Убийца среди нас (СИ)

При одной мысли, что сейчас Надежда выйдет навтречу в своем мягком ночном халате, нежно обовьет шею руками, крепко-крепко к нему прижмется, кровь в жилах закипела и он готов был птицей взвиться в небо (а лучше с Надей на пару) и долго-долго парить в небесной выси.

Надя встретила так, как он и представлял: аж дух захватывало. Но сам чуть все не испортил -- слава Богу, обошлось. Отдышавшись от поцелуев и ласк, Григорий без всякого умысла сказал:

-- Веришь, Надюша, вчера так хотел тебя закружить вокруг елки. Это когда ты меня поцеловала.

-- И что же помешало? -- глаза Нади погрустнели.

-- Будто сама не знаешь.

-- Ах да, жены испугался. Ясненько, ясненько... Как любить, Гриша, так хочешь полной ложкой. Но при этом трусишь и боишься, что кто-то узнает. Верно?

-- Зачем же так? Сама знаешь, что с Ириной лучше не связываться.

-- Тут ты прав. За свое счастье каждый борется как может. Ладно. Не будем. Меня и то, что есть, устраивает. Ты не пьяница, здоровый, красивый, чего еще желать одинокой женщине? Никаких претензий не имею, я уже говорила.

-- Хочешь, я тебя покружу? Хочешь, а? -- Григорий хотел хоть как-то реабилитироваться.

-- Подожди, не спеши кружить! -- засмеялась Надя. -- Раздевайся, помой руки, будь как дома. Ледяную купель принимал?

-- Конечно. У меня это строго.

-- А душ?

-- Какой у бабки Фроси душ!

-- Тогда быстрей в ванну. Я тебе спину потру.

-- Ей-Богу? -- обрадовался Григорий. Для него это предел мечтаний.

Вскоре Надя мылила и терла Григорию спину, а он блаженствовал и от близости к ней возбуждался до одури, но Надя была строга и просила потерпеть.

Когда принял душ и вытер разгоряченное тело полотенцем, Надя, развязав поясок на халате, сказала долгожданное:

-- Теперь можешь и покружить, только не слишком сильно, слышишь? Не сильно...

Парамошкин только и ждал этого момента. Подхватив Надю на руки, он легко и плавно закружил ее, как малого ребенка, целуя в губы, грудь, шею, нос. Шептал: "Ты моя Венера, Венера... Ты чуточку поправилась, но тебе идет..."

-- А ты мой Аполлон, -- вторила ему Надя. -- Я -- Венера, а ты -- Аполлон!.. Ой-ей-ей, Гриша! Не урони нас!

-- Не бойся, не уроню... Подожди. Кого это -- "нас"?

-- Какой непонятливый! "Нас" -- это меня и нашего ребеночка. Я, Гриша, беременна.

-- Что?! -- Григорий стал как вкопанный, и если бы Надя вовремя не обхватила его за шею, упал бы. "Вот так сюрприз, вот так новогодний подарок", -- подумал, остывая. Раз от раза не легче. Как же теперь?.. У него будет ребенок. Он -- отец!..

Григорий был ошарашен, совершенно забыв, что держит Надю, к которой только что пылал страстной любовью. Он растерялся. Ирина после аборта не могла иметь детей. Надя знала об их семейной проблеме и по-женски сочувствовала. Когда стала встречаться с Григорием, то постаралась убедить его, что если и забеременеет, то к нему никаких претензий иметь не будет. Узнав на приеме у врача, что забеременела, долго думала -- говорить или не говорить? Решила сказать, чего в прятки играть, все равно рано или поздно узнает.

"Трусоват оказался", -- с сожалением подумала о Парамошкине. Но ею был продуман и этот вариант. Пока решила свести все к шутке, беззаботно рассмеялась.

-- А ты поверил? -- спросила, освобождаясь от его объятий.

Григорий будто очнулся и только теперь заметил, что все еще крепко сжимает Надю, а она пытается вырваться. Халат при этом распахнулся, обнажая манящую женскую наготу.

Она пошутила?.. А раз так, то и нечего на этом зацикливаться. Надюша его любит. И он ее любит. А ребенка ведь он сам хотел, да и сколько об этом родители говорили, чего же испугался? Нет, просто сглупил, не подумав, что Надя его разыгрывает, проверяет, насколько он ей предан. Обычные женские штучки, не больше того. Но он не дурак и в таких делах тоже кое-что соображает. Что ж, на шутку -- шуткой.

-- Слушай, а я обрадовался... Да успокойся, перестань вырываться, все равно бесполезно. Я тебя еще мало покружил. Только не бойся: как же я могу уронить тебя и нашего ребеночка? Он папе нужен так же, как и мамулечке!..

Перестав вырываться, Надя совсем по-другому посмотрела на Григория. Так вот, оказывается, какие у него были мысли! А она-то подумала... Тихо и не совсем уверенно спросила:

-- Ты не пошутил, что любишь меня и нашего ребенка?

-- Клянусь!

-- Поцелуй меня.

-- Солнышко мое...

-- А теперь я хочу тебя любить!

-- А разве не... -- Григорий замялся.

-- Глупый, пока можно! -- и стала его целовать...

После обеда, отдохнувший и довольный, Григорий опять поехал развозить товар по киоскам: Рюмин, отоспавшись, мог проверить, а попадаться ему на крючок не хотелось. Вчера речь шла о "прикрытии" фирмы -- надо не забыть встретиться с Коляном и разузнать, что за тип этот Ястреб. А Красавин подошел бы для сопровождения грузов из Москвы: наверняка, справится, а заодно и подработает... Хотя нет, он пригодится в чем-нибудь другом, пусть пока займется автомастерской. Главное, чтобы рядом с ним не светился.

А в голове застрял, и теперь, видно, надолго, вопрос: беременна Надя или нет? Пока вроде бы не заметно...

XXXVII

За день до Рождества Парамошкина вызвал Соломкин. По дороге в УВД Григорий готовился к худшему и не ошибся.

-- Ознакомьтесь с обвинительным заключением, -- сухо сказал Соломкин и протянул сброшюрованные листы. Справку по ревизии Григорий уже читал, его больше интересовал вывод, к которому пришел следователь. Прочитал и сник. И зачем только просил в прошлый раз замять дело, даже обещал отблагодарить. Соломкин записал беседу на магнитофонную ленту, и теперь просьба звучит как обвинение. В общем, "не осознал, не раскаялся", а предлагал работнику УВД при исполнении тем своих служебных обязанностей взятку! Вот как!

-- Что от меня требуется? -- спросил, дочитав обвинительное заключение.

-- Подписать, и дело пойдет в суд.

-- Подписывать без адвоката не стану.

-- Тогда встречаемся через три дня в это же время. Приходите с адвокатом. Не забудете?

-- Нет, конечно, как такое забыть!

-- Ориентировочно суд состоится в конце января. Не забывайте о подписке о невыезде. В случае нарушения подписки ее можно заменить взятием под стражу, что, думаю, для вас нежелательно. -- Если Парамошкин раньше хоть на что-то рассчитывал, то теперь кроме Вени надеяться было не на кого. А он молчит. Счет же времени до суда пошел на дни.

Дальнейший разговор с Соломкиным был довольно странным. Того вдруг заинтересовал режим работы Парамошкина. Потом, что называется, по часам и минутам, выпытывал, как он провел один из предновогодних дней. Григорий терялся в догадках, и лишь когда Соломкин спросил его о Гнидкине, дошло: Красавин сработал.

-- Так когда в последний раз видели Гнидкина? -- назойливо допытывался Соломкин. Он не сводил острых глаз с Парамошкина, стараясь заметить беспокойство или замешательство. Но Григорий был спокоен и свою радость, что месть свершилась, ничем не выдавал.

-- А это так важно?

-- Не было бы важно, не спрашивал бы.

-- Тогда объясните, почему пытаете о Гнидкине, которого я не видел с тех пор, как опечатали базу? Могу поклясться, если это вас устроит. Что же касается работы, я всегда на виду: развожу товар по киоскам.

-- Хорошо. Скажу, но без афиширования: на вашего заместителя недавно совершено бандитское нападение. Вечером, в маске, с угрозами...

-- Но я-то при чем? Зачем на меня давить? В прошлый раз тюрьмой грозились, теперь Гнидкина шьете! Это что, так положено? Суда не было, а тюрьмой стращаете!

-- Никто вас не стращает, но за фокусы, что творили на базе, по головке не погладят. Говорю вполне серьезно.

-- Тогда арестовывайте, в чем же дело? Но зачем грозить?! -- Парамошкин завелся. Совет жены -- не психовать и в спор не вступать, забылся. Его злило, что Соломкин с самого начала отнесся к нему предвзято.