Немцы в городе (СИ)

Закончив просмотр, трое недоумённо переглядываются: видео прояснило хронологию событий, но ничего не объяснило. Кем были нападавшие, о чём они говорили с жертвой, и как она вообще оказалась на той дурацкой дороге?

— Без её объяснений нам не обойтись, — констатирует Тилль. — Я почти уверен, что это выходка Кречетова. Но зачем ему Ольга?

— Это послание, — в дверях стоит Стас: у него есть ключи от подъезда, а дверь в квартиру Тилля оказалась открытой. Он не застал видео, но уже слышал о том, что произошло — Круспе всех обзвонил. — На племянника председателя избиркома точно так же недавно напали. Кречетов через близких раздаёт послания всем, кто стоит у него на пути.

— Его надо убить, — вдруг озвучивает самое очевидное решение проблемы Круспе. Он никогда не был кровожадным, но последние события заставляют его пересмотреть свои взгляды на жизнь.

— Если ты его просто убьёшь, это будет самым лёгким для него исходом и самым бесполезным для нас, — отвечает Флаке. — Если бы я был дикарём из родоплеменного строя, то давно убил бы его сам — это не сложно. Око за око, кровная месть и всё такое. Но это никому не поможет. Не забывайте про список — за ценностью из сейфа кое-что стоит. Список имён, список людей, жизней и судеб. И если генерал вдруг случайно схлопочет пулю в лоб, это будет означать лишь одно: он легко отделается, а все те люди навсегда останутся неотмщёнными.

— Что ты предлагаешь? — со всей серьёзностью вопрошает Круспе, вызывающе приподнимая нечёткие брови.

— Не отходим от плана, — отвечает Лоренц и тут же оказывается перебитым.

— Насчёт плана, — как-то по-неуместному ликующе вклинивается Стас и достаёт планшет из внутреннего кармана куртки.

Несколько секунд требуется для загрузки гаджета.

— Вот они — планы сезонных работ по обслуживанию здания райотдела ФСБ. Со схемами коммуникаций, служебных ходов, графиками работ, списком компаний-коммунальщиков и даже почасовым расписанием. Основные работы намечены на ночное время, чтобы не мешать служащим в рабочие часы — сейчас там все на ушах стоят из-за выборов. Работников подбирают по рекомендациям, проверяют и утверждают заранее. На время ночных работ охрана здания будет усилена, но не критически — работы проходят два раза в год, и механизм отлажен давным-давно. Так что — думайте.

Пока Флаке скачивает драгоценную информацию на свой девайс, Круспе отрешённо курит в форточку. Даже на балкон не сподобился выйти, но никому и в голову не приходит делать ему замечание. Его мордаха слишком сосредоточена, и напряжённый мыслительный процесс отображается в светлых глазах. Он стоит в полупрофиль, против света: задранный подбородок, выпускающие густые клубы дыма приоткрытые щёлкой изящные губы — он так хорош, хоть портрет пиши. Но мысли его далеки от изящества:

— Дайте мне копию видео с регистраторов — я покажу её Олли. Сейчас заеду к ним, — к ним — это на съёмную однушку Дианы, — и покажу. С генералом разбирайтесь сами, а я хочу, чтобы Ридель разобрался с... этими. — Он тыкает пальцем в застывшую стопкадром на экране Тиллева ноутбука картинку со столпившимися вокруг жертвы четырьмя отморозками.

Круспе уверен, что его проигнорируют — когда речь заходит о решении проблем силовыми методами, его всегда игнорируют. Но не в этот раз:

— Бери, — Тилль передаёт другу флэшку с видео. — Как условились. Око за око. Только их сперва вычислить нужно.

Вычислить... А вот о самом главном Круспе и не подумал.

Заехав в офис, он обнаруживает там Ландерса, и вместе с увязавшейся за ними Машкой они втроём едут в больницу.

— Нужно купить цветы, — предлагает Рихард.

— Цветы — для покойников, ты совсем что ли? Фрукты и конфеты. Если она в травматологии, то из еды ей всё можно, — со знанием дела отвечает Машка. — Вот кстати — сама пекла. — Она открывает бумажный пакет, что держит в руках, и извлекает оттуда коробочку с мини-кексами. — С начинкой из клубничного джема!

Добравшись до больницы уже после полудня, то есть как раз к началу часов посещения, троица без труда разыскивает нужную палату. Кроме Ольги там пребывают ещё две женщины — это видно по не застеленным пустующим кроватям с разбросанными на них вещами. Сами женщины вышли прогуляться, поясняет уже заметно оживившаяся Ольга. Её соседки — те, кого сухо принято называть “жертвами домашнего насилия”, те, кого мужья избивают так, что время от времени им приходится поправлять здоровье в стационаре. За несколько часов нахождения в палате Ольга наслушалась такого, что собственные проблемы показались ей просто невинными мелочами. Когда тебя бьют бандиты — это, конечно, больно, но по крайней мере закономерно: на то они и бандиты. Однако большинство представительниц “слабого” пола попали в отделение вовсе не по вине мифических маньяков или гопников из подворотни — они попали сюда прямиком из собственных спален, гостиных и кухонь. Выслушав соседок по палате, Ольга присвистнула: “Да такими темпами в стране каждый второй уже сидеть должен!”. Те лишь грустно улыбнулись, поражаясь её наивности. Чтобы сесть, нужно чтобы дело открыли, довели до суда, а суд вынес приговор. Но почти в ста процентах случаев речь не идёт даже об открытии дела. В “дела семейные” полиция, по традиции, не вмешивается. Ольга рада визитёрам, рада кексам и сладостям. Её голос бодр, интонации оптимистичны, и на слух может показаться, что эта женщина с синей ногой и с перемотанными бинтами запястьями в полном порядке. До тех пор, пока не взглянешь в её лицо — сейчас оно выглядит ещё страшнее, чем тогда, когда Круспе впервые увидел Ольгу на той поляне. Как она пояснила, ей наложили четыре шва на бровь, два на губу, а ещё у неё сломан нос и выбиты два зуба, а под левым глазом красуется тёмная припухшая гематома. Мужчины, стараясь отвлечь коллегу от грустных мыслей об испорченной, и возможно безвозвратно, красоте, переводят разговор на деловые рельсы. Они расспрашивают её о том, что произошло на поляне, как она там очутилась, и о чём отморозки с ней говорили. Тем временем Машка, не в силах больше наблюдать сквозь накатывающие слёзы, во что превратилось прекрасное лицо её дальней знакомой, и ничего не понимающая во “взрослых” разговорах, выходит из палаты.

Она шагает по коридору, заглядывая в каждую из приоткрытых дверей. Сейчас время посещений, и в отделении полно пришлых, так что на неё никто не обращает внимание. Да, травматология — одно из самых странных отделений. Оно отличается от остальных отделов больницы тем, что все пациенты здесь пострадали по чьему-то злому умыслу. Их не съедали изнутри неизлечимые болезни, неизвестные науке вирусы не изменяли их генетической структуры, матери не рождали их калеками. Каждый здесь травмирован “извне”. Раздумывая над этой закономерностью, Машка задаётся вопросом: а как же самоубийцы? В её колледже среди студентов резать вены и глотать таблетки — дело обычное. Но ещё никому не удалось довести дело до конца, однако в травматологии полежали многие. Глупая подростковая бравада обращается травмами — что может быть банальнее. В одной из палат Маша замечает девушку. Та полусидит на кровати, под спину подложена огромная подушка, а под ноги — ещё одна, тоненькая. Под глазами девушки растекаются огромные тёмные круги, как у людей с больными почками. Наверное, когда-то она была очень красива. Машка невольно задерживается у открытой двери палаты дольше, чем у остальных — что-то привлекает её внимание в этой девушке. Наверное то, насколько она грустная. Машка вдруг думает, что если бы именно эта незнакомка решила свести счёты с жизнью, то наверняка довела бы дело до конца. Да она даже выглядит, как самоубийца, как настоящая самоубийца, а не малолетние кривляки, пытающиеся привлечь к себе внимание. На постели, в ногах у девушки, сидит парень — он нежно поглаживает её лодыжки через накрывающее их лёгкое одеяло и смотрит на несчастную с такой грустью, с какой могут смотреть только на угасающих любимых. “Интересно, что она здесь делает? На жертву домашнего насилия вроде не похожа...”, — думает Машка.