Розовый слон

— Ну, ящик видел? — спросил, переводя дух, Бертул.

— У твоей постели.

— Слава богу!

— Нет, мне.

По пути они встретили слесаря Зислака, который в халате, с чемоданчиком для инструментов в руке, чистый, как банковский служащий, направлялся домой.

— Насчет музыкального ящика узнавали? — вежливо осведомился он. — Деньги при мне.

Если подождет, заплатит, что запросим.

— На открытии салона непременно будет. Мой агент сегодня осмотрел его. А раз он видел, значит, вещь реальная.

— Очень надеюсь. — Зислак улыбнулся всем своим бледным лицом, какое часто бывает у слесарей, если они смывают масло и пыль.

В тот вечер Бертул с Алнисом яичницу запивали пивом и старались извлечь из металлической пластинки "Песенку венского извозчика", которая предвещала, что ожидается барыш по меньшей мере рублей по пятьдесят каждому.

Бертул видел сои, что был он одет в синий пиджак с яркими-пуговицами, как у адмирала британского флота, и на нагрудном кармане имелась вышитая золотисто-красная эмблема клуба.

Над Шепским, сиднем сидящим на пивных ящиках возле киоска, бирзгальское общество смеялось, но и остерегаясь его, присматривало за носками, вывешенными во дворах сушиться; и все же с ним считались, потому что в случаях, когда ему хорошо доплачивали, выложенные им печки тянули будь здоров, и к тому же Шеп-ского слушалась хворостинка. Рассказывали такой случай. У колхозного хлева прорубили колодец, но вода не шла, даже капли на дне не было. Тогда пригласили Шепского. Председатель как следует накрыл на стол. Тут же на берегу пруда Шепский отломил от ветлы веточку с развилкой и в разных направлениях стал обходить окрестности возле хлева, что-то ворча про себя и глядя на горизонт. Наконец вошел в хлев и в одном углу стукнул каблуком о глинобитный пол.

— Рой здесь!

Ну, разломали пол, стали бурить, запустили в землю всего только пять труб и наткнулись на неисчерпаемую жилу — воды хоть залейся. Председатель колхоза и коровы того хлева якобы восхваляют Шепского и по сей день.

Когда после разговора насчет собирания предметов старинного обихода Шепский появился в приемной поликлиники, там все насторожились, так как было известно, что он зимой ходит без пальто с голыми руками и никогда не болеет. Встав в дверях, он оглядел всех карим глазом, затем громко зашептал:

— Кто долго спит на водяной жила, получает рак! Ха-ха-ха! — и вышел.

А в приемной среди клиентов старшего поколения начались пересуды насчет водяных жил. Что будто над жилами молния бьет, что там не живут аисты и пристает рак. В тот день Шепский там же, на территории поликлиники, получил два приглашения проверить, "не стоит ли моя кровать на жиле". Любя своих ближних так же сильно, как и их деньги, Шепский обещал зайти завтра же.

Прикрепив нужное количество плиток к кухонным стенам нового здания бетонного завода, он отправился по делам профилактики рака. За церковными развалинами в садочке он нашел дом по улице Калею, 5. Шепского уже ожидала женщина средних лет, подстриженная под мальчика, которая еще в поликлинике попросила осмотреть ее дом.

— Три рубль. Дай теперь! А то если жила я не найдет, потом платить не захочет.

Сунув "зелененькую" в нагрудный карман, он перевернул жокейку козырьком назад и вошел в сад. В портфеле у него были развилистые хворостинки. Он схватил их в обе руки, зажал между большим и указательным пальцами, выплюнул сигарету и, глядя вдаль, размеренными шагами стал ходить по саду. Шел как по ниточке и, чтобы внушить уважение, забрел даже в огурцы. Наконец, проходя вдоль стен дома, он заметил, как хворостинки задрожали. Шепский замедлил шаг. Кончик хворостинки неудержимо склонялся к земле, затем опять медленно приподнимался вверх и, достигнув горизонтального положения, успокоился. Прошел еще раз — то же самое.

— Есть жила, есть. Он идет поперек, под дом. Надо заходи.

Взволнованная увиденным, хозяйка тут же распахнула дверь. В кухне на столе посреди выложенных рядами дозревающих помидоров возвышалась поллитровка, рядом стояла стопочка и лежало три ломтика колбасы.

У Шепского не возникло ни малейшего сомнения в том, что это маленькое угощение предназначается ему, поэтому он сам налил себе, выпил и съел колбасу.

— Колбаса совсем мало…

У хозяйки руки опустились: возможно ли, чтобы алкоголизм с магнетизмом уживались в одном организме? Но Шепский в этом не сомневался и налил себе еще.

— Не бойсь, хозяйка, от алкоголь мой способность не пропадай. Вы знает, как я его открывал? В немецкий время меня забирал Управлений трудом "Arbeitsamt", как я есть горшечника. Потом отправил меня в Германий бетонировать бункера. Из Германия во Франция. У Шербург был Атлантический вал. Там я отделывал штабный бункер. И тут немцы говорит, что фельдмаршал Роммель насобирал себе для Африканский армия специальный рота из мужчин, который слушается прутик, чтобы там пустыня побыстрей найти вода. Тогда я там у Шербург попробовал — и меня тоже слушается! Над вода этот прутик нельзя просто совладать. Но Роммель из Африка вышибали вон, и он пришел во Франция к нам… Там было вино! Пол-литра в день!

Вспоминая ликер "Grand Marnier", Шепский вздохнул и опрокинул одну "Vodka de Riga". Прежде всего надо попасть на чердак, а потом он посмотрит, не спит ли старуха в самом деле на жиле. Шепский испытывал гордость, что прутик слушается его, и в этом смысле он и не думал жульничать, ибо к силам, которые проходили через его пальцы и гнули ивовую веточку, он испытывал большее уважение, чем к уполномоченное милиции.

— Теперь я должен попадать на чердак, там не мешает электропроводка. Я обследую там, и тогда можно определяй, что именно находится под тем местом.

Чердак выглядел довольно богатым. Прежде всего в глаза бросилась ножная швейная машина. Но она не годилась, во-первых, не была редким предметом, а во-вторых, ее нельзя было сунуть в карман.

— Пожалуйста, приноси мой портфель, там есть другой прутик, который нужен внутри помещений.

Как только затылок хозяйки скрылся в люке, Шепский засуетился. Обгрызенный мышами конский хомут — не годится. Старая шуба — слишком большая.

В деревянном ящике ворох бумаг. Под верхним слоем — синяя облигация или лотерейный билет. Во хитрецы! Знают, что здесь-то воры не будут искать! Но забыли про Шепского. Он сграбастал полную горсть и запустил ее глубоко в карман, который доходил чуть ли не до колен. Тут же рядом лежала перевязанная связка разноцветных лоскутков. Может, и не пригодятся, но их легко было сунуть в карман, значит, надо брать.

Когда хозяйка с портфелем в руке тихонько выглянула в чердачный люк, Шепский рылся в сундуке, в котором хранилась пересыпанная нафталином зимняя одежда и шапки.

Хозяйку охватил внезапный гнев. Пусть даже спит она над водяной жилой, пусть ей угрожает рак и молния, но так это дело она не оставит. Тихо спустившись, она так же тихо сняла телефонную трубку.

Вдоволь порезвившись наверху, выбросив в сад одну зимнюю шапку, Шепский спускался вниз, чтобы самому взять прутик для внутренних помещений. "Пыжика" он потом выудит из кустов красной смородины и зимой продаст, и он был убежден, что в карманах у него ценностей не больше чем на пятьдесят рублей. Когда Шепский на кухне протянул руку за "Водкой де Рига", растворилась зходная дверь, вошла хозяйка, уполномоченный Липлант в серой форменной рубашке и закройщица Зислака, потому что это был дом ее родителей.

— Очень рад! — Побывавший во Франции Шепский приветливо протянул руку Липланту, но тот обеими руками держал портфель.

— Шепский, мне сообщили, что ты тут на чердаке что-то сунул в свой карман.

— Утиральник, которым вытирал нос.

— Шепский, я тебя предупреждаю, отдай добровольно, иначе придется заводить судебные дела!

— Раз так, тогда сам возьми.

Липлант отступил, чтобы осмотреть — не выпирает ли что-либо спрятанное под одеждой. Разгадав этот маневр, Шепский расстегнул и выдернул рубашку из-под штанов, оставаясь с голым круглым животом, как Будда на известных изображениях. Его глубинные карманы штанов под вылинявшей парусиной нисколько не выпячивались. К несчастью, задний карман штанов был нормальной глубины, и из него торчали соблазнительные женские бедра и стройные ноги.