Странник. Американская рулетка (СИ)

Раздавшийся из спрятанных динамиков голос заставил Джоан вздрогнуть от неожиданности.

– Рады сообщить вам, что через десять минут наш самолет пойдет на посадку.

ГЛАВА ПЯТАЯ.

ФЕЛИСИЯ

Выходить на улицу не хотелось. Хотелось, наоборот, отлежаться, накрывшись с головой одеялом и представляя себе, что находишься не в привычной, надоевшей до мутной ненависти спальне, а где-нибудь в мышиной норе. Там, где темно, тепло и уютно. И вообще, если бы только можно было перестать быть собой, превратиться в кого-нибудь или во что-нибудь другое… Но, вспомнив, какой день ей сегодня предстоит, Фелисия рывком скинула одеяло и опустила ноги на холодный паркетный пол. Ковра или хотя бы коврика в ее спальне не было и быть не могло: мисс Фиби утверждала, что покрывать пол – это дурной вкус. Зато на низком прикроватном столике важно покоился тяжелый бронзовый колокольчик величиной со стакан, с рукоятью из красного дерева. Предполагалось, что слуги должны услышать его едкий дребезжащий звон, где бы они не находились. Колокольчик – как, впрочем, и все остальное в этой квартире – принадлежал покойному деду Бобу.

Фелисия с детства любила представлять себе, что она превращается в других людей или даже в предметы. Входит, например, в ее комнату эта противная мучительница мисс Фиби, а вместо Фелисии на кровати лежит маленький плюшевый медвежонок. Конечно, сразу поднимается жуткий шум, все начинают волноваться и искать бедную девочку, не обращая никакого внимания на игрушку. Вот тогда Фелисия, может быть, почувствовала бы, что ее, наконец, оставили в покое. Она даже плакала иногда, думая о том, что это только в мультиках персонажи запросто превращались в кого угодно. А ей, Фелисии, всегда приходилось оставаться самой собой… И поэтому мисс Фиби каждое утро входила в ее спальню, расчесывала ей волосы, подавала платье и туфли, которые следовало надеть, кормила завтраком, отправляла в школу… И вообще вмешивалась во все детали ее, Фелисии, жизни. Но, поскольку она не заяц Банни и не пес Гуффи, ей оставалось только подчиняться. И лишь в самые противные моменты, когда ее наказывали или приходилось делать что-то совсем уж неприятное, вроде обязательного плавания в холодном бассейне, она воображала себя каким-нибудь бездушным предметом: столом папана, креслом, цветком китайской розы в кадке... Она с детства ненавидела, когда ей приказывают. И всю ее жизнь рядом постоянно находился какой-нибудь человек, имеющий на это право…

Когда Фелисия стала постарше, она решила, что, стоит ей достигнуть совершеннолетия, как тут же отпадет необходимость подчиняться чужим приказам: ведь у нее появится возможность уйти из дома и жить так, как захочется ей самой. И только в свой двадцать первый день рождения она поняла, что ошибалась. Папан, приехавший ради такого случая из Европы, многозначительно покачал головой и заявил, что его дочь и наследница не может позволить себе забыть о фамильных традициях. Что именно он называл «традициями», Фелисия так никогда и не узнала. А папан только закатывал всегда подернутые хмельной дымкой глаза и поминал деда Боба, утверждая при этом, что такая внучка как Фелисия заставляет покойника вертеться в гробу. Интересно, что сам папан почему-то не мешал своему отцу спокойно лежать в могиле! В общем, папан никуда ее не отпустил, и в отместку Фелисия нарочно выбрала самую никчемную, на ее взгляд, специальность историка, которую теперь прилежно изучала в Колумбийском университете. Она и сама не очень понимала, для чего ей нужны были все эти знания. Вряд ли ей когда-нибудь придется преподавать или заниматься научными исследованиями. Особенно после того, что она собиралась сделать сегодня. Правда, Весли твердо обещал, что все будет в порядке. Но почему-то ей немного страшно. Нет-нет, даже и не страшно, а как-то... В общем, ей, наверное, просто пора взрослеть. Хотя, если разобраться, нормальный здравомыслящий человек никогда не согласился бы на такое... Впрочем, ей, дружащей с Весли столько лет, называть себя «здравомыслящим человеком» представлялось некоторым преувеличением.

Фелисия глубоко задумалась и не заметила, как дверь медленно приоткрылась. Новая горничная, имя которой Фелисия никак не могла запомнить, робко заглянула в спальню. Вот черт, теперь мисс Фиби обязательно узнает, что она проспала! Эти горничные тут же доносят о каждом ее шаге: мисс Фиби желает знать о ней все. А совсем недавно эта старуха совсем взбесилась и, кажется, приставила к ней еще несколько человек. Конечно, это могло ей показаться из-за нервного напряжения последних дней, но Фелисия готова была поклясться, что за ней неотступно следовали какие-то люди. И в университете, и после, когда она гуляла по городу. Наверное, мисс Фиби подозревает, что у нее множество любовников. Ничего глупее не придумаешь, честное слово! Но и следить за ней, кроме домоправительницы, некому. Вероятно, папан дал ей такое указание. Иначе, откуда бы у мисс Фиби взялись новые люди? А всех старых охранников Фелисия знала в лицо.

Сначала Фелисия решила, что сегодня ей, в общем-то, наплевать на то, что мисс Фиби доложат о ее опоздании: все равно университетские шпионы тут же сообщат, что она не появилась на занятиях. Но потом она подумала, что не следует своим необычным поведением привлекать внимание соглядатаев. Поэтому, спустившись вниз, в столовую, она торопливо позавтракала кукурузными хлопьями, хлебнула отвратительный кофе и, схватив сумку, помчалась к двери. Фелисия все рассчитала правильно: с утра мисс Фиби всегда занята и никогда не появляется внизу раньше полудня. Служанки не в счет, с ними не нужно разговаривать и, следовательно, не существует опасности выдать себя каким-нибудь неосторожным словом или взглядом. Сегодня ее день… Внизу ждет лимузин, но с молодым водителем Фредди проблем не должно быть. Она, как всегда, попросит его, и он не откажет. Ну а дальше... Стараясь не задумываться о том, что будет дальше, Фелисия поспешила вызвать лифт.

Утро было серым и настолько блеклым, что даже всегда яркая Пятая авеню казалось выцветшей и унылой. В ответ на поклон водителя Фелисия заставила себя улыбнуться и поспешила забраться в машину.

– Сегодня, Фредди, мы поедем в библиотеку. Ну, как обычно.

Фелисия поймала в зеркале понимающую усмешку водителя. «В библиотеку» означало: вместо того, чтобы отвезти ее в университет, Фредди направится на юг, в район Бэттери-парка, и высадит ее у красивого многоэтажного дома прямо на берегу Гудзона. Фредди был убежден, что в этом доме живет ее таинственный любовник и, когда возвращался за ней после полудня, Фелисия почти физически ощущала, как он ощупывает ее взглядом и раздувает ноздри, словно стараясь по запаху определить, чем она занималась эти несколько часов.

На самом деле никакого любовника у Фелисии не было. По крайней мере, постоянного – такого, к которому она бы ездила в этот красивый дом на Гудзоне. Но пусть уж лучше мисс Фиби поволнуется и попереживает из-за того, что у нее роман с каким-то таинственным молодым человеком, чем догадается, что Фелисии просто хочется побыть одной: побродить по городу, посидеть в кинотеатре, среди ленивой дневной публики… в общем, почувствовать себя обычным человеком. Иногда к ней присоединялся Весли, и тогда они веселились от души. Он учился в Йеле, но время от времени находил возможность удрать в Нью-Йорк. Весли, как обычно, дурачился изо всех сил, придумывал какие-то игры, пугал прохожих и официантов в кафе, пел на улице во весь голос и вообще вел себя как мальчишка. Когда они возвращались в Бэттери-парк, чтобы изобразить, как Фелисия выходит от своего страстного возлюбленного, Весли предлагал наставить ей синяков на шее или, загримировавшись до неузнаваемости, выскочить следом за ней из подъезда, размахивая ее «забытыми» трусиками. А она, задыхаясь от хохота, умоляла не делать этого... С ним всегда было весело. С тех самых давних пор, как они познакомились...

Фелисии было двенадцать, когда мисс Фиби решила отвести ее на какой-то очередной детский рождественский праздник. Фелисия капризничала: идти туда ей совершенно не хотелось, потому что она прекрасно знала, что всё будет как всегда. Невыносимо скучный узкий круг избранных детишек под зорким наблюдением десятка воспитательниц, похожих на мисс Фиби как родные сестры. Она попробовала представить себя канарейкой, сидящей в клетке за спиной у мисс Фиби, но это не помогло. Фелисии пришлось подчиниться: мисс Фиби не терпела непослушания. Но, попав в огромный зал со сверкающей до рези в глазах елкой посередине, Фелисия в знак протеста тут же отправилась в туалет, где намеревалась просидеть назло всем до конца праздника. Пусть мисс Фиби поволнуется! Фелисия будет отвечать, что прихватило живот. Не станут же они ломать дверь!..