Просто сказка... (СИ)

- Как же, как же, видели... У тех греков, небось, обучались?..

- Не можно... У наших, местных. Кто ж виноват, что волхвы эти частенько к ендове прикладывались?.. А мы слово в слово за ними, с шутками-прибаутками, с отступлениями... Уж не взыщите.

- Вот через эту самую ендову, - нравоучительно заметил царевич, - и идет у нас все вкривь да вкось. Ну да ужо погоди. Вот стану царем, первым делом запрещу ее строго-настрого, - он немного подумал, и добавил уже менее решительным тоном, - окромя праздников. - Подумал еще немного. - Или там один день в неделю. - Затем еще немного. - Да и не насовсем запрещу, а, скажем, на год-другой, чтобы одумался народ, осмотрелся, попривык... - И, наконец. - Да и не с ендовы по хорошему начинать надо, а со скоморохов. Нечего им по дорогам шастать, людей смущать. Отведу им место, пусть лицедействуют. Сам над ними надзирать буду, чтобы не смущали непотребством каким. А с волхвов... ну какой с них спрос? В чаще живут, света белого не видят, для них, может, ендова - последнее утешение. Как же я его их вот так запросто лишу? Да и вообще, - он вдруг резко сменил направление рассуждений, - спать пора. С утра пораньше в дорогу двинемся. Только куда вот?

- А к голове ступайте, - приоткрыл один глаз филин. - Недалече она тут, верст двадцать будет. Торчит, понимаешь, как пень посеред поля чистого. К ней всякие-разные частенько наезживают, силой померяться. Может, присоветует чего.

- Голова? Какая голова? - удивленно спросил царевич.

- Какая-какая! Обыкновенная! Сами увидите, мимо не проедете!.. - Филин встрепенулся и расправил крылья. - Вот ведь навязались на мою голову. Ни тебе поговорить толком, не поспать... - И в несколько взмахов исчез где-то среди лапника.

...Утро выдалось сказочное (да простят нас за тавтологию!). В такое утро хорошо сидеть с удочкой где-нибудь на берегу тихой заводи, слушая пробуждающихся птиц и шелест страхивающих сон деревьев, трепет стрекоз, гоняющихся за комарами, и... нарастающее пение голодных комариных стай... Нет, не будем мы далее описывать утро на рыбалке (предоставив это замечательным русским писателям), а вернемся к нашим путешественникам, которые, пробудившись и приведя себя в надлежащий порядок, отправляются к голове.

- Ты помолчи, коль хвостом не вырос, - продолжал тем временем волк Аристарх (начало разговора, значит, мы все-таки пропустили). - Я про него больше твоего знаю. Так вот. Архитектор этот допрежде все по Грециям разным промышлял, статуи ставил. С размахом, чтобы отовсюду видно было. А цену устанавливал в зависимости от размера. Потому - немногие к его услугам прибегали, за исключением правителя одного, тот его полюбил больно. За что - не знаю, но полюбил. А тут как раз и дело по нем подыскалось. На море, как известно, ориентир нужен, звезды там, карты всякие... И маяк. Вот и поручил он ему маяк поставить. На острове Родосе, при гавани. С факелом. Тому не привыкать стать - развернулся вовсю. Перво-наперво всю медь в государстве собрал - оружие всякое, миски-плошки, да и переплавил. Народ поначаду взбунтоваться хотел - как же так, надёжа-государь, ни тебе поесть, ни тебе выпить, ни от врагов отбиться - ввел государство, можно сказать, в полную разруху.

А царь им в ответ: вы, мол, сегодняшним днем живете, без малейшей завтрашней перспективы. Попить-поесть из деревянной посуды можно, не графья, оно и для здоровья полезнее, плюс промыслы народные в развитие пойдут - глядишь, индустрию заведем, резьбы по дереву да лыкоплетению. А враги, что враги? Им маяк наш куда как важнее контрибуций военных и аннексий, потому - для торговли он дело первейшее. Много слов разных наговорил своих греческих, простому разуму вредных и непонятных. Уломал-таки народ против бунта. А архитектор времени зря не теряет: форму сделал для отливки - мое почтение; котлов понаставил, чтоб бронзу плавить - и не сосчитать. Семь раз мерил, один резал - и все ж таки промахнулся. То ли сам недоглядел, то ли народишко попался прижимистый, да только хватило ему бронзы, как бы это сказать, до пояса. То есть выше пояса - все в порядке, даже факел есть, а ниже - одно проектное решение, без должного наполнения.

Собрался тут народ опять: знатные - ареопаг - отдельно, а те, что одежкой не вышли - отдельно, агорой. Почесали бороды, наорались, бока намяли - почище новгородцев - и вынесли единогласный вердикт - подвергнуть архитектора остракизму, прямо здесь, чтоб другим неповадно было. А тот ни в какую: я, кричит, да звонко так, всех разом перекричал, ошибку свою исправлю полностью, дайте только срок. Ты нам статуй подавай, ему в ответ, а срок мы тебе дадим... И доверие полное, кричит, мне, и царю заодно, ну, там, и финансы дополнительно...

В общем, чего нам до них? Долго ли, коротко, собрал он народ в гавани, где статуй возвышался, полотном покрытый для первоначальной невидимости (а уж сколько полотна на то полотно извел - и сказать страшно!). Дров для факела заготовл - поленицы вдоль моря и до горизонта, все рощи окрестные священные под корень извел... Оркестр свирельщиков пригласил. Дал царю-батюшке веревку в руки и говорит: "Ты пока с народом потолкуй, объясни ему важность происходящего момента с точки зрения будущего процветания, а я на холм вон тот взойду. Платочком махну, ты за веревочку дернешь, завеса падет, и откроется всем чудо невиданное, всем на удивление и заглядение. Только ты поосторожнее с веревкой. Допреж сигнала не дергай". И удалился себе на холм, знак подавать.

Сколько уж там царь с народом беседовал, чего там ораторствовал - не знаю. Но вот, наконец, все на месте, взмах, дёрг, слетело покрывало... - ахнул народ! Стоит статуй, огромный - вверх глянешь, шапка свалится, телосложения могучего, профиля узнаваемого, нос истинно греческий - блестит бронза на солнце... до половины. А снизу, там где металла не хватило - глина. Обычная глина, даже не обожженная второпях. Пораскрывали люди рты, но то ли от аханья их не ко времени, то ли еще от чего, а только вдруг побежали по глиняной части трещинки, зазмеились, треск предательский раздался... Зашатался статуй, да ка-ак рухнет! Хорошо, не задавило никого - шустрые оказались... Так и случилось.

- А архитектор что? - полюбопытствовал Владимир, в очередной раз столкнувшийся с сказочной интерпретацией реальных событий.

- А что архитектор? Дал деру - и все дела.

- А вот и нет, - вмешался волк Бонифаций. - То есть, дал, но не сразу, а погодя. Не знаешь, так нечего зря и говорить. Вы его не слушайте, - повернулся он к Владимиру и Ивану, - дальше вот как повернулось.

Не успел народ от одной государственной стройки очухаться, он тут как тут. Заявился к царю как ни в чем не бывало, да и уломал его всеми правдами-неправдами храм отгрохать. Такой, чтоб другим неповадно было. Размером, - Бонифаций присел на дорогу и принялся разводить передние лапы в стороны и вверх, приговаривая: "Во!". - В честь богини какой-то, огородницы, с луком. Ну, может, еще с какими овощами... Чем уж он там царю угодил - сказать сложно, особливо ежели учесть, что оюд простой жаждал его... как бы это сказать... ну, впрочем, неважно. Так вот, уболтал он царя, а тот, в свою очередь, всех прочих, кто еще сомневался. А кто и после сомневаться продолжал, тех остракизмом увещал.

Стройку затеяли - мое почтение. Камень за тридевять земель везли, сколько скал порушили - не перечесть. А все почему? Архитектор тот храм решил на болоте ставить - земля у них, вишь, дорогой стала - не в подъем. За аршин квадратный мешок драхм. В общем, ставили-ставили храм, поставили наконец, статуями украсили, шинки рядом, как водится, еще чего по мелочи. Деревья остатние свели для факельного освещения - там теперь, говорят, за сто верст куста не сыщешь...

Опять народ собрался; царь впереди с ножницами, ленту красную резать. А лента та, правду сказать, вокруг храма сколько-то раз обернута, да шириной в локоть. Вот... Оркестр заиграл, - в этот раз трио арфисток пригласили, казна обмельчала - разрезал царь ленточку...