Жеребята (СИ)

Но Зарэо совсем не воодушевился речью сына. Он сумрачно сдвинул свои густые брови и, кликнув раба, веско сказал:

- Всыпь юному хозяину двадцать хороших розог. Боги, уверен, будут довольны.

- За что?! - задохнулся сын воеводы от возмущения такой несправедливостью.

- Подумаешь немного - и поймешь! Ли-Игэа, прости эти слова моему дурачку, который имел наглость оскорбить тебя в моем доме.

Игэа поднял голову - он сидел, задумавшись, но было видно, что он слышал весь разговор.

- Простить? - переспросил он тихо.

- Тридцать розог! И я проверю, как тщательно исполнен мой приказ!

Раогаэ побледнел и уставился на Игэа, все еще ничего не понимая. Его сестра робко начала:

- Отец...

- Молчи! - рявкнул Зарэо.- Я не потерплю, чтобы в моем роду были такие неблагодарные существа, недостойные и имени людей! Тридцать, я сказал! Как ты смел! Как у тебя язык повернулся! Пошел вон отсюда!

Раогаэ озирался по сторонам, смотря то на испуганную неожиданным гневом отца сестру, то на притихшую Сашиа, то на Игэа, который, казалось, был растерян не менее чем незадачливый борец с фроуэрцами.

- Я могу простить твоего сына только при одном условии, Зарэо, - сказал вдруг Игэа и голос его прозвучал неожиданно жестко, а его акцент стал невыносимым для аэольского слуха.

- Ой, - проговорил Раогаэ и мгновенно покрылся пятнами.- Простите меня, мкэ Игэа! Я не подумал, что вы...

- Поздно! Ты оскорбил гостя своего отца! Клянусь, я сделаю все, что ни попросит ли-Игэа, чтобы смыть этот позор! Пусть лучше у меня не будет сына, чем будет такой глупец, который распускает свой язык!

- Итак, ты дал клятву, Зарэо? - негромко спросил Игэа.- Я могу просить того, что хочу?

Зависла тишина.

- Его жизнь - в твоих руках, - тяжело вымолвил Зарэо.

Раогай не думала, что Игэа прибегнет к древнему праву гостя и будет требовать этой клятвы - юноше и так грозило суровое наказание.

"Правду говорят о фроуэоцах, - со злостью подумала она, - они кровожадны и злопамятны. Даже в Игэа это таилось. Его семья погибла, и он озлобился. Так бывает, говорят. Люди меняются после потрясений. А ведь как он возился с Раогаэ, когда тот свинкой болел! Кто бы мог подумать, что он потребует его казни!"

- Вот мое слово, - Игэа вдруг улыбнулся той светлой улыбкой, какую на его лице не видели со дня, когда поднялся тот давний буран.- Ты обещал с клятвой сделать то, что я попрошу - не наказывай мальчика.

Зарэо отер со лба крупные капли пота.

- Ты поклялся, - напомнил Игэа снова.

- Знаешь что, - проговорил Зарэо, наконец, - стар я становлюсь для таких твоих шуточек, - и вдруг зычно захохотал. Засмеялся и Раогаэ, и рабы, и девушки - словно какое-то тяжелое бремя упало у всех с плеч.

- Простите меня, ли-Игэа, - смущенно проговорил Раогаэ, целуя Игэа руку. Игэа не дал ему этого сделать, поднялся с места и сам поцеловал его по древнему обычаю, в плечо, как равного. Раогаэ смущенно сделал то же самое - его еще никто так не приветствовал ни разу.

- Мне не за что тебя прощать, мой мальчик - я обрадовался, когда услышал, что ты бранишь чужеземцев в моем присутствии. Это значит, что для тебя я - не чужеземец.

+++

Каэрэ проспал, как показалось ему, до позднего утра, крепким освежающим сном без сновидений. Проснулся он словно от толчка. Он посмотрел по сторонам - в юрте никого не было. Он сел на медвежьей шкуре и с наслаждением потянулся. Рядом лежала его рубаха, выстиранная и аккуратно сложенная, и стоял кувшин для умывания. Он не спеша умылся, оделся, с удивлением прислушиваясь к странному чувству легкости во всем теле. Наконец, осторожно придерживаясь за один из шестов юрты, он поднялся на ноги. В них не было предательской дрожи и слабости, и он шагнул - один раз, другой, третий... Ему захотелось смеяться. Он схватил широкий кожаный пояс, опоясался им, обул сандалии - Аэй предусмотрительно приготовила для него всю необходимую одежду - и вышел наружу.

Перед ним простиралась степь, над которой сияло бескрайнее небо. Он застыл у выхода из юрты, уронив тяжелый полог, висевший над входом, и смотрел, смотрел в его синеву. Облака были прозрачны и высоки, они шли со стороны озера, над которым поднимался пар. "Должно быть, мы ушли вверх - от моря", - подумал Каэрэ, жадно вдыхая воздух, напоенный ароматами высокогорной степи.

Кто-то положил ему руку на плечо. Каэрэ обернулся и встретился взглядом с рыжеволосым и светлоглазым степняком.

- Здравствуй, Каэрэ! - сказал тот просто.

- Эна! - воскликнул он.

Эна обменялся с ним крепким рукопожатием и кивнул на кипящий на костре котелок с ухой:

- Рыбы в озере много.

К ним уже бежала Аэй. Она расцеловала Каэрэ и, когда они с Эной уселись у огня, подала им миски с ухой. Каэрэ колебался, не начиная есть. Наконец, он сказал:

- Спасибо тебе, Эна, - ему стало неловко за скудость и сухость этих слов, и он поспешно добавил: - Я ожил, Эна! Я могу ходить сам! Я могу спать...

- Ну, это-то мы поняли, - засмеялся Эна. - Правда, сестрица?

Аэй кивнула, сама не своя от радости. Каэрэ взял ложку и стал хлебать уху, в которой плавали прозрачные жиринки. Она была невыразимо вкусной и ароматной.

- Как тебе спалось, Каэрэ? - с материнской нежностью спросила Аэй.

- Хорошо, - ответил он, проглатывая очередную ложку и неосознанно проводя ладонью по заросшей щетиной щеке. "Наверняка уже не скоро придется побриться!" - мелькнула у него неожиданная мысль.

- Уже почти полдень? Долго же я спал...

- Двое суток с лишком, - засмеялась Аэй.

- Двое суток?! - воскликнул он, роняя опустошенную миску.

- Да мы поднялись высоко в горы, ушли с прошлой стоянки. Ты спал, как убитый, не проснулся даже, когда Циэ переносил твой гамак.

- Надо же, - только и произнес Каэрэ.

- Ешь, - кивнул Эна. - Вот еще сыр.

Он положил перед ним большой, похожий на луну в полнолуние, свежеотжатый кусок козьего сыра. Справившись с ухой, Каэрэ принялся за сыр, но успел одолеть не более трети, как Эна мягко отстранил его руку.

- Так много сразу нельзя, - ласково сказал он. - Тебе станет плохо.

Каэрэ обескуражено посмотрел на Аэй. На его лице были досада и обида, как у ребенка, которого несправедливо лишили лакомства.

- Каэрэ, родной мой - позже. Я оставлю тебе, обещаю.

Она потрепала его за волосы, смеясь, но в глазах ее была грусть.

- Потом поешь, хорошо? - повторила она.

Каэрэ вдруг стало стыдно за свою слабость. Он сконфуженно отвел взгляд от сыра и сделал вид, что смотрит вдаль, в стороны озера.

- Мы поднялись в Белые горы? - спросил он.

- Нет, это не Белые горы. Это Нагорье Цветов.

Он говорил почти без акцента, на красивом и правильном аэольском языке.

- Я хотел бы помогать вам, - вдруг сбивчиво начал Каэрэ. - Я хотел бы быть вам полезным.

- Не волнуйся, друг, - сказал Эна. - Поможешь. Тебе надо восстановить силы. Яд Уурта надорвал их.

Каэрэ бросил вопросительный взгляд на Аэй. Та утвердительно кивнула:

- Эна знает твою историю, Каэрэ. Нашу историю, - добавила она.

...Вдалеке, там, где паслись кони, виднелась маленькая фигурка напряженно всматривающегося в даль Огаэ.

+++

Был вечер. В юрте пахло свежей ухой. Лэла сидела у входа рядом с матерью и перебирала разноцветные нитки. Аэй чинила рубахи Эны и Циэ.

Каэрэ вошел в юрту, отодвинув полог. Аэй улыбнулась ему, и он ответил ей улыбкой.

- И тогда я им говори делай, - раздался голос Циэ, продолжающего начатый разговор. - Вот, говорю - я приходи, из рабов убегай. А Рноа говори - ничего моя не знает, твои жены - мои жены, твои кони - мои кони, слишком долго ты далеко был, я теперь вожак, я теперь главный, иди-иди делай из стойбища. Тогда я к Эне и ушел, нашел его - или он меня находи-делай. Эна свободный, он сам кочует, ему никто не указ. Они думают - он шаманит мало-мало. Глупые, они как овцы думают. Я смотри-понимай, он совсем не шаман.