Немцы в городе (СИ)

— Готовее некуда. Последний день сегодня — думаете, успеем?

— Выбора у нас нет: сам же говоришь — последний день.

Тилль с интересом осматривается: в глаза сразу бросается, что человек, здесь живущий — одинок. Ни тебе пресловутой “женской руки”, ни даже хоть какого-то намёка на семейственность. По всем комнатам, входы в которые почему-то напрочь лишены дверей, расставлены какие-то старинные агрегаты и запчасти к ним. Кинескопы, транзисторы, катушечные магнитофоны... Всё это под диким слоем пыли — ею, пылью, кажется пропитан весь воздух в квартире. Почесав защекотавший нос, Тилль бросает взгляд на окна — так и есть: все щели наглухо забиты ватой и заклеены клейкой лентой, даже форточки.

— Иногда балкон открываю, но нечасто — от влажности аппаратура портится, — проследив за взглядом босса, извиняющимся тоном поясняет Володька, — а это, — он делает широкий жест руками, словно обнимая всё окружающее пространство, — это так, хобби моё. Вы даже не представляете, сколько народу увлекается техникой старых образцов, это всё денег стоит...

Да уж, кандидат — всем на зависть. Тилль даже на секунду засомневался, что их затея вообще хоть во что-то выльется. Хотя, в стараниях преодолеть дурную привычку сквернословить, этот мужик, вроде бы, преуспел. Хорошее начало.

Уже в машине Володька спрашивает:

— А почему так секретно? Что, прямо вообще никто не в курсе?

— Не было уверенности, что соберём подписи. Да и сейчас нет, что их примут. Хотя подписей у нас в три раза больше, чем требуется — я даже не ожидал... Вот зарегистрируешься, получишь удостоверение кандидата, и тогда для тебя, Володь, начнётся другая жизнь. Но ты же готов?

— А что мне терять-то? Так хоть развлекусь.

Хорошенькое развлечение — отправить начальника своей службы безопасности на выборы губернатора. Ну что же, город ждал потрясений — примите, распишитесь.

Девушка в центральном избирательном комитете региона чуть на стуле не подпрыгнула, завидев, как в её кабинет вносят несколько десятков запечатанных ящиков с подписями в пользу нового выдвиженца. Бегать к машине и обратно пришлось много раз — и сотрудница впервые видит, чтобы кандидат занимался этим лично.

— Вы что же это, последний же день, как проверять будем? Нееет...

— Не нет, а да, — спокойно отвечает Тилль. — Как проверять будете — не наша забота. В законе про это ничего не сказано. Мы все необходимые документы предоставляем в рамках указанного срока. Так что, будьте любезны...

— Минуточку, — девушка выскакивает из-за стола, обращаясь к Тиллю: — А Вы кто — представитель кандидата?

— Я не могу быть представителем, потому что я иностранный гражданин. Но как только вы нашего кандидата зарегистрируете, представителей мы наберём, не волнуйтесь.

Девушка делает звонок по внутренней линии, и через минуту в кабинете собирается уже весь изберком полным составом. Мужчины и женщины со смурными лицами осматривают коробки, проверяют пачку предоставленных Володькой документов. Наконец, вперёд выступает самый толстый из мужчин — судя по важному виду, здесь он за главного:

— Ну что же, господин Иванов, документы у Вас в порядке. Их и подписи мы проверим в установленном режиме, и если у нас возникнут вопросы, с предвыборной гонки мы Вас снимем. Ну, а пока — не вижу никаких препятствий для Вашей регистрации.

Около часа Тилль с Володькой ждут в коридоре. Даже не верится, что всё так просто — похоже на подставу. Но отступать некуда. Наконец, председатель избиркома выносит новенькое удостоверение, шлёпает печать, прямо в коридоре, на весу, и торжественно вручает картонку в красной корочке Володьке.

— Вот здесь распишитесь, господин Иванов, и поздравляю Вас. Этот документ даёт Вам право на посещение всех муниципальных учреждений без дополнительных разрешений, на агитацию в рамках...

— Всё понятно, — одёргивает его Тилль, — а теперь между нами: в чём подстава?

Председатель и бровью не повёл. Доверительно наклонившись к посетителям, он выдаёт:

— А просто монополия эта уже вот где, — он проводит ногтем по горлу. — Через минуту из ФСБ начнут звонить, у нас же кроме генерала и каких-то его петрушек ряженых кандидатов и нет вроде. А тут вы. Про вас все наслышаны — скандал на скандале. Двадцать лет мы тут тухли — никакого веселья, а вы за полгода шухеру навели такого, что домохозяйкам и бразильские сериалы уже на хрен не нужны. Население, опять же, взбодрится. Демократические институты в действии и всё такое. Так что вы от нас — от избиркома — удар отведёте. С Кречетовым мы как-нибудь разберёмся, но вот с людьми вам придётся работать самим.

Поблагодарив председателя за честность, Володька прячет новенькое удостоверение в нагрудный карман куртки — в честь столь важного события он нарядился в свою обычную униформу охранника — и вместе с Тиллем покидает учреждение. Всё только начинается — сейчас они направляются на комбинат, чтобы сделать громкое заявление.

— Что-то мне кажется, это представление покруче вашего, новогоднего, будет, — бурчит Володька.

— Покруче, а главное, чтобы поуспешнее, — отвечает Тилль сквозь довольную улыбку. Он уже представляет, как вытянутся физиономии сотрудников ММК, а что начнётся в городе — не представляет даже он.

====== 29. Поворот не туда (И снова всё пропало) ======

После собрания в актовом зале все сотрудники ММК, разделившись на кучки, разбрелись по разным уголкам предприятия, чтобы обсудить новость дня. Да что там — новость столетия. “Ты знал?”. “Не, не знал — а ты?”. “И я не знал”. На собрании Тилль по полочкам разложил картину происходящего: как они дошли до жизни такой, и чего теперь следует ожидать. Подготовка к регистрации кандидата велась просто. Наняли студентов из Машкиного колледжа, чтобы те ходили по квартирам и собирали подписи. Платили хорошо, взяли расписку о неразглашении (не имеющую абсолютно никакой юридической силы — но для студентов-кулинаров сойдёт). Володькину закулису не раскрывали — кандидат Иванов представлялся потенциальному электорату как обычный труженик, фрик и просто способ оживить избирательную кампанию. Личность кандидата у многих подписавшихся вызывала симпатию: воин-афганец, из простых, из бедных — прямо ходячий антипод кабинетному генералу. Люди на предприятии на взводе: теперь их место работы — не просто фабрика какая-то, а самый настоящий политический штаб.

— Так ты всё знала, партизанка несчастная? — уединившись с коллегой в приёмной, Диана пытается выведать у Машки детали спецоперации. Диане даже немного обидно, хотя она понимает: секретность в данном деле — мера вынужденная.

— Ну прости, я не могла сказать! А ты не обижайся — тебе ещё... Ой!

— Что ещё, ну, говори!

— Ничего! Пускай начальство само всё решает, а я ни при чём.

В приёмную залетает Володька, запирает двери на замок и, осмотревшись, расслабляется.

— Что, поклонники замучили? Всего пару часов в новом статусе, а уже от народа бегаешь? — подначивают его девчонки.

— Да непривычно как-то! Я, знаете ли, всю жизнь в тени...

— Ладно, Володь, присядь. Мы тебе чайку нальём. Только ты когда в кабинет губернатора въезжать будешь — смотри, не забудь, как мы тебя чаёчком отпаивали!

Громкий стук в закрытые двери прерывает чаепитие.

— Я знаю, что ты здесь, кандидат, давай выходи! — это голос Круспе. Интересно, что ему нужно?

За дверями Рихард не один — с ним Шнайдер. Машка запускает их в приёмную и вновь запирает двери.

— Фотографы приехали — фотосессия начинается! Вот шмотки, — Рихард бросает на диван новенький комплект униформы, точно такой же, как на Володьке сейчас, только совсем неношеный. — Иди переоденься в кабинете босса — его всё равно сейчас на месте нет, а потом фэйсом твоим займёмся.

— Что? — разом реагируют как девушки, так и сам Володька.

Только сейчас они замечают в руках Шнайдера таинственный чемоданчик.

— Трёхдневная небритость и двухдневный перегар — это, конечно, очаровательно, но нам нужен глянец, — равнодушно поясняет Шнайдер и, водрузив чемоданчик на секретарский стол, торжественно его открывает.