Просто сказка... (СИ)

Царевич шмякнул ладонью о борт одной из них и воззвал:

- Есть тут кто живой? А ну-ка, покажись!

Из-за борта свесилась лохматая рыжая голова, чем-то напомнившая Лихо. С большими глазами, рыжими усами и бородой, носом-картошкой. Вытаращенно оглядев наших путешественников, голова заявила:

- Чего ж не быть-то? Али мы голландцы какие летучие? Тебе чего?

- А чего попрятались, коли живые?

- Час у нас обеденный, отдыхаем, откушавши. Голодны? Милости просим к нашему столу, а по борту нечего попросту лупить.

Услышав про стол, царевич ухватился за борт, подтянулся и мигом оказался на палубе. Владимир поднялся менее ловко; а что касается Аристарха и Бонифация (одного обличием традиционно напоминавшего Дон Кихота, второго - Санчо Пансу), то их по причине полного отсутствия навыков лазить, втаскивали за шиворот. Шум при этом поднялся такой, что поднял на ноги всех корабельщиков. Впрочем, все обошлось довольно удачно, если не считать несколько заноз, полученных волками.

Плотно перекусив (каждый раз, когда царевич порывался достать свою скатерть-самобранку, Владимир незаметно для гостеприимных хозяев делал ему страшные глаза и тряс головой), все уселись кружком, привалившись кто к чему сподобился, и завели неспешную беседу.

Поведал им Иван, куда и за какой надобностью они путь держат; обещались корабельщики помочь им - нельзя же вот так запросто в беде бросить - тем более, что по дороге им оказалось, до поры, до времени.

- Не сумлевайтесь, прямо на Лукоморье к самому дубу и доставим, в цельности и сохранности, - заявил тот самый рыжий, прозвище имевший Ищиветра. - А уж дальше сами, не взыщите.

- Сами-то далеко ли? - поинтересовался царевич.

- Сами-то? - переспросил Ищиветра. - Сами-то... - Он вздохнул. - Знать бы... Вишь ты, какая штука у нас приключилась.

И он поведал следующую печальную историю.

У старшого их, купца первой гильдии Степана Тимофеевича, было три дочери, в которых он, само собой разумеется, души не чаял, баловал там всячески, то-се. И вот как-то раз, отправляясь в очередное торговое предприятие, дернуло его спросить у дочерей, чего бы они хотели в подарок из диковин заморских. Обычно он сам подарки выбирал, а тут... Ну, старшие две, они на то и старшие, чтоб поумнее быть. Одна колечко заказала, с алмазом в то карат, другая зеркало из стекла венецианского да серебра эфиопского. А третья поначалу задумалась, а потом возьми и ляпни: привези ты мне, батюшка, цветочек аленький.

Удивился поначалу Степан, закручинился. Зачем тебе, говорит, крапиву всякую разводить, нешто у нас своей травы мало? Вон, луг неподалече, рви себе вволюшку, да венки плети. Или еще что... А она - ни в какую. Обещался, отвечает, так будь любезен держать слово. Я ж тебе, говорит, не каменный цветок заказываю, а аленький...

Слово за слово, поцапались маленько, а все ж таки она правее оказалось - обещание-то дадено...

Думали поначалу - поперва остальное сыщем, оно труднее, а цветочек по дороге сорвем какой ни на есть, лишь бы аленький, да и делу конец. А вышло оно совсем даже наоборот.

Колечко да зеркало сразу присмотрели - его на привоз турки какие-то привезли, из-за моря Чермного. Самые что ни на есть настоящие, ну, алмаз тот и стекло венецианское. И стоят соответствующе. А цветочек...

Глядь-поглядь, нету нигде. Все обыскали, народишко уж от нас шарахаться стал, до того мы им надоемши своими расспросами. Только мы на причал - а на базаре уж и нет никого, кто бегом, кто вплавь... Наконец, улыбнулась нам-таки удача, нашли мы тот цветочек. У басурмана одного. По виду - чудище чудищем, а как цену объявил - так и втрое страшнее стал. Таких цветов, говорит, на свете, может один-два всего и осталость. Я, говорит, его из самой Нидерланды привез, жизнью рисковал. И еще что-то, в том же духе.

Неделю с ним торговались, шапку истрепали, об землю бивши... Однако ж уговорились. Но, правду сказать, предприятие то торговое Степану боком вышло - сколько прибыли ни получил - всю спустил, до копеечки, еще и свое приплатил.

Привез домой подарки, роздал, - уж и не вспомню, сколько туча тучей сидел...

Думали, на том и конец делу. Ан нет, не по-нашему вышло.

Вдругорядь Настенька книгу заказала - травник называется, а по-заморски - гербалайф. В ней все черным по белому про всякие растения написано, как сажать, как ухаживать... Сторговали ей и эту книжицу. Ну, думаем, теперь уж точно все.

А оно пошло-поехало. Такие цветы просить в подарок стала - хоть без штанов по миру иди. Сараи, что за теремом, начисто снесла. Хату выстроили по ее заказу, из стекла всю - вишь ты, этим ее забавам не по нутру климат наш, морозный больно. А цветам этим ейным каждому свой подавай. Да навоз свой - кому куриный, кому телячий, да воду свою - кому из родника, кому из болота...

Так и мыкается Степан Тимофеевич год от году, и конца-края этому не видно. Уж несколько раз, бывало, махнет рукой, вздохнет тяжко, и говорит: нету, говорит, силушеи у меня долее это терпеть. На Дон пойду. Брошу все, и на Дон. Гулять там буду. А уж коли царевну какую там встречу, так не взыщите - и все на воду при этом странно так поглядывает... И ведь что главное? Вот, к примеру, у меня: огород - как огород. Репа там, свекла, капуста, огурчики... А эти цветки что? Ни тебе щи сварить, ни заквасить... Тьфу!

- Поня-я-тно, - протянул царевич и спросил, желая увести разговор с неприятной темы: - А это кто ж у вас такой умный, что лодьи на колеса приспособить догадался?

То не мы, был ответ. То Олег князь, пращур нонешнего Владимира князя. Повздорил он раз с греками, собрал рать да и подался на Царьград, отношения выяснить. А город этот, он боком одним на море выходит - тут бы его и взять, ан нет. Народ там хитрющий проживает - он бухту сетями да цепями так перегородил - камбала не прошмыгнет, где там лодья! Но и Олег был не лыком шит. Почесал бороду, да и велел корабли свои на колеса приспособить. Сам на переднем стал, глядит из-под ладони, что там греки делать собираются. А те как увидели паруса, ветром наполненные, да песнь удалую услыхали, поняли, что неправы были в споре, что худой мир лучше погрома-разорения, переоделись быстренько в плохонькое, хлеб-соль на поднос и бегом навстречу. Ковры постелили, тоже, правда, потертые да дырявые.

Прости нас, кричат, князюшко, обмишурились, признаем тебя за правого во веки веков. Прими вот хлеб-соль, а больше у нас и нету ничего, перебиваемся, чем можем, обветшали совсем... Видишь вон, и дыра над воротами - слон пролезет. Нечем тебе, отец родной, дани дать, а вот почет и уважение - это за нами не заржавеет, это сколько угодно.

Другой бы, может, и поверил, да Олег был воробей стреляный, на мякине не проведешь. Ну, говорит, с воротами - это дело житейское, это я вам вмиг разрешу. И щит свой - раз, прямо над дырой, да так удачно, что всю разом и закрыл. А что касается бедности вашей, так это от того, что живете неправильно, местечково. Вот я вам сейчас вертикаль власти обустрою, и все будет иначе. Это как это, вертикаль власти? удивились греки, даром что за умных себя почитают. А так, отвечает Олег. Поставлю я вам своих наместников, и впредь посылать буду, сам же в Киеве останусь. Они моими полномочными представителями будут, управлять там, потоки всякие, финансовые, направлять в казну... Они на это дело весьма у меня способные.

Как услышали то греки - откуда что и взялось. Золото тащут, серебро, каменья драгоценные... Паруса из чистого шелка... Что хочешь, плачутся, с нами делай, какую хочешь дань назначь, а только избавь нас от вертикали твоей... По гроб жизни рядиться с тобой не будем, и внукам-правнукам закажем...

А как насчет олимпиады? спросил их Олег эдак с хитрецою. Не пора ли вам это дело возродить? В память пращуров ваших, кои... Тут он замолчал вроде, потому как мечом более обращался, нежели словом, и вытолкнул поперед себя помощника своего, за воинскую подготовку и доблесть в дружине своей ответственного. Тот даром что тоже не горазд был в языках, однако не растерялся, бересту достал, где все по-гречески кириллицей записано было, да и зачитал. Бебекал-мемекал, не без того, однако ж доходчиво. Глазом моргнуть не успели, - греки все с себя поскидали - в одних листьях фиговых остались, как предки ихние, и завыли в голос: ты уж пощади нас, князь Киевский, а мы тебе верой-правдой отслужим, и от турков там, и от крестоносцев государство твое защитим, все как один ляжем, только избавь нас и от олимпиады тоже... Ну, это так, к слову пришлось.