Смейся, паяц!

Я говорил о тяжёлом положении моих коллег, о смехотворных гонорарах, которые удаётся рассмотреть только под микроскопом, о невозможности издаваться и быть переведенными на иврит, о нашей глобальной невостребованности… Конечно, я подготовился к этому выступлению, поэтому, хотя и говорил о горьких вещах, в зале всё время вспыхивал смех. А в завершение, я сказал «Если мы не нужны государству Израиль как писатели, мы готовы пойти работать дворниками, но, увы, там все места уже заняты безработными врачами!»

Давно я не имел такого успеха, как на этом съезде: мне бурно аплодировали, потом, в перерыве, обнимали, вручали визитки, приглашали в гости… Назавтра, во всех газетах пересказывали моё выступление, звонили из разных программ Радио и требовали интервью, пригласили в передачу на Телевидение. Потом какой-то фонд взялся за свой счёт перевести и издать мою повесть «Тэза с нашего двора»… Словом, можно сказать, что мои первые шаги в Израиле были весьма успешны и, если бы я всерьёз занялся изучением иврита, то мог бы довольно быстро войти в израильскую литературу, культуру, журналистику… Но я, в силу своего беспокойного характера, не мог долго сидеть на пособии – хотел сам зарабатывать на жизнь, поэтому выбрал другой путь: бросил ульпан (класс, в котором нас бесплатно обучали ивриту), и «пошёл по рукам»: стал переходить из одной русскоязычной газеты в другую… Сейчас понимаю, что это была моя очередная жизненная ошибка.

ИЗ ПИСЬМА БРАТУ: «ЭЙФОРИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ»

«Здравствуй, Лёня!

Извини, что долго не писал – две недели хожу в ульпан, учу иврит, уже выучил первую фразу: «Ани лё йодеа иврит» (я не знаю иврита). У нас прекрасная учительница по имени Нурит, которая, не произнося ни одного слова по-русски, умудряется объяснять нам основы грамматики и синтаксиса, мимикой, танцами, звукоподражанием. В ней погибла великая трагическая актриса. Трагическая, потому что встреча с нами – трагедия её жизни: тридцать великовозрастных, одуревших от напряжения балбесов и балбесих, за две недели выучившие одну-единственную вышеприведенную фразу… На месте Нурит я бы по очереди передушил всех подряд, а у неё хватает терпения продолжать свой труднейший моноспектакль.

На многих выходцев из Союза шоковое впечатление производят витрины и прилавки магазинов. (Мне рассказали, как одна старушка, стоя у витрины супермаркета, в растерянности спросила у дочери: «Господи! Да когда ж это всё можно выкушать?») Действительно, продуктов много, они разнообразны и вкусны, но мы с тобой это уже повидали, бывая в самых «сытых» странах, таких как Швеция, Финляндия, США. Поэтому я прохожу мимо витрин без охов и стенаний. Меня удивляет другое: бесконечное количество ресторанов, кафе, мелких «забегаловок» и просто лотков с уже готовой едой: жареное мясо, лепёшки, салаты, всевозможная выпечка… Такое впечатление, что страна состоит сплошь из изголодавшихся дистрофиков и их надо немедленно накормить, иначе они умрут, не добежав до дома. Мы с тобой знали, что евреи любят повыступать, поспорить, повозмущаться – здесь это подтвердилось: много митингов и забастовок. Но я ещё ни разу не слышал хотя бы про одну голодовку. Наоборот, у меня сложилось впечатление, что весь Израиль объявил обжираловку. Едят много, вкусно, сочно, шумно, как умеют есть только евреи, с одной бутылкой на десять человек, которую, едва начатую, потом ставят обратно в холодильник. Твоему племяннику Мише трудно найти работу по специальности. Он достиг больших успехов в Союзе, борясь с алкоголизмом, ехал сюда в надежде избавить Израиль от алкашей и вдруг… не от кого избавлять. Теперь вся надежда на наших репатриантов – уверен, не подведут!

Не могу не привести один пример.

В шабат (в субботу) мы с Майей гуляли по бульвару Ротшильд. Навстречу двигался пожилой мужчина, «нашего разлива»: в пиджаке, в галстуке, но в явном подпитии. Он шёл, пошатываясь и приговаривая (я адаптирую его текст, но ты догадаешься): «Ох, ёж твою!.. Ох, ёж твою!»… Увидев нас, заулыбался, поприветствовал: «Шабат, шалом!» и продолжил свой путь, снова приговаривая: «Ох, ёж твою!»…

Это был российский пьянчужка, но уже отредактированный Израилем!..

Недавно мы побывали в одном мошаве. Он расположен на севере страны, в израильской «глубинке»: три часа езды от Тель-Авива, весь в зелени, благоустроен и ухожен. Дома весело раскрашены, дорожки вымыты, на газонах такая стерильная чистота, что там можно делать хирургические операции. Мы оставались ночевать, поэтому часов в одиннадцать вечера пошли бродить по территории.

Хозяева повели нас на ферму, чтобы угостить свежим молоком. Сделать это было несложно: вошли внутрь, открыли кран в рефрижераторе и наполнили два стакана, стоящих здесь же и специально приготовленных для желающих отведать холодного коровьего нектара.

Двери на ферму, как и все остальные двери в этом мошаве, никогда не закрываются. Внутри – техника для дойки, сам рефрижератор с двадцатью пятью тоннами вечернего удоя, мебель, посуда и кошка. Я подумал: если б это было в Союзе, к утру бы на ферме ничего не осталось, кроме кошки, на которую бы и списали всю пропажу… А молоко вкусное, ароматное, пахнет фруктами. И это неудивительно – коров кормят апельсинами, персиками, семечками и даже гречкой. А в Союзе молоко пахло водой, потому что делали его из порошка и воды. И это тоже неудивительно: мы семимильными шагами спешили к коммунизму – наши коровы за нами не поспевали!

Выйдя из фермы, услышали крики, шум, хохот. Навстречу двигалась колона ребятишек-подростков, все в ночных рубашках. Старшие несли на плечах малышей, в чепчиках и пижамах. Оказалось, что сегодня здесь Праздник Ночных рубашек, дети гуляют, сколько хотят, никто из родителей не вмешивается. Они прошли мимо нас весёлым шумным табором, и стало радостно и завидно, очень захотелось к ним присоединиться, но я этого не сделал, наверное, оттого, что у меня не было ночной рубашки.

Обнимаю. Твой старший ах («ах» – это брат).

Видишь, как я уже много знаю на иврите!»

ПЕРВЫЕ УРОКИ ИЗРАИЛЯ

Они начались сразу же по приезде, когда хозяин нашей пустой виллы выдёргивал из-под меня случайно оставшийся стул, требуя, чтобы или я его купил или он его увезёт… Потом мне предложили написать сценарий весёлой сериальной телепередачи, где бы её герои сами изучали иврит и, тем самым, помогали его осваивать новым репатриантам. Я увлёкся, придумал общий ход, персонажи, наговорил режиссёру первые две серии, продолжал работать дальше, но вдруг режиссёр исчез… Через пару недель я узнал, что он уже готовит съёмки этих двух серий, пригласив других авторов-израильтян разрабатывать мою задумку, естественно, не согласовывая со мной и не заплатив мне ни шекеля.

– Прекрати болтать!.. – потребовал от меня Юра Кармель. – Здесь все ходят с улавливателями идей и воруют их друг у друга!.. Заткни свой фонтан, пока не подпишешь договор!..

В русских газетах почти ежедневно появлялись манящие объявления о возможности немедленного приобретения новых квартир за небольшие деньги, потому что строительство дома финансировала богатая американская фирма (канадская, английская или бразильская: местоположение фирмы зависело от эрудиции авторов) – кто первыми пришлют заявки с приложенными чеками на пятьдесят шекелей, те станут реальными претендентами на эти квартиры. Пятьдесят шекелей – не такая уж большая сумма, поэтому в ответ на призыв шёл поток заявок и чеков. Письма шли, откликов не было. Когда в дело вмешивалась полиция, по указанному адресу уже никто не сидел, помещение было закрыто, жуликов и след простыл. Признаюсь, мы тоже как-то стали жертвами аналогичного обмана и после этого дали себе слово быть предельно бдительными. Но!..