Князь (СИ)

- Разве ханы всегда издают разумные законы? - проговорил Карбеч. - Они ведь не знают из жизни ничего, кроме дел своего дворца и военных походов. Их воспитывают адыги вроде тебя, князь, которые наивно полагают, что если адыгский закон заменить крымским, на их землях наступит счастье. Еще юнцами они возвращаются в Бахчисарай и живут среди богатства и наложниц, иногда, чтобы развлечься, отправляясь в походы то на адыгов, то на Москву. Поэтому они назначают для управления делами своих земель помощников из своих тфокотлей и даже рабов - потому что сами ничего не смыслят в делах народа.

Карбеч был умным человеком, и Тлизанд почувствовал, что здесь он прав: у хана были большие владения, и он не мог лично встречаться с каждым пастухом из своих подданных, чтобы узнать, как и чем тот живет.

- Ты вот тоже в пример хана хочешь дать дворянский дар двум своим рабам, когда они вырастут, пусть и не больше, чем младшим дружинникам, - сказал Карбеч. - Ты зря взял это намерение, мой князь. Раба можно освободить, если ты полюбил его, но не приближать его к дворянству. Ты - князь, и твое право давать дворянский дар тому, кому ты хочешь. Но ведь другие дворяне будут презирать твоих любимых слуг за их рабское происхождение, а рабы - за то, что ты этим двум оказал небывалую милость, а остальным даже не дал волю. Но если ты осовбодишь всех своих рабов - кто будет прислуживать тебе? Ты хочешь, чтобы все - от дворянина до раба, смотрели на них как на человеческих выродков?

- Не надо мне указывать, кому давать дворянский дар! - вспылил Тлизанд. Его страшно возмутило то, что этот строптивый дворянин пытается играть на его личных чувствах - чувствах своего князя, да еще и упоминать несмышленых еще маленьких слуг. - Это - только княжеское дело, и ничье другое! - на фоне безотчетного стремления оградить маленьких рабов от дворянских интриг Тлизанд вдруг ощутил, как ему, несмотря ни на что, неприятен этот умный и красивый мужчина, мужественный и искусный воин. Но следующие слова Карбеча еще более его возмутили:

- Ты сердишься, князь, потому что понимаешь мою правоту, хотя и не хочешь это признать сам себе!

- Ты дерзишь мне, тлекотлеш! - воскликнул Тлизанд и от волнения поднялся с тахты. Поднялся и Карбеч, чтобы не сидеть перед стоящим князем. - Как ты можешь поучать меня - своего князя?! Недостойно взрослому дворянину прикрываться в споре с князем детьми-рабами - вот что меня рассердило!

- Кто не советуется с людьми - с тем и люди не советуются, - спокойно сказал Карбеч. - А ты - князь, к тебе люди обращаются, чтобы ты их рассудил.

- Ты продолжаешь меня учить?!

*Гвардия ханов Крыма.

- Я даю тебе совет, мой князь, как твой приближенный. Похоже, ты уже сам научился от хана считать, что твои дворяне без твоего милостивого дозволения не имеют права давать тебе совета.

- То, что ты сейчас сказал, похоже на оскорбление, - понизив голос, произнес Тлизанд. - Я не хочу ссориться с тобой в гостевом доме. Живи здесь, как тебе нравится, три дня, а дальше либо оставайся со мной, но прекрати уркываться от меня и дворян, либо служи моему брату, которого ты увел от меня! А мне дороже Тот, Кто создал меня, дал кров и пищу и сделал князем, чем вы оба!

- Ты сам можешь быть верен любой религии, какой желаешь, - сказал Карбеч. - Но твоя присяга хану - это дело общее, мой князь. Потому что я уже сказал, что хан считает своими подданными не только присягнувших ему князей, но и их дворян.

- Все тлекотлеши поддержали меня, ты остался один, - сказал Тлизанд. - Где же здесь общее дело?

- Все равно, я не желаю быть подданным хана, - сказал Карбеч.

- Тогда ты не будешь моим дворянином, - ответил Тлизанд. - Если бы ты получил дворянский дар от меня, я бы у тебя его забрал. Но ты вступил во владение своими землями при моем отце, а кроме меня, у него есть еще наследник - мой брат. Впрочем, ты и сам это хорошо понимаешь. Вот и иди к нему, - повернувшись, к тлекотлешу спиной, князь вышел из гостевого дома, оставив Карбеча одного. Карбеч же, тоже взволнованный этим тяжелым, хотя и долгожданным, разговором, снял со стены скрипку, сел на тахту и принялся выводить смычком мелодию, чтобы немного успокоиться.

***

Атлеш и Карбеч уезжали холодным утром, когда снег с темными прорехами, но не тая, лежал на княжеском дворе. Тлизанду не хотелось их провожать, и он не стал: Атлеш, пока они еще не поделили родовую землю, было тоже хозяином в отцовском доме, и вполне сам сходил Карбечу за провожатого. Младший князь и тлекотлеш выехали за ворота усадьбы, и привратник Блехадж затворил ворота. Тлизанд проследил глазами, пока красные кафтаны уехавших не перестали мелькать за щелями высокого плетня, затем отошел к дому и сел на деревянную лавку под двумя деревьями: сливой и абрикосом. Летом здесь приятно было вечерами сидеть с кружкой жирного горячего чая, под густыми, пахнущими сочной листвой кронами. Но сейчас на деревьях еще не было листвы, и голые ветки точно застыли в холодном воздухе. С дыханием обильно выходил пар. Впрочем, Тлизанд не чувствовал холода: его грели теплые зимний красный кафтан и широкая светло-серая бурка, да и мысли его были вовсе не холодом заняты.

Никогда не думал он, что они с братом, рожденным от одних отца и матери, воспитанные одним аталыком, могут вот так разом разбежаться в разные стороны и поделить землю, которой с незапамятных времен владел их род! Никто в роду никогда не делился, не дробился. Может быть, причиной было то, что почему-то девочки у них рождались чаще, чем мальчики, и род продолжать было мало кому. Отец Тлизанда и Атлеша много благодарил Всевышнего за то, что Тот даровал ему двух сыновей. У Тлизанда и Мэзанэф тоже только один сын, еще неизвестно, сколько сыновей будет у Атлеша. Выходит, не оправдали Тлизанд и Атлеш великих надежд своего отца, раз решили разделить - впервые, сколько существует их род, фамильную землю. Из-за чего? Из-за веры, когда в былые времена не могло быть такого, чтобы одно племя - не то, что род, распадалось по такой причине. Но самое позорное - что Атлеш - князь, пошел на поводу у Карбеча - пусть тлекотлеша, но все-таки низшего по положению, чем он, человека! Разве он сам этим не попрал адыгскую честь?

Атлешу и Карбечу не нравится, что Ислам требует отменить некоторые адыгские законы, больше всего - то, что и дворянин, и раб, верующие в Аллаха и Его Посланника, должны стать равными перед князем. Младший дворянин тогда сможет жаловаться князю на старшего, а раб - на своего хозяина. Конечно, это было вопиющим нарушением адыгского закона, устанавливающего полную свободу каждого в делах своей семьи и своих владений. А для дворян усиление каняжеской власти было крайне тягостно. Но разве не в том справедливость, чтобы каждый мог быть защищен правителем своего народа, пусть и не был бы где-то волен делать все, что вздумается? Ведь и христианская вера, которой придерживаются Атлеш и Карбеч, говорит, что все верующие - братья при Христе. Но она не приказывает менять законы земной жизни во что бы то ни стало, взывая лишь к человеческой совести. Но ведь она и учит повиноваться старшему в семье и в народе. Тлизанд ведь хотел справедливости, а Атлеш из-за этого отнюдь не в христианском духе восстал против него. Разве это не лицемерие: следовать своей вере, потому что она не позволяет силой изменить нравящийся тебе, но несправедливый, закон? Разве не к справедливости призывали все пророки Всевышнего?

Тлизанд и его отец приняли Ислам искренне, из любви и страха к Всевышнему, а не чтобы обезопасить свои владения от войск крымского хана, тем более что тот чаще ходил на Кабарду, а не сюда - в междуречье Пшиша и Пчихэ. Они просто поняли, что вера, которую принес Христос, и Ислам - суть одна и та же: вера в Единого, Всемогущего Господа, Создателя мира и людей. Ведь пророк Мухаммед, благословение Аллаха над ним и мир, пришел после Христа, мир над ним, а значит, его учение новее, правильнее и достовернее. Ведь Христос, мир ему, предупреждал о том, что после него придет другой пророк - Утешитель, который научит людей всему и напомнит о том, чему Христос, мир ему, учил. Это Тлизанду читал из святой книги - Евангелия, один ученый христианин в Темрюке. Разве после Христа, мир ему, был еще какой-нибудь пророк, кроме Мухаммеда, благословение Аллаха над ним и мир? Разве Мухаммед, благословение Аллаха над ним и мир, не подтвердил то, чему учил Христос, мир над ним? Не требовал он разве уважения ко всем пророкам, о которых говорится в христианских книгах? А ведь ни Атлеш, ни Карбеч не только Корана, но и своих, христианских книг не читали ни одной: потому что из адыгов никто не умеет читать на языке, на котором написаны эти книги. Что могли знать адыги-христиане о своей религии, если почти все они неграмотны? Только то, что говорили изредка и ненадолго приезжавшие на адыгскую землю чужеземцы в длинных темных одеждах, с большими крестами на шее. А кто проверял правдивость их слов и то, с какими намерениями они приходили к адыгам? Они ведь не были пророками и со Всевышним общаться не могли.