Немцы в городе (СИ)

— Ни за что! — истошно орёт Володька, заглянув внутрь.

— А можно мне! И мне! — истошно орут девушки.

— А можно потише, — несмотря на то, что Шнайдер сегодня является сам собой, в его речи нет-нет да мелькают знакомые интонации Фрау. — Я и сам не рад, но что поделать: надо — значит надо.

Через пять минут Володька выходит из кабинета гендира и растерянно смотрит на коллег, ожидая реакции. Казалось бы — ничего же не изменилось: такая же форма, тот же цвет и размер, но эффект новизны сквозит во всём образе. В старой форме охранник был похож на Володьку, а вот в новой — на авантюриста, решившего поиграть в публичность. Усевшись в Дианино кресло и развернувшись к сочащемуся сквозь оконное стекло дневному свету, господин Иванов послушно подставляет физиономию умелым рукам Шнайдера.

— Что угодно, только глаза не мазюкайте. Умоляю! — он почти завывает. — А то буду, как этот, — он не глядя машет рукой куда-то за спину, и Рихард недовольно фыркает.

— Извини, друг, но тебе до меня, как...

Закончить очередную колкость ему не позволяет сигнал о новом сообщении. Знакомый номер, свежие воспоминания. Рихард сохранит имеющуюся переписку навсегда как самую тёплую память. Она же обещала исчезнуть и не писать, а значит, он был так хорош, что красотка в синем мундире всё же не устояла. И новая смс приятно возбуждает его любопытство.

“Извини, я не собиралась тебя тревожить. Но что, блин, у вас там происходит???”.

Ему льстит, что их затея поднимает в городе настоящий переполох.

“Следи за эфирами”, — стандартный ответ, и кажется, такой уже был, а то и не раз. “Я скучаю”, — печатает он следом и тут же стирает, выходя из окна диалога.

— Ну вот, а вы боялись, — довольный результатом, Шнайдер отходит в сторону, чтобы получше разглядеть плоды своих трудов — пока Рихард тыкал в экран смартфона, он успел сравнять тон и заматировать Володькину недовольную рожу. — Смотрится не очень натурально, но фотографы потом отретушируют как надо.

Фотографы ждут во дворе — какие-то молодые ребята, супружеская пара. Их Рихард нашёл по объявлению в контактике. Они в растерянности взирают на “модель”.

— Вы же говорили, нужно будет пощёлкать объекты... Мы не знали, что...

— Хотите отказаться? — с вызовом спрашивает Круспе.

— Конечно нет! — хором отвечают они. — Это же станет жемчужиной нашего портфолио, настоящей рекламой! Все обзавидуются!

Фотосет происходит при смене декораций: вот кандидат в производственном цеху, в окружении рабочих, вот он уже на своём посту — изображает погружённость в охранный процесс, вот он просто прогуливается по внутреннему дворику на фоне офисного здания. Позировать у кандидата получается неплохо — он как-то даже слишком быстро вжился в образ. Сделав несколько сотен кадров, из которых фотографам предстоит выбрать дюжину наиболее удачных, хорошенько их обработать и предъявить заказчику, они переходят к главному:

— А оплата...

— Вот, как и договаривались, — Рихард протягивает им пачку тысячных купюр. — Готовые кадры завтра утром должны быть у меня, и если мне понравится — заплачу ещё столько же.

Вдохновлённые небывалыми щедротами и обеспокоенные дефицитом временных ресурсов, фотографы спешат раскланяться, чтобы тут же направиться в свою студию, где им, скорее всего, придётся провести всю ночь.

Диана курит на ходу, наворачивая круги по внутреннему дворику — её так воодушевляет всё происходящее, что на месте просто не стоится. Нехотя вернувшись в приёмную, она скидывает пальто и вдруг оказывается нос к носу с внезапно возникшими в помещении Тиллем и Флаке.

— Готова? — добродушно спрашивает Лоренц, хитро улыбаясь.

— Ээ, к чему? — самое время заволноваться.

— Будешь официальным представителем нашего кандидата. Завтра тебя зарегистрируем в избиркоме, получишь соответствующий документ и приступишь к своим новым обязанностям. Ходить по дебатам на местном ТВ и радио, в основном. Это временно, это только до выборов...

Бог с ними, с обязанностями, но выступать в ходе кампании на стороне Володьки — значит выступать против самого Кречетова. Официально и в публичном пространстве. К такому повороту судьбы она явно не готова, но только боссы её всем своим видом демонстрируют, что данное решение не обсуждается. А она-то думала, что все испытания позади, а они, оказываются, только начинаются.

Вечером, уже в постели, мысли о своей незавидной участи не отпускают её.

— Олли, что мне делать? — закинув уставшие от хождения целый день в тесной обуви ноги Риделю на колени, Диана ищет если не совета, то хотя бы поддержки. — Мне же придётся с ним сталкиваться, да ещё и на глазах у людей!

— Я не думаю, что он сам будет ходить по этим дебатам, — честно выдвигает свои предположения Олли. — Наверняка у него тоже будет свой представитель, да не один, так что не переживай. Их лейтмотив нам знаком — они будут напирать на борьбу с иностранным капиталом и всё такое. Твоя задача — давить на то, что кандидат Володька Иванов — человек из народа, свой в доску, с проблемами электората знаком не понаслышке...

— Такое ощущение, будто это будет разговор глухого с немым.

— Ну так это ж выборы, — Олли от души веселится, — на выборах иначе не бывает. Да и не нужны эти разговоры никому — людям интригу подавай, шоу. Ты должна преподнести Володьку с такой стороны, чтобы народу из принципа захотелось проголосовать за него как за альтернативу опостылевшему режиму. Я в таких делах слабо разбираюсь, тебя Флаке научит. Наверное...

— А если они начнут лично под меня копать? Ну то, что у меня муж иностранец... Был. Или...

— Не думаю, что Кречетов решится переходить на личности. В этой сфере у вас паритет — он знает, что в любой момент заговоришь и ты, и тогда ему мало не покажется. Он не такой дебил.

“Не такой дебил” — слабое утешение. Скорее, даже наоборот: уж генерал-то найдёт способ подставить её и на этот раз.

— А если он перейдёт к мерам... физического воздействия? Ну ты понимаешь...

— Перейдёт, и возможно уже очень скоро, — Оливер задумчиво отводит взгляд. Кажется, ему что-то известно, и он чего-то не договаривает. — А теперь давай-ка спать — тебе завтра утром ещё в избирком идти.

На близость он даже не намекает — ему думается, что девушке сейчас явно не до того.

Вернувшись с комбината, Шнайдер погружается в пустоту. Стас уже который день в Москве — заключает договоры. Интересно, скучает? Вряд ли. Когда Шнайдер звонил ему первый раз с момента их расставания, Стас был слишком уж весел — встретился с университетскими однокурсниками, и пошло-поехало. Когда же он звонил ему во второй раз, тот был слишком вовлечён в деловой процесс и лишь отрывисто прошипел в трубку: “Я щас занят, не могу говорить”. В третий раз он был слишком уставший и так хотел спать, что один лишь телефонный разговор длиною в минуту утомил его до состояния крайнего раздражения. На последующие звонки Стас и вовсе не отвечал, награждая звонящего то безответными длинными, то безапелляционными короткими гудками. Лишь односложные ответы на развёрнутые смс подтверждали, что парень в принципе жив, и с ним всё в порядке. “Хочешь узнать человека по-настоящему — дай ему немного власти”, — гласит старинная мудрость. Денег, признания — ещё чего-нибудь ему дай, и ты обнаружишь рядом с собой незнакомца. Шнайдеру больно это признавать, но с тех пор, как жизнь его любовника начала крутиться вокруг всех этих договоров поставки, планов сбыта и прогрессивной системы бонусов, он изменился. Сперва казалось, что это временно. Но теперь уже Шнайдеру кажется, что временно — это то, что между ними. Времени-то прошло всего ничего, и что сталось с их отношениями? Куда подевалась близость, бесконечные переписки с шутливыми подколками в адрес друг друга, уютные вечера только для них, горячие утренние раставания перед рабочим днём? Шнайдер делал всё, что мог. Практически “прописался” в образе Фрау, не надоедал, не докучал, обеспечивал уют и поддержку. А оказывается там, в Москве, Стас вполне неплохо себя чувствует и без уюта с поддержкой, да и без самой Фрау даже.