь я почти не спал. Утром помчался на долгожданное свидание.
Майя ушла на работу, переводить меня должна была Рита Тарло, но, как на зло, она заболела, поэтому пришлось обходиться самому. Но к этому времени я уже чуточку знал иврит, плюс немножко помнил бабушкин идиш, плюс полсотни слов на английском, плюс итальянская жестикуляция – словом, беседа протекала вполне успешно, тем более что Голан в тот год снимал картину в России и многое понимал по-русски.