Любовь с первой строчки (СИ)

На мое заявление, что любовь - это Бог, он спокойно объяснил, что любовь - это игра гормонов, убери гормоны - и не будет никакой любви. Я не унималась, спрашивала: откуда же берутся гормоны, и почему они предпочитают одного человека и не воспринимают другого, может даже лучшего? И как можно не верить?! Если не верить, то можно сойти с ума от ужаса и безнадеги... Чулаки отвечал без эмоций с точки зрения эволюции и естественного отбора, иногда занудно вдаваясь в подробности, так что мне приходилось смирять свой пыл и вынужденно замолкать. Сейчас, по прошествии многих лет теория Чулаки мне представляется единственно верной. Да, любовь -- всего лишь игра гормонов. Да, гормоны созданы природой, Создателем, называйте как хотите, но с определенной целью - для размножения вида. Как вынудить человека размножаться, как его лишить покоя, заставить учиться, двигаться вперед, расти и развиваться, вырабатывая уникальную духовную энергию? Именно уникальную и духовную, отлакированную великими скорбями, ибо грубовибрирующая суть неисправимого преступника или алчного служителя мамоне скорее всего пойдет в лом. А потому: любИте трагические случайности, благословляйте извергов-мужей, нерадивых детей, предавших вас друзей, ненавидящих вас врагов, бросивших вас возлюбленных. "Я полюбил страдание!" - говорил Архиепископ Лука Крымский. "В горе ищи счастье..." - напутствовал отец Зосима Алешеньку в "Братьях Карамазовых".

В конце февраля я как одержимая погрузилась в чтение только что вышедшего "Большого футбола", и прочитав до последней строчки, захлопнув журнал, испытала откровенное разочарование. Я ждала новую публикацию, как ждут дорогого подарка с сюрпризом, и от этого на душе становилось волнительно и беспокойно. На встрече в Сиверской Чулаки поделился приятной новостью: роман закончен и должен быть опубликован в начале 2001 года. И вот "Большой футбол Господень".

Я возмущалась: "Как можно писать о том, чего не дано знать никому?" Я укоряла: "Вы никогда ничего плохого не посмеете написать о своем земном отце, хотя с детских лет обделены его вниманием". Я негодовала: "Не страшно вам писать о Боге, критикуя его, словно простого смертного, обвиняя во всех несчастьях, которые творят люди?"

- Все самые жуткие злодеяния -- совершаются по воле Божьей, ибо сказано в писании, ни один волос с головы не упадет без воли его.. - Чулаки был непреклонен.

- Нужно бороться с собственными пороками.

- А зачем?

Чулаки пронзительно и строго посмотрел мне в глаза и добавил:

- Богу придется ответить за все содеянное на земле.

Я вздрогнула от этой фразы, так страшно и неестественно она прозвучала, мне послышался за ней скрытый смысл: "весь мир - зло"

- Да, придется ответить за все злодеяния! - с мрачным видом повторил Чулаки, видя мое замешательство.

Произнеси это посторонний, не мой обожаемый писатель, - мне бы послышался крик муравья, возмущенно возопившего вслед наступившему на него башмаку.

Я решила снять напряжение: "Разве я могу с вами спорить, дорогой писатель? Вам бы с митрополитом Кириллом дискутировать, или с любым другим священником".

- С удовольствием поспорил бы в открытом диспуте с любым священником, хотя знаю, все они прекрасные ораторы и любят сыпать цитатами из Писания.

Что случилось, ведь еще несколько лет назад Чулаки слыл истинным гуманистом. Он ратовал за отмену смертной казни, и в бурные перестроечные вел многочасовые дискуссии на эту болезненную для общества тему. Большинство выступавших категорично заявляли: смертная казнь -- это зверство, от которого цивилизованное общество должно отказаться, как от пережитка прошлого. Я была в меньшинстве, и мой писк в защиту жертв насильников и убийц не был ни услышан, ни поддержан участниками полемики. Помню, как подводя итоги диспута Чулаки произнес:

- Пожизненное заключение -- вот оптимальное наказание, позволяющее преступнику встать на путь исправления, судебной системе -- возможность исправлять ошибки, если таковые обнаружились, а исполнителю приговора -- не стать невольным убийцей.

Со временем писатель резко изменил свой взгляд на тему смертной казни, о чем смело заявил в своих публицистических статьях, и этим подтвердил: настоящий интеллигент не стыдится признавать свои заблуждения и ошибки.

В 1999 году в статье "НЕКАЗНЯЩИЙ ПРЕДАЕТ" Чулаки писал:

" .. Есть выродки, которые не должны существовать в человеческом обществе. Даже в пожизненной тюрьме. Здоровый нравственный инстинкт требует не наказания их - уничтожения. Общество должно самоочищаться, санироваться.

Единственный действительно страшный довод против смертной казни - возможность судебной ошибки. .. Допуская же возможность вынесения приговора невинному, мы тем самым фактически миримся с существованием пыток"

Я продолжала пытать моего кумира расспросами о "Большом футболе" .

- Вы открываете читателю взгляд на земную жизнь сверху - с точки зрения Господствующего Божества. Что вас подвинуло написать столь странный роман?

Чулаки ответил необычно: какая-то неведомая сила заставляла его делать это, так что и ему самом было интересно, что же из этого получится. До самого конца он не знал, каким будем роман, с каким финалом, но продолжал писать, выкладываясь весь, без остатка, как одержимый.

- Неужели кто-то водил вашей рукой помимо вашей воли?

- Получается так.

- Но мне роман показался мрачным, скучным. Читается тяжело. Весь стиль повествования - это стиль газетной хроники, такое же мелькание. Все написанное в романе мы ежедневно видим в новостях, читаем об этом в газетах. Вот бизнесмен, он боится за свою жизнь, и не без основания. Вот новый лже-пророк, образовавший секту. Вот девушка, отправившаяся в Чечню на поиски возлюбленного. Все герои незначительны, поверхностны, пусты, у них нет будущего. Одна яркая личность, - эта самая Клавдия, но и та не смотря на героические поступки выглядит бездушной, и в конце концов опускается до лжи, заболевает спидом. Все беспросветно, мрачно и нет никаких идей, как разорвать этот замкнутый круг.

- Вот уж мрачным я бы свой роман не назвал -- перебивает меня Чулаки.

Но я не останавливаюсь:

- Вы описываете мысли Бога, состояние его души, забираясь все выше и выше, в заоблачные дали, продолжая буднично рассказывать о них. Но что может знать курица о своем хозяине? Что она может о нем рассказать, кроме того, что он время от времени приходит кормить ее? И что она знает о его мире, о его внутреннем мире? Зачем забираться в эти дебри, к этому НН - "некто-нечто"? Вот у вас живут кошки, хорошо живут, тихо, спокойно и сытно, даже если и не спокойно, то все равно по кошачьим, отведенным для них правилам. И так проживут долго и счастливо. А если они начнут интересоваться виртуальным пространством, например, всемирной паутиной, станут ли они от этого счастливее?

В довершение всего процитировала А. И. Солженицына: "Писатель не имеет право писать все, что ему придет в голову, он должен быть ответственным перед Богом и людьми".

Я взглянула на моего писателя и не узнала: где привычные невозмутимость и спокойствие?! Красное, в пятнах, лицо, на котором играют скулы, частое дыхание, отрешенный взгляд - выдают еле скрываемый гнев. В этом суровом взгляде, обращенном внутрь, отражалась ненависть и желание ударить меня, да что там ударить, избить, растоптать, изничтожить! А еще слышался грозный вопль человека, который не умеет кричать: "Кто она такая и как она смеет!" От этого, не прорвавшегося крика, мне стало жутко, я не на шутку струсила и постаралась сгладить оплошность:

- Не сердитесь на меня, Михаил Михайлович, наверное, я еще не доросла, наверное у меня просто не хватает ума, чтоб судить. Нужно подождать. Вот пройдет лет 10, и я , перечитав роман, переосмыслив, буду горячо раскаиваться в том, что наговорила вам много глупостей.