Жеребята (СИ)

"Спаси Сашиа!" - прошептал Каэрэ. - "Пусть ничего не сделают с ней..."

И он понял, что Табунщик идет по степи. Он напрягся, чтобы увидеть его - но не смог. Только дальняя поступь была слышна ему - внутри, в глубинах. И тогда Каэрэ понял - то, что он видит, это не степь Табунщика, а враждебное, глухое место, где каждый шаг дается Табунщику с трудом.

"Да, он спасет Сашиа, - вдруг понял Каэрэ и вздохнул облегченно. - "А я совсем погиб", - подумал он снова и кивнул сам себе. "Завтра меня убьют... нет, сегодня..." и - что? Табунщик? Странный степной языческий бог? Так он, Каэрэ, все-таки сдался? Не просто поклонился чужому божеству насильно, но сам призвал его? Что за достойный конец...

Но ему не было горько. Он удивился этому, и все смотрел и смотрел в степь.

"Великий Табунщик спасет Сашиа", - повторил он. - "А мне ничего не надо".

- Каэрэ! - раздался испуганный голос Аэй. - Каэрэ, жеребенок! Ах, Небо - вот ты где! Игэа! Игэа! Скорее!

Белогорец и его жена поспешно перенесли Каэрэ на ложе, укрыли теплыми одеялами и вдвоем стали обнимать его, что-то поспешно говоря. Аэй поила Каэрэ теплым вином и гладила по голове.

- Ты видишь? - яростно шептала Аэй мужу. - Ты видишь? Что ты натворил!

- Но, Аэй... - пытался ответить тот.

- Я давала тебе понять, что нельзя пускать Миоци на веранду.

- Он сам пошел, Аэй, я задерживал его, сколько мог, - отчаявшись, произносил Игэа - очевидно, уже в который раз.

- "Сколько мог"! - шепотом передразнила фроуэрский акцент мужа Аэй и принялась умывать Каэрэ. - Бедный мой... - она поцеловала его несколько раз в волосы. - Натерпелся... вот из-за него! Ну как можно быть таким, Игэа, как?!

Игэа растерянно замолчал и взял Каэрэ за запястье - щупать пульс.

- Игэа, - спросил Каэрэ, - а меня повезут в Тэ-ан?

- С какой стати? - удивленно спросил белогорец.

- Здесь казнят? - продолжил выпытывать Каэрэ.

- Что? - переспросил Игэа, и его фроуэрский акцент стал еще смешнее, чем когда его передразнила Аэй.

- Не казнит тебя никто, мой жеребенок! - прижала Каэрэ к себе жена белогорца. - Забудь об этом сумасшедшем жреце Всесветлого!

- Жена, - начал Игэа, - ты не права...

- Защищай, защищай Миоци! - заговорила Аэй, прижимая к себе обескураженного Каэрэ. - Нашел друга себе, тоже мне!

- Каэрэ, - твердо сказал Игэа, перебивая Аэй. - Тебя никто не казнит и не накажет. Аирэи - белогорец, и он высоко оценил твой благородный порыв...

- А если бы он не схватил нашего жеребенка за руку, - продолжила саркастически Аэй, - и наш Каэрэ пролил бы хоть каплю его драгоценной жреческой крови, тогда бы его по вашим белогорским обычаям казнили до утра...

- Это не белогорские обычаи! - закричал Игэа. - Да, жрецов Всесветлого и дев Шу-эна нельзя касаться железным лезвием, но Аирэи поэтому и перехватил руку Каэрэ...

- Ой, не смеши меня, - спокойно ответила Аэй. - Прямо уж - чтобы Каэрэ спасти, а не себя, любимого.

- Что будет с Сашиа? - тихо спросил Каэрэ.

- Ничего дурного не будет, - ответила Аэй поспешно. - Не бойся.

- Он слышал, что Сашиа - карисутэ, - продолжил Каэрэ. - Ведь это запрещено, да?

- Аирэи - разумный человек, - успокаивающе ответил Игэа. - Он не так относится к карисутэ, как остальные. В конце концов, он хорошо знает меня, и верит мне. А я сказал ему, что я - карисутэ и...

На этих словах Аэй, разорвав свое цветное покрывало пополам, отчаянно закричала в темноту ночи:

- О Небо! Небо! Небо!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

НАГОРЬЕ ЦВЕТОВ.

- Останови, - приказал Миоци вознице у дома воеводы Зарэо, утопающем в буйной зелени. Пегие кони пряли ушами и фыркали, жадно вбирая в широкие ноздри вечернюю свежесть. Миоци спрыгнул на землю и стоял, ждал, пока из повозки выберется притихшая Раогай.

- А ты останься, Сашиа, - негромко сказал он сестре. - Ты едешь со мной в Тэ-ан.

- Я могу забрать свои вещи, брат? - спросила Сашиа - глухо, из-под плотного покрывала.

- Нет, - коротко ответил старший Ллоутиэ.

Он отвел Раогай к Зарэо, который читал только что полученное письмо от Оэлай, своей племянницы из Энни-оиэ.

- Вот, стал я дедом, ли-шо! - закричал он, выбежав навстречу гостю и обнимая его. - Эх, Миоци! Приходи на пир! Когда твои посты заканчиваются? И Игэа пригласим! Баранов зажарим, курятины твоему другу натушим! Фроуэрцу нашему!

Он несколько раз хлопнул ли-шо-шутиика по спине.

- Поздравляю тебя, Зарэо, - ответил Миоци, отступая на шаг. - Это хорошая весть.

- Что натворила Раогай? - сдвинул брови суровый отец и расхохотался. - Дочушечка! Надо и тебя замуж выдать! Миоци, рассказывай, неужто она в Белые горы сбежать решила? Ну и девчонка у меня, то ли дело твоя Сашиа... А они подружились, подружились, я так рад...

- Расскажи, Раогай, что произошло, - сухо сказал жрец.

- Мы... мы...я...это я виновата, отец! - выдавила из себя Раогай.

- Что случилось, дочка? - добродушно нахмурился Зарэо. - Эй, а где Сашиа? - спохватился воевода.

- Она в повозке. Я запретил ей выходить. Мы едем в Тэ-ан.

- Как... в повозке? Она же с утра дома была... Ну и девки! - захохотал воевода. - Нет, ты посмотри, ли-шо, а я-то думал, что она мою рыжую вышивать научит! Хо-хо! Научила! Кровь Ллоутиэ свое берет! - он с размаху хлопнул Миоци по плечу.

- Подожди, - поморщился Миоци, - подожди, Зарэо.

- Папа, я сейчас все объясню! - Раогай подошла к отцу и нежно прижалась к его расшитой золотом праздничной рубахе.

- Давай, дочка, - тщетно стараясь казаться строгим, велел он, взъерошивая ее рыжие волосы.

- Я учила Сашиа ездить верхом, - заявила Раогай. - Не думаю, что даже великий жрец Всесветлого найдет это предосудительным.

- Да ну, Миоци, право же! Девчонки всего-то на коняшках покатались! - развел руками воевода.

- Но, папа, ты знаешь, мы заблудились, и добрались с трудом до дома Игэа. Там мы и встретились с ли-шо-Миоци.

- Ну, хорошо, что все обошлось! - сказал Зарэо. - Прошу к столу, Миоци! Заночуйте у нас.

- Нет, - кратко ответил жрец. - Мне надо спешить.

- Постой, а вещи Сашиа? - закричал воевода вслед странному гостю, но фигура Миоци уже слилась с вечерней мглой.

... Они ехали домой молча. Сашиа сидела, закутавшись в покрывало так, что не было видно ни глаз, ни алеющего следа от пощечины брата. Миоци сидел напротив сестры, смотря прямо перед собой - мимо нее, сжавшейся в углу повозки на тяжелом ковре с темно-бордовым узором. Миоци снова первым вышел из повозки и долго стоял, отвернувшись, пока Сашиа выбиралась наружу.

Он взял ее за локоть - Сашиа через покрывало и платье ощутила силу его стальных пальцев - и повел по ступеням особняка.

Миоци привел ее в убранную для гостей комнату - она показалась девушке нежилой и холодной, несмотря на богатые ковры, покрывала и утварь, кивнул на поданный рабом поднос с едой.

- Поешь. Потом придешь.

Он даже не назвал ее по имени. Голос ли-шо-шутиика был ровен, спокоен и бесстрастен.

- Брат! - протянула она к нему руки, словно не желала поверить во что-то, открывающееся ей.

- Потом придешь. Я должен побыть один.

Она села, вернее, упала, на ковер. Миоци не повернул головы и медленно вышел. Его шаги быстро затихли на коврах.

Сашиа не притронулась к еде, и пролежала на ковре до тех пор, пока раб не пришел позвать ее - "к мкэ ли-шо-Миоци".

Была уже глубокая ночь. Светильники покачивались от холодного ветра из щелей. Сашиа шла по коридору мимо золотых и серебряных статуй, словно слепая, натыкаясь на стены и дверные проемы. Когда она вошла в комнату, где на простой циновке у огромного очага сидел великий жрец Шу-эна, ей достало сил только на то, чтобы произнести: