Просто сказка... (СИ)

Но мы вспомним о другом. О замечательной книге Владимира Мезенцева "Энциклопедия чудес", ставшей, пожалуй, редким гостем на книжных полках. О чем она? О тайнах живой и неживой природы, о любопытных фактах, и научных теориях, о... Впрочем, судите сами. Приводим из нее небольшой отрывок, подходящий в некотором роде "говорящей голове".

"Около четырех тысяч лет назад египетский фараон Аменхотеп III приказал высечь из камней в честь своего отца Аммона две огромные статуи. Около двух тысяч лет они стояли неподвижно и молчали. Но однажды произошло землетрясение, одна из статуй раскололась на две части и с тех пор стала "говорливой".

Молва о великом чуде облетела весь античный мир. Говорили, что каждое утро, как только лучи восходящего светила согреют разбитую статую, она издает протяжный и жалобный стон, точно жалуясь богу Солнцу на свою судьбу. Многие пожелали убедиться в неслыханном, лицезреть чудо. У подножия статуи оставляли высеченные на камне слова удивления и поклонения...

Знаменитый географ древнего мира Страбон, побывав в Египте, писал: "Говорят, что из статуи раз в день бывает слышен особый звук, который похож на звук, производимый слабым ударом: он исходит из той половины статуи, которая остается на пьедестале. Что касается до меня, то, посетив эти края вместе с другими очевидцами, я действительно слышал около первого часа какой-то шум. Шел ли он из подножия, или из самой статуи, или же произвел этот звук кто-нибудь из людей, стоявших вокруг? Быть может, они произвели такой шум даже нарочно? Ничего этого я утверждать не могу: не зная действительной причины, лучше вообразить что угодно, чем предположить, что камни могут звучать".

Интересно, а что написал бы Страбон, если бы какой-нибудь изобретатель машины времени перенес его в наши дни?..

Царевич скривил губы и пожал плечами: да так, мол, недоразумение малое, сами справимся и незаметно толкнул локтем Владимира. Тот в немногих словах поведал о задании Бабы Яги и о Коньке, оставшемся в аманатах.

Сила задумчиво потеребил бороду.

- Вон оно как, - пробормотал он. - Ну, тут я тебе не помощник, ничего про летало не слыхивал. Но советом удружу. Тебе б с домовым переговорить. Он, ежели что знает и ежели ты ему понравишься, все тебе и растолкует. Вот только как тебя с ним встренуть, ума не приложу...

- Это еще почему? - заинтересовался Иван. - У нас в палатах домовой завсегда к услугам - не успеешь подумать, он тут как тут: чего изволите, ваша милость? Или там: кушать подано...

- Так это у вас в палатах так заведено, - строго сказал Сила. - У вас царь-батюшка голова, у нас, обратно, домовой. За домом смотрит, за скотиной. Вот ежели б у меня скотины прибавилось...

- И что тогда?

- Говорят про хозяина, - так домового кличут, - что, к примеру, ежели купит мужик лошадь новую, то соседушка, - так тоже кличут, - в первую же ночь ту лошадь опробует. Коли по нраву она ему придется, - обихаживать станет, расчесывать, поить-кормить-чистить. А ежели не по нутру - так загонит за ночь, что пот с несчастной животины градом, грива и хвост в репьях, ну, там, еще что... Хочешь - не хочешь, а веди на торг, потому - все одно житья ей не будет. Или, там, к примеру, корова...

- Да ты погодь, - прервал его Иван и повернулся к Владимиру. - Ты что-то насчет волков-умельцев говаривал... Что они во что хочешь перекинуться могут... Вот и пускай службу сослужат.

- Это не я, - на всякий случай состорожничал Владимир. - Это они сами мне такое расказывали. А в деле я их не видел, ни того, ни другого.

Аристарх и Бонифаций как-то преувеличенно скромно смотрели в разные стороны.

- А ну, кто из вас перекидываться горазд? - молодецки гаркнул царевич. - Предъявите товар, так сказать, лицом. Вот ты, например, - ткнул он пальцем в Бонифация.

Тот застенчиво, снизу вверх, глянул на царевича.

- Мне пень нужен. Без пня никак нельзя. Не способно...

- Да вон он пень, - махнул рукой Сила. - Только...

Но волк не дослушал. Легко разбежавшись, он подпрыгнул, перевернулся в воздухе через голову и, пролетев над пнем, исчез с громким чмоканьем.

Все молчали, затем Сила, деликатно отвернувшись в сторону, противоположную пню, как-то скомканно проговорил:

- Вот не дослушают, а туда же, прыгать...

А затем вдруг согнулся от беззвучного хохота, даже присел.

- Яма у меня там, - слова выходили какие-то булькающие, - уж и не помню, кто устроить надоумил - отходы растительного производства перегнивают, сорняки там, ботва, опять же навоз... Да и дожди тут сильные шли...

Над пнем беззвучно возникла голова Бонифация со свисающнй с уха огромной полусгнившей морковью.

- А тут у меня речка неподалеку протекает, - стараясь не смотреть в сторону незадачливого волка, махнул рукой Сила. - Так что ежели кому надо... А баньку попозже справим.

Владимир глянул украдкой: зашелестела, задвигалась кукуруза, обозначая движение Бонифация в сторону речки...

Потом была баня, был ужин, а лишь чуть спустился вечер да вызвездило, повел Сила Карпович гостей своих к хлеву - разделенному на две части срубу. В одной части помещались корова с нетелью да поросята, в другой - единственная лошадь.

- Лошадь одна, а стойл четыре, - заметил недоуменно Иван.

- Прикупить собирался, да все никак, - пожал плечами мужик. - Не про то речь. Вы давайте коней обеспечьте, - обратился он к волкам, - ты за ними присмотри, - царевичу, - а тебе, молодец, мы сейчас укрытие какое-никакое подыщем.

Он притащил корыто, прислонил к стене, завалил его сеном, забрался под него и принялся шебуршиться, приводя в порядок нехитрое сооружение. Владимир стоял рядом.

- Ну вот и готово, - довольно заметил Сила. - Тут твое место и будет. Как завидишь домового, так... Ой! - неожиданно вскрикнул он, дернулся, и корыто (вместе с сеном) дружно осели на мужика, сведя на нет его труд.

Владимир поначалу не понял, что случилось, но затем, услышав стук копыт около двери, обернулся.

Первым вошел царевич и, пожав плечами, ясно давая понять, что он здесь вообще ни при чем, отодвинулся в сторону. Следом появились волки-кони... Да какие! Первый конь, едва не задевая головой притолоку, сделал бы честь известной лошади д'Артаньяна или, скажем, Росинанту, поскольку был невообразимо худ и походил, скажем прямо, на велосипед. Второй оказался совершенной противоположностью и выглядел совершенным бегемотом, правда, с конским хвостом. Оба короткошерстные, они, тем не менее, умудрились обзавестись тут и там торчащими репьями, а также были обсыпаны пожухлой травой. У "бегемота" промеж ушей кокетливо затесался лист лопуха, у "Росинанта" с уха свисала традиционная морковь, из чего можно было заключить, что это Бонифаций.

Подойдя к Владимиру едва ли не вплотную, оба дружно вытянули морды глаза в глаза, явно ожидая одобрения.

- Я и помыслить не успел, - донеслось между тем от двери; голос у царевича был не то чтобы виноватый, а такой, словно он он не оправдал возложенного на него чрезвычайного доверия, - как они уже того... этого... в общем...

Сила выбрался из-под корыта, весь красный от смеха.

- Ну что ты будешь делать, - он всплеснул руками. - А делать нечего - вечер на дворе. Авось кривая вывезет. Становись сюда, - он махнул рукой в сторону одного из стойл. - И чтобы у меня больше ничего... - Он опять зашелся в смехе. - Подобного...

Схоронив Владимира под корытом и завалив сеном, он шепнул:

- Ты, молодец, особо не тушуйся, смотри в оба, не спи; с хозяином, ежели объявится, говори без робости, но вежливо. Я ему сейчас для большей уверенности горшок каши поставлю да квасу... А ближе к утру сам наведаюсь, глянуть, что да как... Ну, прощевай пока.

Они с царевичем удалились, затем Сила принес и поставил в уголку на колоду горшок каши и кувшин квасу, махнул Владимиру и снова скрылся, притворив дверь.