Князь (СИ)

- И что, этот мальчик сам говорит, что его отцу не нравится его мать? - спросил Тлизанд.

- Да, - кивнул Шаханбатыр. - Он говорит, что ему очень неприятно от этого.

- Это злой обычай, который произошел от шайтана, - сказал Тлизанд. - Никакое гадание не скажет правды. Всякое будущее, даже то, на какую жердь в плетне сядет муха, знает только Аллах - и никто больше. Но знаешь, прогневил Аллаха тот дворянин, который продал раба из-за глупого обычая. Но Аллах милостив, и тому человеку Он обратил эту несправедливость во благо: я освободил того человека, когда умер мой отец. А разве его прежний жестокий хозяин дал бы ему свободу?

- Да, правда, - кивнув, сказал Шаханбатыр.

Еще немного поговорив с сыном, с Гутлем, Тлизанд засобирался обратно. Засиживаться было ни к чему: семейные дела не должны были отвлекать князя от народных. К нему могли прийти тфокотли за судом или дворяне с какой-нибудь важной вестью. Хотя и грустно было уезжать из дома, где рос родной сын, Тлизанд отправился домой с успокоенным сердцем, снова и снова перебирая в памяти то, что и как сегодня сказал его мальчик, что говорил о нем аталык. Когда он проезжал мимо поля, навстречу ему откуда-то выскочили два эгу и, когда он остановил коня, низко поклонились.

- Доброго дня тебе, зиусхан! - сказал старший эгу, которого звали Чибзыу. - Пусть вечное счастье будет в твоем доме, а ты не откажи в нашей просьбе!

- Что случилось у вас, мои люди? - спросил Тлизанд, глядя с коня на вставших перед ним оброчников.

- Скажи своему слуге, чтобы он не засыпал борозды в поле, ведь пахота - это тяжкий труд, а то, что от него вырастает - это твой урожай!

Тлизанд посмотрел в полувспаханное поле, где стояли впряженные в плуг волы, и с удивлением увидел там Псекабза, который на коне скакал по свежевспаханной земле, распугивая слетевшихся туда кормиться червями грачей. "Откуда он здесь взялся?!" - недоумевая, подумал князь и крупной рысью направил коня через поле в ту сторону.

- Псекабз! - крикнул он, подъехав на расстояние, достаточное для того, чтобы маленький прислужник мог слышать его. Псекабз натянул поводья и, остановив своего коня, посмотрел на князя. Пробегавший по долине ветерок шевелили шерстяные завитки на его шапке. По лицу мальчика пробежали досада и испуг, но он спокойно развернул коня и неторопливо поехал навстречу Тлизанду.

- Почему ты здесь? - спросил его князь. - Кто разрешил тебе уехать со двора?

- Я просто подумал, что ты скоро не вернешься, мой зиусхан, поэтому поехал немного прогуляться, - с робостью в голосе, но достаточно твердо ответил Псекабз.

- Как же немного?! - воскликнул Тлизанд. - Ты не только со двора уехал, но и за поместье! Вон там уже начинается Тфэимэз. А если госпоже что-то понадобится!

- Но там Ужи есть, - сказал Псекабз.

Тлизанд хорошо замечал, что иногда на старшего мальчика из его прислужников находило на короткое время необычайное упрямство - более сильное, чем у Шаханбатыра. Тогда он мог даже ослушаться князя, не скрываясь. Стараясь сохранять спокойствие, Тлизанд сказал:

*Азат - отпущенный на волю раб или крепостной.

- Я не давал тебе разрешения отлучаться со двора. То, что ты подчиняешься лично мне, а не старшему из челяди, не значит, что ты можешь делать все, что тебе вздумается, и забывать о своих обязанностях перед господами. Перестань ездить по полю, которое эгу только что вспахали: его урожай предназначен для моих амбаров, и ты сам ешь этот хлеб. И езжай обратно домой прямо сейчас!

Псекабз, однако, хотя был заметно сконфужен и волновался, не торопился повиноваться князю.

- Зиусхан, - сказал он, опустив глаза в темную взрыхленную землю, от которой шел запах перегноя. - разве от того, что я один раз проехал здесь, просо не будет расти?

Тлизанд почувствовал себя в сложном положении: с одной стороны, он понимал, что на Псекабза снова нашло помрачение души, с другой стороны, на краю поля стояли эгу - тоже его собственные люди, и он не мог уронить свое достоинство, не обуздав раба-мальчика. Ведь они по положению стояли даже выше Псекабза, пусть Тлизанд и любил своего слугу как родного ребенка.

- Ты что, пререкаешься с князем? - проговорил Тлизанд, понизив голос и в упор посмотрев на Псекабза. - Езжай домой, быстро!

- Мне некуда ехать, - сказал вдруг Псекабз, подняв глаза и посмотрев на князя. - Моих мать и отца увезли ногайцы.

Глаза у Псекабза были красивые: большие, темные, с длинными черными ресницами. Тлизанд смотрел в эти детские глаза, и возмущение его гасло. Понятно было, что мальчика одолела тоска по тем годам, когда он жил под отчим кровом, когда мать и сестры ласкали его. Тлизанд и княгиня при всей своей любви к этому ребенку из тфокотлей не могли превратить свое имение в родной дом для него. Поэтому Тлизанд не мог разом и жестко заставить его выехать с поля и отправиться в имение. Но позади стояли эгу и ждали, когда князь уведет малолетнего невольника, чтобы они могли спокойно продолжить пахоту.

- Это не означает, - уже с грозными нотками в голосе сказал Тлизанд Псекабзу. - что ты можешь топтать пашню у людей, которые работают для меня, и не слушаться своего князя. Ты адыг, ты мусульманин, и сам должен быть справедливым. Любому взрослому невольнику, пререкающемуся со мной, я приказал бы всыпать плетей! Быстро езжай обратно!

- Хорошо, мой зиусхан! - угрюмо сказал Псекабз и выехал с поля на дорогу.

Выслушав благодарственные слова эгу, Тлизанд в сопровождении Псекабза поехал в имение. Через некоторое время Псекабз посмотрел опять на князя и произнес:

- Мой зиусхан, прости меня! Я подумал, что ты уехал надолго, а госпожа была с Ужи. Поэтому я поехал кататься. Все же я уехал не так далеко.

- Ты знаешь, мой мальчик, - сказал Тлизанд. - что князь должен защищать свой народ от врагов и поддерживать среди него порядок? А если князя не слушаются собственные слуги, кто станет уважать такого князя? Тфокотли тем более не станут ему повиноваться, потому что если он не может защитить себя - он не защитит и их. А тогда среди народа будут разлад и ссоры, и враги легко обратят такой народ в рабство.

- Я понял, мой зиусхан! - сказал Псекабз. - Я больше никуда не уеду, не спросив тебя.

- Я знаю, что ты тоскуешь по родным, - подумав, сказал Тлизанд. - но не в моих силах разыскать их. Ногайцы совершают очень дальние переходы - даже до Московии. Если твои родные приняли у них религию Аллаха, то в Последней жизни ты с ними встретишься, будешь с ними жить и радоваться. А в этом мире мы все временно. Этот мир несовершенен и жесток: Аллах проверяет здесь людей, кто останется верен Ему, а кто откажется от Него и возгордится. Чтобы в Последний День никто не был наказан или вознагражден несправедливо. И война никогда не обходится без убитых и пленных, без потерь и разлук. Я взял тебя и Ужи, чтобы вас не увели за всю степь ногайцы. Вы были еще очень малы и могли не выдержать их переход. Я решил, что вы ради Аллаха станете мусульманами и спасетесь от вечных мук Ада, но при этом останетесь адыгами. Наш народ прекрасен, наш народ свободен, и только свет Ислама слишком тускло светит в нашей земле. Я хочу, чтобы вы стали моими дружинниками, выросшими в Исламе, и принесли много пользы адыгам. Чтобы была велика для вас награда от Аллаха в Последней жизни. Но вы должны знать, в чем могущество князя и его дворян. У вас самих еще будут рабы, иншаЛлах.

- Я понял, мой зиусхан! - снова сказал Псекабз. - Мне шайтан помутил голову!

- Важно, чтобы ты научился вовремя обращаться к Аллаху, прежде чем шайтан подтолкнет тебя совершить грех, - сказал князь. - И за свои грехи всегда просить прощения у Аллаха...

***

За окнами валил крупный влажный снег, и княжеский двор окутался белизной. Утонули за белесым снежным маревом черные леса на возвышенности по западной стороне долины. Зима перед уходом решила еще раз напомнить о себе. На дворе скотники и возница, одетые в теплые шубы и мохнатые шапки, запрягали быков в нагруженную мешками с пшеном арбу: везти хлеб княжеским людям и эгу, у которых преждевременно закончились хлебные припасы. Дворница, закутавшись в теплую шаль, метлой сгребала снег от ворот. В княжеском доме же жарко горели дрова в печах и каминах. Возле хорошо греющего княжескую комнату камина, в котором уютно потрескивали грабовые дрова, сидели на длинной лавке сам князь и его брат Атлеш. Больше в комнате пока никого не было: Ужи Тлизанд отправил помогать чистить седла и сбрую на конюшню, а Псекабз, которому дела не нашлось, болтал с поварами на кухне.