Любовь с первой строчки (СИ)

(Прошло десять лет, мое отношение к роману не изменилось, но изменилось нечто большее во мне самой, я стала мыслить и смотреть на многие вещи более глубоко и разносторонне. А еще я разучилась кричать и вслух, и про себя).

Я беру его за руку. Заглядываю в глаза и вижу: Чулаки приходит в себя, вид у него уже не такой расстроенный, внезапная скрытая вспышка гнева отхлынула, он успокаивается, и мы переходим на другие темы.

Спустя несколько месяцев Михаил Михайлович подарил мне книжный, более полный вариант "Большого футбола", издательства Центрполиграф, и на первой странице написал автограф: "Анечке, с пожеланием перечитать через 10 лет". Еще он попросил меня написать критическую статью о его романе, и честно признался, ему хотелось скандала; но я, вспомнив его молчаливую вспышку гнева после моих высказываний, отказалась это сделать.

Весна пришла вереницей мрачных дней с промозглыми штормовыми ветрами и туманной изморосью. В один из таких дней Михаил Михайлович сообщил по телефону, что вскоре состоится его творческий вечер. Несомненно, это было событие. Порой мне казалось, что творческие вечера писателей ушли в прошлое, не набирают аудиторий, и культурная жизнь города словно бы замерла. Но Петербург по праву носит звание культурной столицы и если Петербург жив, значит жива и востребована русская культура. Петербург, искусство, творчество и духовность -- понятия неделимые и находятся вне зависимости от времени, политики, революций, разрухи или возрождения. В этом можно убедиться, читая мемуары поэтов и писателей времен революции, гражданской войны и даже блокады.

В назначенное время я подъехала к его дому. Писатель с поднятым воротником старомодного зимнего пальто, изрядно замерзший, уже ждал меня на улице, и сев в машину, скомандовал: "В Фонтанный дом. Быстрее. Мы не должны опаздывать". Еще он предупредил, что Нина сейчас находится в городе, но на вечере она обещала присутствовать. "Пожалуйста, скажи ей, что о вечере ты узнала по радио" - добавил он. Мы мчались сквозь туман и сырость, и я по своему обыкновению строила прогнозы и размышляла: если мероприятие состоится в музее Анны Ахматовой, то вероятно творческий вечер будет поэтическим.

Как-то давно я спросила его пишет ли он стихи.

- Нууу..Каждый из нас в юности увлекается поэзией.

Этим уклончиво-небрежным ответом он наглухо закрыл тему.

В Фонтанный Дом мы вошли вместе, Чулаки поспешно скрылся в недрах этажей и коридоров, а я, оставив пальто в раздевалке, сопровождаемая собственным взволнованным отражением бесчисленных зеркал, - поспешно отправилась искать кабинет, в котором состоялось мероприятие.

Ярко освещенный зал был полон. Я тут же отыскала взглядом Нину, она помахала мне, и я уселась рядом.

- Как ты узнала? - спросила она с недоумением и недоверием в голосе.

Пришлось пояснить: "Очень просто, в машине, в новостях по радио"

Первая часть вечера была посвящена отцу Михаила Михайловича, профессору и композитору Михаилу Ивановичу Чулаки. Пианистка в черном платье с открытой спиной и плечами, несколько скрипачей и виолончелист в смокингах - исполняли его музыкальные произведения, исполняли очень профессионально и вдохновенно. Я старалась погрузиться в музыку, но мой взгляд невольно, словно магнитом притягивался к моему кумиру. Наверное, я разглядывала его просто до неприличия откровенно, но ничего не могла с собой поделать, глаза как будто не повиновались мне. Казалось, что музыка, заполняющая сверкающий зал, сосредоточенная публика, изысканный интерьер - все это служило моему кумиру, скромно сидевшему в стороне, у стены, и было самой его сутью.

Мой необыкновенный, мой странный писатель! Строгая седина отливает легкой голубизной, толстые стекла очков делают лицо недосягаемым, холеная рука с длинными пальцами непринужденно играет ручкой..

- Ничего.. - услышала я голос рядом.

- Что? Прости, не расслышала.

Нина, сидя прямо и глядя перед собой, обращалась как будто в никуда.

- Ничего у вас не получится, ни-че-го! Ты думаешь одна такая поклонница у него?! Много их было, поклонниц-то, но ничего у них не получалось, и у тебя не получится.

Жизнь -- огромная оратория

Партитура, контрапункт, история.

Солистов высокие арии

Войн театральное зарево..

Музыкальная часть закончилась, Михаил Михайлович встал из-за стола и начал рассказ о своей семье, сначала робко и даже чуть спотыкаясь, но потом все смелее и раскованнее. Отец ушел от них, когда Мише было семь лет. Детей поделили: старший брат Сергей уехал с отцом в Москву, а Миша остался с матерью в Ленинграде. Уход отца очень подействовал на психику ребенка, он тяжело переживал разрыв родителей. Странно, но бабушка по отцу осталась с ними, то есть с невесткой и младшим внуком, в старой питерской коммуналке, в то время как ее сын, отец Миши, проживал в Москве в просторной отдельной квартире в высотном доме. Михаил Иванович Чулаки в то время занимал должность замминистра по культуре, а ранее был директором большого театра. Книгу "Я был директором Большого театра", написанную Чулаки по воспоминаниям отца - я получила в подарок чуть позже.

Рассказ о студенческих годах сопровождался чтением стихов, в основном это были стихи поэтов "серебряного века". Я впервые слышала, как Чулаки читает стихи, - спокойно, ровно, без эмоций, он не читал, а просто говорил. О своем творчестве Михаил Михайлович почти не рассказывал, остановился лишь на последнем романе "Большой футбол Господень":

Весь мир - театр, а люди в нем актеры, сказал Шекспир, а я говорю, что весь мир - это большой футбол: кто-то вырывается вперед, кто-то выходит из игры. Чем все закончится - неизвестно, кто-то победит, а кто-то проиграет..

Глава 9.

Больница на Учебном.

Апрель 2001.

Я готовила машину для поездки в Белогорку. Заехала в СТО, попросила проверить тормозную и прочие системы, загрузила в багажник пару запасок. Встреча нашего фанклуба уже давно планировалась в связи с выходом журнального варианта "Большого футбола", но несколько раз откладывалась, и вот наконец активисты сообщили день и час творческого вечера. Я жила в предвкушении важного события. Заранее купила в редакции "Звезды" несколько журналов, и передала их участникам фанклуба, - пусть будут в курсе и задают вопросы по существу. Над Михаилом Михайловичем я подтрунивала:

- Вам будет нелегко, дорогой писатель, берегитесь, достанется вам от нас за "Большой футбол"!.

Чулаки оставался невозмутимым и весь преисполненный чувства собственной правоты.

Итак, машина была готова, я готова, участники фанклуба, прочитавшие роман - так же были готовы к встрече и полемике, осталось самое малое, ждать назначенный день. Шла последняя, страстная неделя предпасхального поста. Как и договорились, Михаил Михайлович позвонил накануне мероприятия, но услышала я вовсе не то, что ожидала:

- Анечка, боюсь, что вместо Белогорки придется ехать в поликлинику, что-то у меня не все благополучно со здоровьем.

Голос обычный, спокойный, ни нотки волнения. Вся моя суть, устремленная в сторону творческого вечера, эгоистично возопила (уж я-то умею кричать и вслух и про себя): какая поликлиника, зачем поликлиника, если нас ждет праздник!

Наутро я помчалась в Металлострой, а оттуда мы с Чулаки направились на Невский. По дороге мой кумир с удивлением в голосе, рассказал: неожиданно появилась алая кровь в моче, анализы уже сдавал, теперь нужно узнать результат.