Немцы в городе (СИ)

Парковка у турбазы забита почти полностью — это и обнадёживает, и разочаровывает одновременно. С одной стороны, место это — вовсе не одинокая избушка посреди леса, как в каком-нибудь скандинавском ужастике, с другой стороны — что-то мало вся эта шумиха, создаваемая компаниями полупьяных студентов и целыми семействами лыжников напоминает тихую романтическую обстановку, которую Круспе, стыдясь самого себя, рисовал в своих фантазиях накануне. Еле-еле отыскав местечко, Рихард оставляет машину и следует за указателями. Оказывается, до стойки регистрации ещё шуровать надо по каким-то холмам. Хорошо хоть, тропинки здесь расчищенные — сразу видно, что за территорией следят. Пока он шагал, несколько раз ему показалось, что встречные люди взирали на него с интересом, а то и с недоумением, а то и вовсе — оборачивались ему вслед. Показалось? На этот раз — нет. В “Мечту” приезжают покататься на лыжах, пожарить мясо на зимнем мангале и выпить глинтвейна, греясь у радиатора в одном из нескольких десятков коттеджей. В диоровских очках, с нагеленными волосами и в кашемировом пальто сюда не ездят. Да, и в одиночку сюда тоже не ездят. Круспе вот приехал, и он уже не рад — чем ближе так называемый “ресепшен”, тем тягостнее становится ощущение того, что он заблудился. Даже захотелось развернуться и поехать обратно — и он еле сдерживается.

— Здравствуйте, — обращается он к специалисту службы размещения. Чаще на таких постах трудятся девушки, и Круспе не привыкать их очаровывать. Сегодня же за стойкой парень. Круспе уже было пожалел, как оказалось — зря: парень попался доброжелательный. — Домик номер тринадцать, на моё имя должна быть бронь, — он протягивает сотруднику паспорт.

— Всё верно, — парень за стойкой улыбается, сканируя документ и внося новую запись в программу на рабочем компьютере. — Номер предоплачен. Вот Ваш ключ. Приятного отдыха.

Так просто. До тринадцатого домика путь неблизкий — он оказался крайним на территории: с одной стороны он практически упирается в лес, с другой — в затянутое льдом озеро, двумя оставшимися сторонами небольшое бревенчатое строение правильной прямоугольной формы смотрит на территорию турбазы. Приложив ключ-карту к электронному замку, Рихард входит. Оценив внутреннюю чистоту, он решается сбросить берцы. Отложив в сторону запотевшие от перепада температуры очки, он приступает к осмотру помещения. В домике тепло и пахнет древесиной, в целом — приятно. Гостиная с большим окном и спальня с большой кроватью. Да, и ванная комната с огромной душевой кабиной, плотно закрытой чистыми матовыми створками из стеклопластмассы. В помещении никого.

— Интересно, — проговаривает Рихард вслух: он всё ещё думает, что рисковая прокурорша прячется где-нибудь в шкафу и сейчас выскочит на него, обмотанная мишурой, с криком: “Сюрпрайз!”. Но в шкафу лишь пакеты с постельным бельём, а прятаться больше негде.

“Интересно”, — проговаривает Рихард уже про себя и принимается суматошно обследовать все углы и закоулки на предмет скрытых камер или чего-то такого. Привычка. На столике в гостиной, между плоским экраном телевизора и уютного вида диванчиком, он обнаруживает еду и напитки. Всего в достатке, да только ничего из этого не распаковано — пакеты из супермаркета просто оставлены там. Не придумав себе занятия получше, он начинает разбирать припасы, раскладывать закуски по обнаруженным здесь же простым стеклянным тарелкам, расставлять бутылки с вином, водой и соком соответственно канонам натюрмортной композиции. Красота получилась неимоверная: как пчёлы слетаются на “Подсолнухи” Ван Гога, так и Круспе готов уже налететь на кушанья — изящная сервировка вызывает аппетит. Если бы здесь был кухонный уголок, мясо и овощи, он бы и сам чего-нибудь приготовил. Он умеет, хотя тщательно это скрывает. И всё же — где она, виновница его торжественной растерянности?

“Иди в душ”, — смс, которое не сулит ничего хорошего. Номер незнаком, но он знает чей он, хотя прежде они кроме контактика никакой способ связи не использовали. Нет, он конечно любит сюрпризы, но не до такой же степени! “Нет”, — отвечает Круспе и, довольный собой, включает телевизор и плюхается на диван. Значит, она прячется где-то поблизости, выжидая, когда он будет полностью беззащитен, чтобы атаковать. “Ну иди в душ, пожалуйста”. “НЕТ. Сама приходи, а я пока здесь посижу”. Смутное ощущение, что за ним следят: может, она на улице, подглядывает в окошко? Кто знает, что у неё на уме. “Иди в душ — не пожалеешь!”, — это уже начинает надоедать. “Я не грязный”. Он готов поиграть, но правила пока ему не ясны. “Я тоже не грязная и уже давно!”. Какая настойчивость! Смутное предчувствие чего-то нехорошего заставляет Круспе подняться всё-таки с дивана и направиться в ванную. Створки душевой кабинки закрыты, стекло светонепроницаемо. Он раздвигает створки и проклинает себя за то, что не сделал этого раньше. Всё помещение обшарил, а про душевую даже не подумал! Ирина сидит там голая, примостившись поверх полотенца на краешке деревянной скамьи в уголке, и таращится в мобильный телефон. “Круспе — ты идиот”, — думают они одновременно.

Её тонкое тело покрылось мурашками, сырые волосы висят сосульками — значит, она помылась прямо перед его приходом, выключила воду и притаилась, будучи уверенной, что первым делом он заглянет именно туда. Просчиталась. Круспе и смешно, и стыдно, и неудобно — малознакомая женщина сидит сейчас голая прямо перед ним и дрожит от холода, а может и не от холода.

— Иди сюда, — успокаивающим тоном произносит он, пытаясь при этом успокоить прежде всего себя.

Он забирает у неё телефон и откладывает его на полку над раковиной. На сушке за кабинкой несколько свежих полотенец — он хватает одно из них, раскрывает и ждёт, что продрогшая дама нырнёт в него, чтобы быть завёрнутой, согретой. Она привстаёт со скамеечки, делает шаг навстречу, действительно берётся за края протянутого полотенца и вдруг резко поворачивает ручку душа. Горячая вода хлещет откуда-то из-под потолка — кажется, такие лейки называются “эффект тропического ливня”, или что-то подобное. Дёрнув за полотенце, она затаскивает Круспе внутрь кабинки. Он почти поскальзывается на мокром полу, теряя равновесие, заваливаясь всей массой на эту сумасшедшую.

— Ненормальная, стой ровно, упадёшь ведь!

Но он запоздал с предупреждением — она уже не стоит. Внезапно Круспе обнаруживает её руки крепко обвитыми вокруг своей шеи, а ноги — вокруг талии. Она лёгкая, невесомая почти, но сам-то он в одежде, а сверху на них рушится “тропический ливень”. Пока он судорожно пытается сообразить, что делать, она елозит тазом по его застёгнутой ширинке. Чёрные джинсы и чёрная рубашка потяжелели и прилипли к телу, сковывая каждое его движение. Круспе понимает, что если попытается сейчас избавиться от одежды, они оба точно грохнутся.

Он никогда не отличался особой прозорливостью, да и с тактичностью у него всегда были проблемы, но сейчас почему-то он отчётливо осознаёт, что останавливаться нельзя. Если он её оттолкнёт, фигурально выражаясь, руководствуясь одним лишь инстинктом самосохранения — слишком уж ненадёжно это, стоять в носках на мокром полу, да ещё и держать на весу девушку — если он её оттолкнёт сейчас, то это станет концом безвозвратным.

— Неудобно, — шепчет он ей на ухо, — помоги мне раздеться.

Ирина спрыгивает с него сама. Пуговки на чёрной рубашке скользкие от влаги, и с ними приходится повозиться. Покончив с ними наконец, она стягивает с Рихарда прилипшую к телу рубашку, будто помогая змее сбросить старую кожу. Под рубашкой обнаруживается обычная белая майка — из числа тех, в которых он по дому ходит. Неудивительно — всё же на дворе не май месяц. Мелкие тёмные соски отчётливо выделяются под материей. Ирина проводит по груди Рихарда ладонями, останавливаясь на привлекших внимание сосках; она теребит их сквозь ткань — почему-то ей кажется это забавным. Рихард отнимает её ладони от майки, чтобы тут же переместить их под неё: поняв намёк, она освобождает его тело и от майки тоже. Она много раз пыталась представить себе этот торс в мельчайших деталях, и теперь, имея возможность лицезреть его воочию, она понимает, что практически не ошибалась. Всё как в её фантазиях: рельефный мышечный каркас, не перекаченный, а именно крепкий, полное отсутствие растительности, и ей почему-то кажется, что это природное — как знать? Единственное, в чём она ошибалась — так это в оттенке кожи. Руководствуясь стереотипами, он непременнo ожидала увидеть перед собой загорелое, смуглое тело, однако Рихард бледен. Одни бы назвали эту бледность аристократической, другие — болезненной, но для Ирины она обычная — в здешних широтах на исходе зимы все такого цвета. Пока она разглядывает Рихарда, он разглядывает её: невысокая и тонкокостная, она гибка и подвижна — последствия многолетних занятий танцами; оттенок её кожи ровный и чуть темнее, чем у него — сказывается одна четверть бурятской крови. Отсюда же гладкие чёрные волосы цвета вороньего крыла и чуть раскосый разрез глаз. Груди у неё небольшие и округлые, на вид упругие, а на ощупь... Круспе кладёт на них свои руки и ловит лёгкий вздох, невольно вырвавшийся из её грудной клетки. Это заставляет его улыбнуться. Притянув Ирину к себе за талию, он плотно прижимается к её упругим на ощупь грудям и ровному, плоскому животу, одновременно путешествуя ладонями по её хрупким на вид, но ощутимо крепким плечам, изящному изгибу спины, гладкой коже маленьких ягодиц. Тем временем пряжка его ремня оказывается в её руках. Расстегнув ремень, вытащив его из петлиц и отбросив в сторону, она принимается за ширинку. Крупная металлическая пуговица слишком туго сидит в петле, и в попытках освободить её девушка едва не ломает ноготь. Круспе забавляет эта её неумелость — видимо, не часто доводится ей с пуговицами на мужских брюках расправляться.