Смейся, паяц!

– Саша, ты ставишь условия, как американский сценарист!

– Как советский. Я так привык. А вы ничем не рискуете: если не понравится, откажете, но если понравится – платите!

– Ладно! Я согласен. – Орен улыбнулся. – Ты хорошо провёл переговоры – теперь на этом же уровне напиши сценарий!

Примерно через две недели я завёз Орену трёхстраничную заявку на английском языке под названием «Вампиры двадцатого века». Она ему понравилась, и он отправил её Голану в Голливуд.

– Как только будет ответ – позвоню.

Первый месяц я напряжённо ждал его звонка, потом решил, что Галану не понравилось, огорчился, но успокоился. Да и постоянные заботы в редакции «Балагана» вытеснили мысли об этой заявке. Единственное, что я успел – это бросить клич друзьям, чтобы, на всякий случай, меня вывели на юриста, который знаком с международным кинопроизводством. Через какое-то время мне организовали встречу с одним из самых крупных адвокатов Израиля, знающего русский язык, но предупредили, что он выделил мне всего пятнадцать минут, потому что каждый час его консультаций стоит больших денег.

ДАН МИРКИН, АДВОКАТ И МОРЕПЛАВАТЕЛЬ

Вназначенные шесть часов вечера я переступил порог огромного офиса, расположенного в самом центре Тель-Авива. Меня завели в кабинет и просили подождать. Минут через десять вошёл хозяин кабинета, высокий, ё подтянутый, с седеющей шкиперской бородкой. Он извинился за опоздание, подошёл к бару, достал бутылку и спросил:

– Вы не станете презирать адвоката, который после тяжёлого дня хлебнёт немного виски?

– Я стану уважать адвоката, если он и мне нальёт, – пугаясь собственной наглости, ответил я.

– Вы выпьете со мной! – он искренне обрадовался. – Вот повезло – не терплю пить один.

В итоге, вместо пятнадцати минут я просидел у него больше часа, мы разговаривали, хохотали, перешли «на ты» и доконали начатую бутылку. Он взялся вести мои переговоры с кинопродюсером, связать меня с литературными агентами в Америке и Европе и, вообще, заниматься всеми моими делами в Израиле Ошеломлённый этим потоком предложений, я стал сопротивляться.

– Дани, у меня нет денег, я не могу тебе платить.

– Саша, давай сразу договоримся: я – хитрый дальновидный адвокат, я предвижу, что ты очень скоро встанешь на ноги. Я ращу себе выгодного клиента – ты будешь зарабатывать много денег и отдавать их мне. (С опозданием прошу прощения у Дани: насчёт «зарабатывать много денег» я его бессовестно подвёл.)

Это была моя первая встреча с ним. С тех пор мы встречались неоднократно, он вёл меня через опасные рифы юридических взаимоотношений в Израиле, приглашал к себе на праздники, очень полюбил Майю, бывал у нас вместе со своей женой Рони, профессором Тель-Авивского университета – наша дружба продолжается уже более пятнадцати лет. Но тогда я, радостно удивлённый его личностью, задавал бесконечные вопросы, на которые он охотно отвечал, забыв о стоимости каждой высокооплачиваемой минуты его времени.

– Дани, как ты попал в Израиль?

– Прилетел. Шестьдесят лет назад.

– Если бы сегодня было первое апреля, я бы простил тебе эту выдумку.

– Почему выдумку?

– Шестьдесят лет назад в Израиль не летали пассажирские самолёты.

– А я не самолётом. Я летел с парохода в лодку. Надо было срочно разгрузиться, поэтому мама сбросила меня с палубы в руки лодочника. Так я с голландского парохода прилетел в израильскую лодку.

Он – неуёмный человек. Окончил Парижский университет, два факультета, вернулся в Израиль, работал репортёром, политологом. В армии служил в парашютных войсках, дослужился до майора. Занимался карате, у него синий пояс. Играет на гармошке, поёт русские песни, в основном, детские: «Спят медведи, спят слоны…». Это от мамы – пела ему, укачивая. Пишет стихи, пишет прозу, издал несколько детских книжек, которые пользовались большим успехом. Потом всё надоело, ринулся в моряки, плавал, рыбачил, снова окончил университет, стал преуспевающим юристом (cегодня в его фирме работают семнадцать адвокатов). Но это не значит, что он только руководит – сам вкалывает с семи утра до позднего вечера. Взрывной, резкий, вспыльчивый, но быстро отходит. Его прошлое парашютиста сказывается и сейчас: увлекается полётами на крыльях. Но если нормальные люди парят над морем, он забирается в горы и прыгает с обрыва.

– Дани, это же опасно.

– Если повезёт, ничего страшного не будет.

Однажды пришёл ко мне на свидание с рукой на перевязи, перебинтованной до плеча.

– Не повезло.

Но главное его хобби – это море. В пятьдесят пять лет снова пошёл учиться на заочный факультет морской археологии, увлечённо, с восторгом рассказывал о каком-то судне, пролежавшем на дне две тысячи лет… Он околдован морем, живёт им.

– Я не хочу умереть адвокатом.

Вместе со своей женой Рони непременно два-три раза в год на своей яхте пересекает Средиземное море, плывёт в Турцию или Грецию, где знает уже каждый островок, каждую бухту.

– Дани, а когда ты спишь, кто у руля?

– Рони. Я её привязываю к штурвалу, чтобы не смыло волной, и она ведёт яхту.

– Привязанная?!

– Ну, так что? Руки я же ей оставляю свободными!

Я считал, что он меня уже не может ничем удивить, но я его недооценил: в прошлом году вместе с другом, приблизительно его же возраста, на своей яхте пересёк два океана, Тихий и Атлантический.

– Вдвоём?! На яхте?! Через океаны?!

– Ну, так что?.. Хорошая радиосвязь, большой запас продуктов, воды, выпивки…

– А штормы?

– Были. Немножко покачало. Ничего страшного… Правда, один раз мы, действительно, испугались, когда у берегов Марокко наш винт запутался в рыбацких сетях. Был шторм в шесть баллов. Приходилось нырять под яхту и перерезать сети, чтобы освободить винт. Если бы рыбаки это увидели, они бы нас убили.

Он работал в разных странах, с разными клиентами, самыми неожиданными. Однажды в Берлине, пришла немка-проститутка, хотела судиться со своим бывшим мужем. Денег у неё не было, предлагала рассчитаться натурой. Она была очень хороша собой, поэтому, он заколебался. Но потом подумал, а вдруг будет ребёнок, и отказался.

– Не захотел улучшать немцам породу.

Он прекрасно владеет французским, английским, немецким, русским, ивритом, идиш. Немного турецким и греческим. В прошлом году греческим занялся всерьёз, пошёл учиться на курсы. Русский у него свой, особенный, чуть-чуть с шепелявинкой и с совершенно неожиданными эпитетами:

– Попробуй, эта селедка очень порядочная.

Или:

– Не верь ему, он нехороший мальчик. (Это о сорокалетнем бизнесмене).

В первые годы Большой репатриации пас и опекал целый табун выходцев из России, в основном, деятелей искусства и науки, консультировал их, помогал с устройством, приглашал на домашние вечеринки. Знание русского языка привлекло к нему множество новых клиентов, в основном, неплатежеспособных – Они ещё у меня одалживали на покупку квартиры, это было неожиданно и забавно, поэтому я давал деньги, не надеясь их получить обратно. Но самое неожиданное – они их возвращали.

Когда он со своей шкиперской бородкой покачивается на палубе яхты, он похож на пирата, но на доброго, который не отбирает, а отдаёт.

Его доброта заразительна – этим болеет не только его жена Рони, но и его собака Лиза, толстая лакомка, которой ни в чём не отказывают. Однажды она подобрала на улице бездомного котёнка, в зубах притащила его в дом, облизывала, выхаживала. Они вместе ели, вместе спали. Лиза следила, чтоб он не выбегал на улицу. Но однажды не уследила – котёнка сбила машина. С тех пор Лиза опекает всех бездомных кошек района. Дани говорит, что Лиза – кошачье министерство абсорции.

У него – врождённое чувство юмора, он понимает каждый подтекст, каждый нюанс комического. Часто звонит и сообщает новый анекдот, и всегда смешной.

– Знаешь, почему у бульдогов такие приплюснутые морды? Они догоняют стоящие машины.