Жеребята (СИ)

- Да, я - Игэа Игэ Игэан.

Юноша теряет сознание и падает на постель. Игэа ласково гладит его по волосам и подносит к его лицу ароматную курильницу.

- Не бойся, сын Игъяаара. Не бойся меня. Я с Гаррэон-ну, не с Нипээром. И ты будешь жить.

- Мой отец отравил твоего отца тем же ядом, о Игэа... Я был младенцем, а ты отроком... Потом я вырос и узнал об этом... Почему дети реки Альсиач сделали это? Я хотел уйти в Белые горы, возжигать ладан Великому Уснувшему, и забыть о страшных делах, которые творятся на земле, но отец не позволил мне.

- Ты - его единственный наследник. Наследник великого правителя Фроуэро и Миаро. Царевич-наследник, сын реки Альсиач, образ Гаррион-ну Оживителя.

- Он убил твоего отца, о Игэа. О Игэа! - юноша рыдает. - И ты даровал мне жизнь, Игэа. Ты недаром назван в честь Сокола на Скале, Оживителя. У тебя одного есть противоядие от яда Уурта. Больше никто не в силах был бы спасти меня.

...Сашиа засыпает и уже не слышит их разговора. Когда она снова просыпается, на подоконнике сидит Раогай - в братниной одежде, скрывающая за улыбкой тревогу. Свет от выпавшего снега проникает сквозь ее огненные волосы.

- Как ты чувствуешь себя, Сашиа? - спрашивает она. Сашиа видит, что она чего-то боится.

- Хорошо... - говорит тихо Сашиа - и Раогай склоняется к ней, чтобы расслышать ее слабый голос. - Только я все время сплю и вижу сны... Странные сны... Про Игэа. Я потом тебе расскажу.

И она закрывает глаза. Сквозь сон она чувствует, как Тэлиай поит ее горячим бульоном, и она глотает ароматное питье. Кто-то заходит в комнату - Раогай прыгает в сад. "Мкэ! - говорит Тэлиай. "Сестричка ваша слаба очень, не будите ее!"

"Нет, я не сплю, Аирэи!" - хочет сказать она, но с ее губ срывается лишь тихий стон. Миоци целует ее и пропадает среди белого снега...

И снова в темной комнате, сквозь которую дует ветер с моря, стоит Игэа, склоненный над ложем юноши Игъаара.

- Я теперь знаю, что он есть на самом деле - Он, Тот Самый, Повернувший ладью вспять, - говорит Игъаар. - Я уйду в Белые горы. Но прежде тебя отблагодарят...

- Мне не нужно благодарностей. Я хочу поскорее вернуться к моей жене и детям.

- Ты станешь знаменитым вельможей, главным придворным лекарем, о Игэа.

- Я не хочу на шею золотую цепь, - улыбается Игэа. - Я ушел бы с тобой в Белые горы, будь мы ровесники. Но ты юн, а моя юность миновала. И я люблю свою жену и детей.

- Как ты нашел это противоядие?

- О Игъаар, я долго искал его... Я не спал ночами, я думал днем... я не ел и не пил... я желал, чтобы Великий Та... Уснувший открыл мне, как победить смерть, что вложили в этот яд его создатели... и когда от измождения и голода я уснул, на рассвете я увидел сон...

- Ты молился самому Великому Уснувшему?! - воскликнул юноша. - Научи меня! Возьми меня в свои ученики, умоляю тебя, Игэа! Я отдам тебе все...

- О милый Игъаар, я не могу тебя научить - только Уснувший властен в своей весне... ты можешь молиться ему, но ты должен сам идти этой дорогой.

- Так что же это за противоядие? Из каких оно деревьев? Из каких трав?

- О милый мой Игъаар, оно - из яда Уурта.

В комнате - тишина, только дует ветер.

- Оно - из яда Уурта, только тысячекратно разведенного водой из водопада Аир. Когда я спал, некий голос сказал мне - "вспомни степняков!" - и моя жена рассказала мне, что степняки лечат болезни коней, разводя гной их ран тысячекратно, и давая им его выпить...

- Ты сам разводил яд Уурта, Игэа? - с нечеловеческим ужасом спросил Игъаар, отшатываясь от него.

- Да. У меня родился тогда сын... мы так надеялись, что он выживет, потому что он был крепенький, не такой, как те, что умерли до него... я забыл, не сменил рубаху, которая была надета на мне, когда я разводил яд и подошел к моему маленькому сыну...

Игэа устало сел на постель рядом с Игъааром и продолжал, словно говоря сам с собой:

- Он умер, мой маленький Игэа. А моя Аэй тяжело заболела и больше не зачинала во чреве. Яд Уурта силен.

- Какая страшная плата за мою жизнь... - проговорил Игъаар.

- Я рад, что ты жив, - просто ответил Игэа. - Я рад, что ты не умер. Живи, о Игъаар.

+++

...Миоци подошел к лежащему на земле ничком Игэа.

- Встань, друг мой, - тихо сказал он, склоняясь над ним. - Встань, обопрись на мое плечо и вставай...

- Буран... Они попали в буран... - бессвязно шептал Игэа, вцепившись пальцами в волосы и медленно качая головой. - Нет следов... Никто не может найти... пять дней... не стоит искать... скажи своим людям... хватит... пусть больше никто не погибнет... там, в степи...

Он упал на колени, уронил лицо в свои худые ладони и затрясся от рыданий.

- Ты пьян, Игэа, - снова сказал Миоци. - Идем со мной... Тебе надо уйти отсюда...

- Да, я пьян! И я останусь здесь! - закричал он, захлебываясь слезами. - Ты не заберешь меня силой! Или ты думаешь, что мне нужна золотая фроуэрская цепь на шею? Мне? Нужна эта цепь? Когда я потерял Аэй и своих детей... о, Миоци! - Игэа оттолкнул пустые кувшины, в которых когда-то была настойка луниэ, и они с грохотом покатились вниз по голым каменным ступеням, падая на ужа, свернувшегося в клубок в опустелом доме.

- Нет, Игэа, ты пойдешь со мной, - решительно сказал Миоци, запихивая Патпата в корзину. - Ты будешь жить со мной и Сашиа. Пойдем.

Он снова помог Игэа подняться и тот, не отпуская ладоней от лица, покорно пошел за своим другом, качаясь и путаясь в длинном теплом белом плаще к повозке среди сияющего белизной снега...

+++

У входа в юрту горел костер. Ночное небо было высоким и чистым, и в нем, как отсветы дальних гигантских костров, полыхали звезды.

Аэй и Эна о чем-то тихо переговаривались. Каэрэ отвернулся к стене юрты, уткнув лицо в шкуру дикого быка, висевшую на шестах. Он очень устал.

- Каэрэ, Эна хочет тебя осмотреть. Он, может быть, поможет тебе, - Аэй, склоняясь над ним, осторожно тронула его за плечо. - Раньше у нас для этого не было времени, мы торопились, а теперь мы в безопасности.

Каэрэ ничего не ответил. Он был готов умолять лишь об одном - чтобы его оставили в покое. Он хотел молча лежать рядом с мертвой шкурой быка и ничего больше не ждать.

- Каэрэ! - снова обратилась к нему Аэй.

- Я устал, - проговорил он сквозь зубы.

- Не упрямься. Тебе ведь ничего не нужно делать.

Она стала помогать ему снять рубаху - словно он был ребенком, как Лэла или Огаэ. Даже Огаэ уже не настолько послушен! Но за все то долгое время, что Каэрэ пробыл в семье Игэа, он привык, что она обращается с ним, как с ребенком. Спорить не было сил. Он даже перестал чувствовать стыд за свою наготу перед Аэй.

Внезапно появился Циэ, и, весело сказав что-то про женские уговоры, без особых церемоний вытряхнул Каэрэ из его рубахи и, легко подняв на руки, перенес к костру и уложил на расстеленную медвежью шкуру.

- Что такое - хоти - не хоти разговариваешь тут! - строго заметил он. - Эна тебя лечи делай будет. Я гляди, ты больной-больной стал.

Каэрэ сглотнул, чтобы подавить раздражение, закипевшее в нем от слов старого товарища. Ему вдруг вспомнилось - ярко до боли в глазах - то далекое время, когда он мог сам ходить, бегать, ездить верхом. Он ведь когда-то мог сам распоряжаться своим, теперь таким беспомощным телом... а теперь он распростерт на медвежьей шкуре - совсем нагой, против своей воли. Для чего? Чтобы этот Эна попытался что-нибудь сделать - а это несомненно будет больно, о, как же он устал от боли! - или чтобы он глубокомысленно заявил, что сделать уже ничего нельзя. Как будто это не видно и так. Даже Игэа не смог поставить его на ноги, хотя благодаря его бальзамам и заботе Аэй раны Каэрэ зажили.

Каэрэ посмотрел на лица друзей, сидевших вокруг него - они отчего-то затуманились. Он стиснул зубы и простонал с бессильной злобой:

- Что вы все на меня уставились?!

- Ты что, а? - удивился Циэ.

Он услышал, как Огаэ говорит Лэле: "Идем, тебе незачем здесь быть!" Даже интонация у него такая же, как и у его учителя, когда он обращался к Сашиа! Аэй сорвала с головы пестрый платок и набросила его на Каэрэ.