Жеребята (СИ)

- Уже сказали, он согласился или нет?

- Говорят, согласился!

- Он не мог согласиться!

- А я говорю вам - согласился!

- Бросит черный ладан на алтарь?

- Ты что! Разве алтари так соединяют?

Разговор переходил в перебранку.

- Надо уйти к великому водопаду Аир, и там заколоть пятерых коней и жеребенка, отнятого от вымени матери, полить их кровью алтарь Всесветлого, посвятить его Темноогненному, и возжечь священный темный огонь.

- Так Аир в неделе пути!

- А что ты думал? Великое священнодействие! И великий жрец должен надеть золотую кольчугу. Она под алтарем хранится в храме Шу-эна. Ее редко надевают. Не каждый даже год.

- Да не согласится ли-шо-Миоци на такое безбожие!

- Не он, так другой кто-то согласится... Вон, его дружок, Игэа, мигом к своим переметнулся... Вон, вон, видите - из носилок своих бархатных выскочил, бежит, едва не падает... опоздать боится...

Сашиа задернула занавески носилок и заплакала. Никто не видел ее, никто не мог слышать ее плача. Было шумно, толпа гудела и тяжела ткань полога носилок колыхалась от движения людей.

Игэа ушел в Иокамм и не возвращается. Никаких вестей. Сашиа плеснула на ладони воды из кувшина и умыла лицо.

Вдруг стало тихо. В толпе произошло колыхание, и она замерла, словно каждый человек перестал на мгновение дышать.

Все смотрели на лестницу Иокамма. Там, на ее вершине, стоял кто-то в простой одежде белогорца - без плаща, в одной длинной рубахе, через распах которой были видны страшные шрамы от посвящения. Он был подпоясан простой грубой веревкой, а на ней висели фляга из коры дерева луниэ и нож из стали с островов Соиэнау.

- Миоци... Миоци... - зашептались в толпе.

Миоци молча стоял на лестнице и смотрел на толпу. Потом он снял с головы жреческую повязку, и она упала на ступени. Его светлые волосы разлетелись от порыва ветра, на мгновенье закрывая взор великого жреца. Он отвел пряди пальцами и сделал шаг по лестнице вниз.

Сзади него в темноте сводов дворца Иокамма виднелись фигуры - лиц не было видно - фроуэрцев.

Миоци спустился, медленно ступая на покрытый коркой льда камень лестницы. В полной тишине прошел он среди толпы, в благоговейном ужасе не сводящей с него глаз. Это последний жрец Всесветлого, пришедший не более двух весен назад, уходит к реке, чтобы там в посте и молитве ждать дня соединения алтарей. Какой же дал он ответ Иокамму? Будь этот ответ угоден фроуэрцам, не так бы он выходил, но с почетом и песнями сопровождающих его жрецов... Но он выходит один.

Толпа расступалась, давая ему дорогу. Миоци смотрел куда-то далеко вперед - перед собой, в сторону водопада Аир, куда ему надлежало идти в новую луну. Заколет он там коней или же...

Фроуэрцы смотрели ему вслед. Внизу, в толпе никто не слышал, как юный Игъаар, которого еще придерживали слуги, слабым, но твердым голосом приказал:

- Воля правителя Фроуэро в том, чтобы исполнить просьбу Игэа Игэ.

Но в толпе увидели, как из носилок, покрытых светлой парчой, выпрыгнула девушка и подбежала к великому жрецу. Он взял ее за руку, и они вместе пошли в сторону рощи у храма Ладья.

+++

- За нами никто не идет, - то ли утвердительно сказал, то ли спросил Миоци.

- Никто, брат.

- Нам придется жить здесь, Сашиа. На берегу ручья. До тех пор, пока я не уйду на Аир.

- Я уйду туда с тобой, Аирэи.

- Нет.

- Не говори мне - "нет".

- Великий жрец уходит на Аир один.

- Тогда... я дам обет башни.

Миоци промолчал, снимая с пояса нож и смачивая волосы водой из ручья. Темная вода бежала под темными деревьями, он склонился над ней, опускаясь на колени на ворох листьев, присыпанных снегом.

Сашиа стала на колени рядом с ним, в тревоге касаясь его запястья:

- Что ты хочешь делать, брат?

Он не ответил, но слегка улыбнулся ей - так, что она успокоилась.

Через мгновенье его белые пряди упали в воду ручья. Вода приняла их и унесла. Некоторые были окрашены кровью - и вода смыла кровь.

Миоци повернулся к Сашиа - наголо обритый, в простой белогорской рубахе.

- Я не хочу, чтобы ты давала обет башни, сестра, - сказал он, и его глаза потемнели, и стали как вода в ручье - темными. - Я сейчас разведу костер и сложу шалаш. Почему ты не спрашиваешь, отчего я не отсылаю тебя домой?

- Я не уйду домой, - тряхнула головой Сашиа. - Я останусь с тобой.

- У нас больше нет дома, сестра, - грустно улыбнулся ей Миоци. - Все имение храма Всесветлого, предназначенное для великого жреца, отдано в казну Фроуэро. И рабы - тоже.

- Бедная Тэлиай! - воскликнула Сашиа.

- Я дал ей вольную уже давно. Ей и Нээ. Когда узнал, что Огаэ ... погиб в буране.

Миоци умолк.

- Всесветлый молчит, Великий Уснувший не отвечает, - заговорил Миоци распевно, словно читал гимн. - Это не имеет значения для того, кто посвятил себя служению Небу. Если Уснувший молчит и не действует, то посвященный должен совершать свое дело, это никто не отменял и его обеты он не возвращает назад. Да примут воды Аир служителя Всесветлого - если один неверен, то другой из них верен.

- Что это значит? - спросила Сашиа, перебивая брата. - Великий Уснувший - неверен? Так говорится в гимне? Человек становится на его место?

- Это таинственный гимн, - отвечал Миоци. - Нельзя сказать, кто первый, а кто второй, кто верен, а кто нет. В одном из толкований намекается, что речь о самом первом жреце и его выборе против Уснувшего и про то, что из-за этого жертвы не отменены, и Уснувший верен. Но есть и другие толкования, и их большинство. Они говорят, что это - о верности белогорским обетам, и здесь просто показываются два пути людей, верного и неверного, а об Уснувшем и речи нет.

- Мы проведем эти дни в беседах, брат, - улыбнулась Сашиа. - Мне их так не хватало! Но скажи, как ты думаешь сам?

- Я думаю, - ответил Миоци, - что Великий Уснувший велик в сне своем. Он не слышит и не знает ничего. Я даже не поднимаю руку, произнося его имя, ибо это бессмысленно. Он вне всего. Он велик и в силу своего величия не может явиться и сказаться.

- Тогда он слаб, - возразила Сашиа. - Если его величие не дает ему явить себя.

- Я забыл, что ты - карисутэ, сестренка, - покачал головой Миоци. - Вы - народ грез.

- Почему? - удивилась Сашиа.

- Так вас называют со времен мудреца Эннаэ Гаэ. Это только во сне может пригрезится, что Великий Уснувший стал так близок людям. О, не спорь, не спорь - я знаю ваши споры, я читал ваши книги... даже свиток, который оставил моему бедному Огаэ его отец...- Миоци захлебнулся словами и смолк на мгновение. Потом он тихо добавил - уже другим, глухим голосом: - Я все читал. Никуда это не годится. Все не так. Все просто и страшно. Уснувший не откроется.

- Эалиэ! - раздался крик позади них. Миоци вздрогнул, но усилием воли заставил себя не обернуться.

- Посмотри, посмотри, брат, - заговорила Сашиа, смеясь. - Это Игэа!

Игэа подъехал к ним верхом, держа здоровой рукой в поводу вороного коня Миоци.

- Садись в седло - и поедем домой. Тэлиай накрыла нам скромный белогорский ужин.

- Ужин? Куда мы поедем? - растерянно спросил Миоци.

Игэа печально смотрел то на друга, то на пряди его волос, еще лежащих на земле и не унесенных потоком.

- Мне отдали имение великих жрецов храма Шу-эна, Аирэи, - просто сказал Игэа. - И я хочу, чтобы ты и Сашиа жили у меня. Тем более что Сашиа теперь - под моей опекой.

Миоци непонимающе смотрел на него.

- Игэа! Как... да когда ты все успел?

- Да уж постарался! - засмеялся фроуэрец. - Мы поедем верхом, а Сашиа отнесут на закрытых носилках. Я - ее опекун и обязан о ней заботиться, ты же не против?

+++

- Я ненавижу этих фроуэрцев, отец! - Сестра толкнула Раогаэ в бок несколько раз, но он не обратил на нее внимания.- Если бы ты позволил мне, я бы взял себе отряд и нападал бы на их караваны, и не щадил бы никого! Они - гнусные твари, недостойные и имени людей! Их надлежит истреблять, как диких животных, без пощады, ибо это приятно богам! - Раогаэ перевел дух, выпалив эту фразу, прочитанную им недавно в свитке - так сказал какой-то из древних воевод, воодушевляя своих людей.