Жеребята (СИ)

Каэрэ почувствовал, как по его щеке ползет предательская слеза. О, только не при Циэ и Эне! Аэй он не боялся. Она давно знала, что он может подолгу плакать, уткнувшись в подушку или простынь - она не утешала его, просто оставляла одного, а потом приносила ему холодной воды для умывания. Как он был благодарен ей за это молчаливое участие!

Но при Циэ, огромном, как степной валун, сильном, пышущем здоровьем Циэ его, Каэрэ, слезы были бы еще более постыдны, чем его жалкое состояние.

- Совсем худой, совсем больной-больной, - донеслись до него сокрушенные восклицания степняка.

Циэ зашевелился - словно огромный камень ожил - встал и отошел, чтобы уступить место вошедшему в юрту Эне.

Эна опустился на колени рядом с Каэрэ. От его одежды пахло конями и отчего-то - свежеиспеченным хлебом. "Откуда в степи хлеб?" - подумал вдруг Каэрэ.

Эна приложил ухо к его груди и долго слушал, как бьется сердце Каэрэ. Потом, встряхнув копной своих золотистых волос, он положил свои ладони на его ключицы, потом - на скулы, незаметно отерев влажный след на щеке Каэрэ. Потом он положил правую ладонь на его лоб, а после этого ощупал все тело Каэрэ, словно прислушиваясь при этом к чему-то - словно он мог слышать руками. Каэрэ отчего-то вспомнил Иэ. В прикосновении немного шершавых ладоней Эны чувствовалась сила, подобная силе тепла солнечного луча.

- Ты болен давно, - сказал Эна просто и глубоко. - Но кто тебя ударил совсем недавно?

Он снова положил руки на его скулы, обхватив череп с двух сторон. Руки его коснулись переносицы Каэрэ, а затем вернулись к затылочным и височным костям.

Аэй, с надеждой следя за Эной, начала:

- Его...

Но звонкий взволнованный голос Огаэ опередил ее:

- Ли-шо-Миоци не бил его!

Мальчик, захлебываясь словами, начал говорит, обращаясь к Эне:

- Учитель Миоци просто очень рассердился, что Каэрэ разговаривает с его сестрой.

- Старших не надо перебивай делать! - рявкнул Циэ. - Сиди молча делай!

- Учитель Миоци не бил его! - кричал возбужденно Огаэ, не обращая внимания на Циэ. - Он ударил Сашиа, а Каэрэ ударил его, а он оттолкнул его, и тот упал, но он его не бил!

- Огаэ, родной, - растерянно проговорила Аэй, пытаясь обнять мальчика. - Мы же не спорим с тобой! Да, Эна - так это и было.

Огаэ высвободился из ее объятий и забился в угол юрты.

- Сашиа? Та самая вышивальщица? - удивленно загудел Циэ. - Миоци, великий жрец, ее брат бывай?

Эна на мгновение убрал руки с головы Каэрэ. Тот попытался приподняться на локте и сдавленно спросил - в его голосе было возмущение и ненависть:

- Так Миоци женат на родной сестре?

Вдалеке заржали кони. Повисла тишина.

- Что спросил? Глупость спросил сделал! - первым нарушил ее, зарокотав, как далекий гром, Циэ.

- Каэрэ, - медленно и осторожно выговаривая слова произнесла Аэй. - Ли-шо-Миоци не женат. Сашиа - п р о с т о его сестра.

И она вдруг расплакалась и выбежала из юрты.

- Куда ушла мама? - раздался голосок Лэлы.

- Сейчас вернется, - ответил ей ласково Эна. - Ты не убегай за ней.

Она, в самом деле, очень быстро вернулась. Эна обратился к ней, как к старшей:

- Сядь рядом со мной, сестрица. Это ведь ты ухаживала за этим всадником все это время?

Она кивнула.

- Ты был сильный человек, теперь ты - как тень того человека, - сказал тихо Эна с невыразимым состраданием в голосе.

Каэрэ, казалось, не слышал его.

- Твои кости все еще помнят твои давние страдания, - проговорил Эна. - Эта твоя старая, старая боль... ты сможешь победить ее, только если захочешь жить.

- Ты хочешь жить, Каэрэ? - умоляюще спросила Аэй, едва не заплакав снова. - Ты ведь хочешь жить, правда?

- Женщина, ты глупости говорить делай... - начал Эна, но осекся под взглядом Эны.

- Скажи, что ты хочешь жить, Каэрэ, - просунула свою белокурую головку между матерью и Эной Лэла.

Он глубоко вздохнул - словно с его груди убрали тяжкий, неподъемный груз - и посмотрел на лица Аэй и Эны. В их глазах была мольба, тревога и надежда. Они ждали его слова. Тишина повисла над лугом и озером - словно струна, натянутая, готовая зазвенеть.

- Да, хочу! - сказал Каэрэ и неожиданно для себя улыбнулся.

... Эна долго возился с ним - сжимал и слегка поворачивал его кости в суставах, сминал и расправлял его ссохшиеся мышцы и сухожилия, растирал кожу. Это было больно, и Каэрэ часто вскрикивал, но это была совсем иная боль, чем та, которая жила в его теле с того времени, как он увидел "черное солнце". Тупая головная боль - спутница его неотлучной бессонницы - сменившись острой и пронизывающей, исчезла. Ему стало тепло. Усталость сменилась сном. Кровь словно согрелась и ожила в нем и начала струиться по всем жилам и жилкам его исстрадавшегося тела.

"Она - его с е с т р а" - подумал Каэрэ в который раз и, снова ощутив мир вокруг него - иной, изменившийся, полный звуков и дальних звонов, - провалился в забытье сна.

+++

Сашиа проснулась и увидела, что рассветает. Сны ее покинули, разум ее был удивительно чист и свеж.

Она села на постели, свесила ноги. "Что это?" - почти вслух спросила она с удивлением.

У ее изголовья лежал большой тугой сверток, к которому была прикреплена записка. Почерк Аирэи! Такой же, как в тех давних письмах, что передавала ей мкэн Паой!

"Милая сестра моя!" - писал великий жрец, "когда Всесветлый даст тебе сил встать с ложа твоего недуга, ты обрадовала бы меня, если бы надела это новое платье. Благословение от светлого огня Шу-эна да пребудет с тобой вовек".

Сашиа радостно вздохнула, и вдруг слезы полились из ее глаз. Она не сдерживала их - просто сидела и плакала.

Потом она встала, пошатываясь, умылась, с трудом наклонив медный кувшин, и подошла к окну, не вытирая лица. Пусть ветер высушит его.

Но ветер был холоден, и из окна были видны островки нерастаявшего снега.

"Что это?" - подумала девушка, задрожав от холода и поспешно вытираясь полотенцем. -"Я была так долго больна? Не может быть - ведь еще есть листья на деревьях ... отчего же пришла зима?"

Она надела темно-синее платье из тяжелой, парчовой ткани. Только Великий Табунщик знает, сколько оно стоит... К чему такие траты - о, Аирэи!

Она накинула покрывало - тяжесть на ее плечах удвоилась. Она сделала несколько шагов, привыкая к ней, а потом остановилась, прислушиваясь к неясным звукам внизу.

Крепко держась за перила деревянной лестницы, она спустилась вниз. Там, спиной к лестнице, сидела поникшая Тэлиай, перед которой стоял взлохмаченный, бледный Баэ со сбившейся грязной повязкой на голове.

Увидев Сашиа, Баэ суетливо кинулся к ней, хватая ее за парчовый рукав.

- Госпожа, госпожа!

Тэлиай обернулась, не вытирая слез, и молча протянула руки к Сашиа. Та опустилась на колени и без слов уткнулась лицом в ее грудь. Баэ, хныкая и всхлипывая, стоял рядом.

- Где брат? - вдруг спросила Сашиа, поднимая глаза и встречаясь взглядом с потухшими, запавшими глазами Тэлиай.

"Это она, несомненно, она, мамушка Тэла, так рыдала ночью", - промчалось в голове у девушки.

- О, Сашиа! - проговорила Тэлиай, касаясь ладонями ее лица, - Сашиа! Брат твой - в Иокамме!

- В Иокамме? - недоуменно спросила Сашиа. - Он там каждый день бывает, разве нет? Что с тобой, мамушка? Ты нездорова?

- В Иокамме решили соединить алтари Уурта и Шу-эна, - тихо сказала Тэлиай.

- Но кто может их соединить в нашем городе? Только...

- Только Аирэи, дитя... - Тэлиай прижала ее головку к пропахшему свежеиспеченным хлебом покрывалу, упавшему с ее седых волос на грудь.

- Он никогда не сделает этого, - медленно сказала Сашиа.

- Нет, не сделает... Тогда для него остается лишь дорога...

- В Белые горы? - перебила Сашиа. - Он с радостью оставит Тэ-ан!

- Нет, не в Горы... - начала Тэлиай, но, обхватив голову, зарыдала.