Немцы в городе (СИ)

— Ладно, слушаю тебя. И если что…

— И если что — то ничего. Слушай.

Через пятнадцать минут Диана покидает Опель и перебирается под бок к Риделю. Кирилл уже уехал — ему не терпится оставить этот день позади. У девушки живот крутит так, как его никогда не крутило. Голод, жажда, тошнота — всё вперемежку. Вдобавок, незадачливый Кирюша подкинул ей ещё одну нехорошую мыслишку: а правда, хороша ли идея — рожать от Риделя? У человека с такими замашками и наследственность, наверноe, соответствующая. Ей стыдно за свои мысли, и тем не менее, как не пытается, она не может найти в них хоть что-то противоестественное.

— Поехали ужинать, — только и может прохрипеть она заводящему мотор Оливеру. — Кирюха в теме.

Звонок в дверь застаёт Ирину врасплох. Вернувшись из клиники, она приняла ванную и улеглась спать. На работе взяла кратковременный отпуск, сославшись на плохое самочувствие, и на этот раз её больничный — не фэйк. Кто бы это мог быть, кто может навестить её в пятом часу вечера, когда для всех она ожидаемо ещё должна бы быть на работе? Не иначе кто-то из соседей или из ЖЭКа. Запахну́в тонкий шёлковый халат, она распахивает толстую железную дверь.

— Привет. Я звонил на работу, но там сказали, что ты на больничном. Вот, пришёл навестить.

Круспе без цветов, без конфет, но он хорошо одет, гладко выбрит и благоухает на весь подъезд чем-то дорогим и шипровым.

— Это тебе, — он протягивает через порог плоскую жестяную коробочку: и всё-таки, не с пустыми руками.

Так ничего и не ответив, так и не пропустив гостя внутрь, Ирина принимает подарок. Коробочка оказывается набором коллекционных китайских чаёв: шесть сортов, каждый — в отдельном мешочке.

— Зачем? — это первый вопрос, что приходит ей на ум.

— Я думал, ты любишь чай…

— Я имею в виду — зачем ты пришёл?

— Просто так. Только не говори, что тебе такая мотивация не знакома.

Наконец улыбнувшись, хозяйка делает шаг в сторону, освобождая гостю путь, и едва за Круспе захлопывается дверь, тот подхватывает Ирину под задницу и уносит в комнату.

— Ну и что она тебе понарассказывала? — спрашивает девушка, захлёбываясь смехом: Рихард не придумал ничего другого, как атаковать её щекоткой.

— Кто?

— Диана, кто. Я ещё не разучилась два и два складывать.

— А! Сказала, что у тебя ВИЧ и сифилис.

— Я так и думала!

— Значит, это правда? — Голос Круспе вслед за выражением его лица меняет оттенок на серьёзный. — Ты мне не пишешь больше, на мои сообщения не отвечаешь, на работе взяла выходные. Что-то серьёзное? Ты больна? Скажи. Я же… Я переживаю.

Высвободившись из игривых объятий, Ирина садится на край дивана, зачем-то натягивая подол халата на голые колени, как стыдливая гимназистка.

— Я сегодня на аборт ходила, — отвечает она, не глядя на Рихарда.

Проходит мучительная минута, прежде чем первое слово выходит из его уст:

— И?

— Перенесли на неделю. В следующий вторник…

Они снова молчат, и теперь уже гораздо дольше. Кажется, пока они сидели и молчали, глядя в пол и не глядя друг на друга, почти ещё ясный день за окном успел смениться занимающимися сумерками.

— Не делай, — первым решается нарушить тишину Рихард.

— А с чего ты взял, что это твоё дело? С чего ты взял, что это вообще от тебя?

— А что — не от меня?

— От тебя, — Ирина отвечает с глубоким выдохом — так обычно отвечают, когда сожалеют. Мол, “Ну извини, так получилось”. — Но у меня служба, а если уйду в декрет — потеряю место. На своём посту я нужна каждый день, и никто его для меня три года держать не будет. Переведут куда-нибудь в архив, и прощай карьера — насмотрелась! У меня родители в Сибири, а здесь вообще никого нет — кто с ребёнком сидеть будет? Хотя бы до детского сада? Да и кем он вырастет с такой мамашей...

Круспе затыкает ей рот ладонью и, дождавшись, пока она успокоится, шепчет на ушко:

— Кем надо, тем и вырастет. С работы уходить не придётся — с малышом я посижу. Мне всё равно по жизни делать особо нечего, ты же знаешь…

— С малышом, ты сказал?

Через час они уже перекочевали в кровать, согретые и удовлетворённые. Ночь окончательно спустилась на регион, а они опять молчат — на этот раз пялясь в потолок, выглядывая из-под прикрывающего обнажённые тела одеяла. Шмыгнув вздёрнутым носом, Круспе поворачивается на бок и накрывается одеялом с головой. Ирина ждёт, что он вот-вот покажет свой чудо-нос обратно, но Круспе, похоже, окопался там окончательно и не думает вылезать — кладёт голову ей на живот, легонько щекоча тонкую кожу своим дыханием.

— Эй, Рихард, ты чего?

— Ничего.

— Ладно.

====== 35. Нападение, больница, нападение и кровь (Жизнь жестока: око за око) ======

— Р-рихард, помоги мне... Р-рихард, приезжай.

Ещё нет и шести. Звонок мобильного разбудил изнеженного Круспе, положив конец самой нежной ночи в его жизни. Холёное тело требует продолжения этой ночи, одеяло не выпускает из тёплого плена, а худенькая голенькая Ирина ластится под бочок... Раннему звонку она не удивилась — уже научена горьким опытом: от мужчины, что рядом, чего угодно можно ожидать. Но то, как вдруг заиграли желваки на скуластом лице, как острый подбородок стал, кажется, ещё острее из-за плотно сжатых челюстей, заставляет её заволноваться. Так сжимать зубы люди могут либо от боли, либо от злости. Кто же так сильно разозлил её... любовника с утра пораньше?

— Где ты? Что случилось? Можешь дать координаты? — хриплым спросонья голосом Круспе пытается достучаться до абонента в трубке. — Ольга, Ольга, с тобой всё в порядке?

Короткие гудки. Круспе опускает телефон на подушку рядом с собой и беспомощно таращится на игру предрассветных теней на белом потолке.

— Ольга — твоя коллега? Что-то не так? — Ирина поглаживает Круспе по плечу, неумело пытаясь успокоить.

— Я... я не знаю. Мне пора. Всё в силе, — на ходу одеваясь, он вдруг понимает, что этого его “всё в силе” девушка может и не понять. — Всё, что я тебе говорил — всё в силе. Береги себя и ни о чём не беспокойся. Я позвоню.

Склонившись над кроватью, он целует завёрнутую в одеяло Ирину в кончик носа и уже торопится на выход. Он знает, что без веской, очень веской, критически веской причины Ольга бы ему в такую рань звонить не стала. Вроде бы, она должна быть в Москве? Решать что-то по поводу рекламы ММК? Тревоги к факту звонка добавляет и его содержание: ничего толком не сказав, её голос звучал каким-то поломанным, а потом и вовсе — связь прервалась. Ольга в беде — Круспе чует это своим волчьим носом. В очередной раз прокляв лень, что не позволяет ему обзавестись собственным автомобилем, он берёт такси и едет на Ленинскую: у Тилля есть возможность отслеживать все GPS-маячки на их машинах, и он должен отследить машину Ольги. С чего-то же надо начинать! Попытавшись набрать номер коллеги ещё пару раз и непременно натыкаясь на сообщение “Абонент не доступен или находится вне зоны действия сети”, Круспе едва терпит до Ленинской: в такси курить нельзя, и он курит, пока поднимается по подъездной лестнице на третий этаж. Одна сигарета крупными затяжками почти идеально укладывается в пять пролётов.

Круспе поворачивает свой ключ в замке, но что-то не даёт ему пройти: кто-то накинул на дверь цепочку. Ему долго приходится тарабанить в дверь — звонки на всех квартирах поснимали. Звонки — это для чужих, а чужих здесь не бывает. Наконец, подслеповатый Лоренц, всеми силами изображая недовольство, запускает его внутрь. На Флаке жуткие трусы-семейники — и где он их только отыскал в двадцать первом-то веке, да ещё красные в мелкий василёк? Кроме трусов на боссе ничего нет — даже очков. То ли спросонья, то ли сослепу он щурится на нервозно мнущегося друга, обнимая себя за плечи: худющее бледнеющее тело свободно умещается в обхват его собственных рук.

— Флаке, где ваш компьютер? Нужно срочно отследить машину...

Наспех разъяснив ситуацию обоим, он усаживается рядом с заспанным Тиллем, уже водрузившим себе на колени родной лэптоп. Тилль тоже в трусах, правда в куда более модных: чёрные боксеры и белая майка, ладно обтягивающая мощный торс — вот и весь его ночной наряд. Наблюдая этих двоих рядышком, полуголых и заспанных, Круспе в очередной раз удивляется, какие же они разные: эта парочка — просто несочетаемое нечто. Абсурд, который никогда не должен был случиться, но уже тринадцать лет угрюмый атлет Тилль и дряблый до костей всезнайка Флаке спят в одной постели. Постель может находиться где угодно, но они всегда спят вместе.