Просто сказка... (СИ)

Наступила тишина, прерываемая мышиной возней, перетоптыванием "коней" и каким-то подозрительным чавканьем и чмоканьем.

"Интересно, - пришло на ум Владимиру ни с того, ни с сего, - волк - он хищник, а конь - травоядный. Когда волк обращается в коня, теряет он свои хищнические инстинкты или нет?" Так раздумье следовало за раздумьем, мысль за мыслью, воспоминание за воспоминанием, добавьте к этому пряный запах душистого сена, баньку и ужин, дорогу, мерные звуки... Чего ж удивляться, что караульщик наш заснул крепко-накрепко, вопреки наставлениям Силы Карпыча, который и сам явился незадолго под утро, проверять своего доглядателя.

Обнаружив Владимира сладко посапывающим, он осторожно потряс его за плечо и тихонько прошептал:

- Ну что, молодец, видал кого аль нет?

- Нет, не видал, - спросонья пробормотал Владимир, разом вдруг проснулся и добавил виновато: - И не слыхал.

- Знамо дело, - недовольно буркнул Сила. - Храпел так, что едва малость сарай по бревнышку не раскатал. И что мне делать с тобой, с таким караульщиком? Тут сиди, а я покамест возьму вон того, дохлого, да на двор сведу. Сам сховаюсь, а он пусть побродит. А ты уж впредь не спи, доглядай. До рассвета уж немного осталось...

В свете воткнутой около двери в сарай лучины в светце, Владимир сквозь сено разглядел, как Сила подошел к Бонифацию, что-то прошептал ему на ухо и повел прочь на двор, дунув по дороге на огонек.

Но стоило ему оказаться вне сарая, как сразу раздался истошный вопль: "Рятуйте!", звук шмякнувшегося оземь тела и сразу вслед за тем дробный удаляющийся топот. Владимир вскочил, разбросав корыто и сено по сторонам. В сарай, ровно вихрь, ворвался Сила.

- Вот окаянный! Так по уху двинул - мое почтение! А коня твоего только что и видели... Чего стоишь? Царевича буди, а я вдогонку...

Он прянул к "бегемоту", вскочил на него, саданул лаптями под бока и унесся в предрассветную темноту.

Владимир ринулся прочь и застыл в дверях: на крыльце, всполошенные, помятые, еще не пришедшие в себя после сна, стояли Иван и... Сила Карпович, собственной персоной.

- А ну, что за шум? - гаркнули они в один голос, и одновременно принялись сосредоточенно засучивать рукава. - Кого тут мирить надобно? - Потом, разом осекшись, недоуменно поглядели сперва друг на друга, а затем на Владимира.

- Да никого мирить не надобно! Обманул он меня! Ну, то есть домовой ваш... И коней угнал... Туда... - Владимир махнул рукой в ту сторону, куда, как ему показалось, домовой направился верхом на Аристархе.

- Как же ты... - начал было Сила, но Владимир прервал его:

- Спасать их надо, не время сейчас... Делать что-то надо...

Иван глянул на Силу, Сила - на Ивана, и они, пожав плечами, рванули что есть мочи в указанном направлении. Владимир поспешил за ними.

Искать долго не пришлось. "Кони" мирно стояли там, где, в общем, и следовало ожидать - в той самой пресловутой яме с перегноем. Являя собой воплощение мировой скорби и вселенской укоризной во взгляде.

Это выражение они сохраняли на протяжении вызволения, как, впрочем, и после, когда, мерно перебирая копытами, отправлялись в сторону речки.

- А домовой-то, хоть и шутник, а делу все ж таки помощник, - произнес Сила, подняв с пня свиток бересты и желудь. - Уважил. И совет дельный дал. Придется вам, добры молодцы, на Лукоморье подаваться. Там отгадка для вашей загадки сыщется. - И он протянул Владимиру развернутую бересту. На ней было невнятно изображено дерево (если бы не прилагаемый к рисунку в виде пояснения желудь - не понятно какое), и чем-то напоминающее настенное изображение кошки из одного известного фильма животное.

- Да не тушуйтесь, - прибавил он, видя вытягивающиеся потихоньку лица Ивана и Владимира. - Тут у меня где-то ковер-самолет завалялся, старенький, правда, ну да ничего, здесь недалече... А ежели что, так и пешком доберетесь...

Ковер оказался не то, чтобы стареньким, а чересчур стареньким. Рисунка было не разглядеть совершенно, он выцвел и полинял, местами истончился, а бахрома и кисти по краям превратились в мочало, сильно похожее на бороду головы. Вдобавок ко всему, от него сильно пахло чем-то затхлым, и был он буквально пропитан пылью.

- Вот прямо сейчас и попробуем, - невидимый поначалу из-за густого клуба пыли, поднявшегося при раскатывании ковра, заявил Сила. - Садитесь в центр, да придвиньтесь-ка поплотнее друг к дружке, а вы, - обратился он к появившимся волкам - те по-прежнему выглядели уныло, смыв с себя грязь, но не смыв пятно испытанного позора, - один спереду, другой сзаду. И для припасов место как-то высвободите... Управлять им просто: хлопнуть в ладошии сказать: "Лети", снизиться - опять же, хлопнуть, и сказать: "Садись". Ну, готовы? Лети! - И он хлопнул в ладоши.

Как, в общем-то, и следовало ожидать, контрольный полет состоялся наполовину. Раздался громкий треск, и середина ковра, с восседавшими на ней Иваном и Владимиром осталась на земле, беспомощно размахивая оборванными краями. Зато оставшиеся части приподнялись приблизительно на высоту трех саженей и распались уже там, в результате чего каждый из волков, у которых день явно не задался, оказались в распластанном положении, с вытянутыми лапами, лежащими на кусках ковра. Снизу была хорошо видна еще не успевшая обсохнуть шерсть на брюхе.

- Ну надо же! - пораженно всплеснул руками Сила, и неожиданно для всех добавил: - И здесь они оплошали! Вещи сносу не было, так они ее враз на нет свели...

Оставим пока наших путешественников и глянем, что можно узнать о том месте, куда предстоит им пешая дорога.

А поскольку большинство из нас впервые узнает о Лукоморье из прекрасных пушкинских строк, то и воспользуемся мы фрагментом статьи В.Д. Михайлова "К локализации пушкинского лукоморья", опубликованной в 26 вып. Временника Пушкинской комиссии за 1995 год. Более пытливого читателя отсылаем к работам академика Б.А. Рыбакова, специально не называя конкретную, где говорится об этом месте, поскольку все работы этого ученого чрезвычайно интересны и познавательны.

..."Слово о полку Игореве" и русские летописные своды конкретно указывают имена ханов (половецких) и местность, где в XI-XII в. кочевали половцы, т.е. Лукоморьем названа территория Северного Приазовья.

...излучина между нижним течением Днепра и Азовским морем и была историческим Лукоморьем, воспетым Пушкиным, отзвуки которого сохраняются сегодня в топонимике северо-западного Приазовья - в названиях двух степных речек Большой и Малый Утлюк. В переводе с тюркского "Утлюк" - "Отлук" - "Лука" означает "выгон, луг"...

Возникает второй вопрос: что явилось источником для поэта в создании сюжета о сказочном дубе?

Пушкин, путешествуя по Приднепровско-Азовской степи, мог... услышать легенду о знаменитом Запорожском дубе, о котором еще византийский император Константин Багрянородный писал: "Пройдя это место (Кичкас. - В.М.), руссы достигают острова святого Григория (о. Хортица. - В.М.) и на этом острове совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят в жертву живых петухов, кругом втыкают стрелы, иные приносят куски хлеба, мясо и что имеет каждый, как требует их обычай".

В 70-х годах XIX в. запорожский историк-краевед Я.П. Новицкий писал о легендарном дубе следующее: "Лет пять тому назад на острове Хортице засох священный дуб - эта замечательная древность острова, - проживший десятки веков. Он был ветвист и колоссальной толщины, стоял в стапятидесяти саженях от Остров-Хортицкой колонии, на юг, у самой дороги, направленный через остров в длину; в настоящее время сохранился только пень дуба, по которому можно судить о его громадности... Предание говорит, что вековой дуб был сборным пунктом для запорожцев, где собирались у "святого дуба" козацкая рада для обсуждения политических и общественных вопросов <...> В 1775 году, "писля троицкого свята" (ликвидация Запорожского войска Екатериной II. - В.М.), запорожцы в последний раз отдали честь "святому дубови", где распили несколько бочек горилки и в последний раз отплясали запорожского козачка; тут же лились и слезы козацкие, когда они прощались, расходясь во все концы..."