Кубанский шлях (СИ)

- А где же Вы, генерал? - прервал восторг Гудовича Светлейший князь, - где Ваш полководческий талант? Килия? Но там не победить мог только тот, кто не планировал победу. Сколько можно осаждать Измаил?! Пора, наконец, его брать, бра-ать! Всё же для этого подготовлено, что Вы медлите?

Гудович виновато насупился и замолчал.

Первого ноября Императрица написала Потемкину: "обратить все силы и внимание и стараться достать мир с турками".

Екатерина требует мира, а как его достигнуть, если турки не дают, твердо веруя в неприступность Измаила?! Без овладения крепостью никаких действий, которые бы заставили турок искать мира, выполнить нельзя. Это сознают и турки, и представители Англии, Пруссии и Польши, заседающие в Систове и зорко следящие за затруднительным положением России. И политика, и стратегия требуют взятия Измаила. В Измаиле как бы завязался "гордиев узел", который развязать путём осады или блокады нет времени, а разрубить узел путём штурма - представляется предприятием непосильным и сомнительным.

Здесь требуется подвиг, нужен особо вдохновенный мастер, и Потёмкин остановился на Суворове, находившемся в ста вёрстах от Измаила, под Галацем.

- А как Ваше Превосходительство не замечает, что неприятель уже приведён был в робость? Ведь не увидели же Вы этого в Килии до самой её сдачи, и я не приметил также никакой трусости у турок в Очакове до самого штурма? - продолжил свою мысль Потёмкин.

Он не ждал ответа Гудовича: всё и так было решено. Голос князя стал твёрже:

- Теперь остаётся ожидать благополучного успеха от последних действий, исполнение которых возложено мною на генерал-аншефа графа Александра Васильевича Суворова-Рымникского. Передадите ему командование, милостивый государь, идите. Мне поработать надо.

Да, Измаил не Килия, а Гудович, несмотря на его отвагу и острый ум, не обладает достаточным авторитетом ни среди войск, ни среди генералитета. Под его руководством военный Совет вынес решение о необходимости формальной осады. За рассуждениями об осаде просматривался отказ от решительных действий. Так и случилось. Командиры корпусов начали отводить войска от крепости. Де Рибас стал снимать осадную артиллерию с острова Чатал напротив Измаила и грузить её на суда. Но Потёмкин - как главнокомандующий - предвидел такое развитие событий!

Еще не зная о решении совета Гудовича, он послал секретный ордер Суворову:

"Флотилия под Измаилом истребила уже почти все их суда и сторона города к воде очищена; остаётся предпринять с помощью Божьей овладение города. Для сего, Ваше Сиятельство, извольте поспешить туда для принятия всех частей в вашу команду, взяв на судах своих сколько можете поместить пехоты, оставя при Генерал-Порутчике Князе Голицыне для удержания неприятеля достаточное число и всю конницу, которой под Измаилом и без того много.

Сторону города к Дунаю я почитаю слабейшею, если бы начать там, чтобы, взойдя, тут, где ни есть разместиться и уж оттоль вести штурмования, дабы и в случае чего, Боже сохрани, отражения, было куда обратиться.

Боже, подай Вам свою помощь! Уведомляйте меня почасту.

25 XI. 1790 г. Бендеры".

Тем же числом отправлено ещё одно письмо генерал-аншефу от главнокомандующего, личное:

"... Измаил остаётся гнездом неприятеля. И хотя сообщение прервано чрез флотилию, но все он вяжет руки для предприятий дальних. Моя надежда на Бога и на Вашу храбрость. Поспеши, мой милостивый друг!

По моему ордеру к тебе, присутствие там личное твоё соединит все части. Много тамо равночинных генералов, а из того выходит всегда некоторый род Сейма польского - нерешительного. Рибас будет тебе во всем напомогу и по предприимчивости, и по усердию; будешь доволен и Михайлой Кутузовым. Огляди все и распорядись, и, помоляся Богу, предпринимайте действия. Есть слабые места, лишь бы дружно шли. Князю Голицыну дай наставление. Когда Бог поможет, пойдём выше. Вернейший друг и покорнейший слуга

Князь Потемкин Таврический".

25 XL 1790 г. Бендеры.

Вошёл дворецкий и доложил, что прибыли французские господа и просят аудиенции.

Участие в военных действиях против Порты стало для многих европейцев делом чести. Тон задавали такие блестящие лица, как принц де Линь, адмирал Нассау-Зиген. Действия графа Роже де Дама, буквально помчавшегося в Россию воевать с турками в русской армии в очаковскую кампанию, стало вдохновляющим примером для многих молодых французских дворян. При этом их поведение, конечно, не соответствовало официальным установкам французской дипломатии: Франция поддерживала Османскую империю. Строительством и укреплением турецких крепостей руководили тоже французские инженеры.

Ланжерон и Ришелье, сын принца де Линя Шарль, готовые рисковать жизнью "ради одного лишь страстного желания отличиться", едва узнав о предстоящем штурме крепости Измаил, также отправились в армию Потемкина. Они пустились в путь в плохих открытых почтовых каретах и мчались днём и ночью в пасмурную, холодную и дождливую осеннюю погоду и за девять дней добрались до Бендер. Потёмкин, уже получивший известие об их прибытии, подумал:

"Гм, странная ситуация, - французские инженеры, посланные правительством, помогают туркам укреплять и вооружать их крепости в то самое время, как французские добровольцы в русских войсках готовятся эти же крепости штурмовать".

- Проси.

После взаимных приветствий и обмена любезностями, Потёмкин извинился, что не готов к приёму, и пригласил гостей вечером к ужину. Отпустив офицеров и прелестниц, фельдмаршал проследовал в кабинет.

На Суворова он полагался, как на самого себя. У них совершенно разные характеры: Потёмкин - прежде всего политик; по натуре нарочито прямой, даже грубоватый. Суворов - военный человек и искренне верующий православный, скромный во всем - в пище, одежде, в быту. Кстати, он резко порицал обжорство Потёмкина во время Великого поста. Тот только улыбался, закусывая красное вино грудинкой. Они спорили, ссорились, но во многом сходились: Александр Васильевич поддерживал начинания Потемкина, который отменил парики, доставляющие много хлопот солдатам, запретил телесные наказания и ввёл новую удобную форму. Прусский "журавлиный шаг" с общего согласия также был отменен.

Потёмкин и Суворов пытались реабилитировать перед Екатериной запорожское казачество как боевую силу. Светлейший был принят в Кущёвский курень под именем Грицька Нечёсы и стал для запорожцев заступником перед Екатериной II.

Императрица не благоволила к казакам вообще, особенно после восстания Пугачёва, и только теперь, в эту войну, под давлением Потёмкина позволила образовать "войско верных казаков" , запретив называть их запорожцами. И они уже отличились. По приказу Потемкина верные казаки героическим приступом взяли Березань - важный укреплённый пункт на подходе к Очакову. Только тогда сердце императрицы смягчилось, и можно было говорить о дальнейшей судьбе запорожцев.

13.Казаки

Невдалеке от крепости солдаты насыпали вал - точную копию измаильского. По ночам войска упражняются в штурме этого вала, последовательно воспроизводя штурмовые действия: подход ко рву, забрасывание его фашинами , переход, приставление и связывание лестниц, подъём на вал, разрушение палисадов, поражение чучел, представляющих фигуры неприятельских солдат. Беспрерывно идёт заготовка фашин и лестниц.

За всем строго следит сам Суворов, подбадривая воинов:

- Старайтесь, солдатушки! Быстрей, казачки! Быстрей! Больше пота - меньше крови!

Несмотря на декабрьскую промозглость, рубаха Степана действительно промокла от пота, а генерал-аншеф приговаривает:

- Тяжело в учении - легко в бою!

Казакам труднее всех приходилось. У них, конников, нет солдатских навыков, не знают они и штурмовых приёмов. Но никто не ропщет.

А Суворов учит:

- Пуля обмишулится, а штык не обмишулится. Пуля - дура, а штык - молодец! Коли один раз! Бросай басурмана со штыка! - мёртв на штыке, царапает саблей шею. Сабля на шею - отскакни шаг, ударь опять! Коли другого, коли третьего! Богатырь заколет полдюжины, а я видел и больше. Береги пулю в дуле! Трое наскочат - первого заколи, второго застрели, третьему штыком карачун сделай.