Кубанский шлях (СИ)

- Скажи Кутузову, что я послал в Петербург известие о покорении крепости! - передал с ординарцем Суворов.

Кутузов взял из резерва Херсонский полк, атаковал в третий раз скопившихся турок, опрокинул их и окончательно занял бастион .

Александр Петрович Залесский появился на валу вместе с херсонцами. С большим трудом добравшись до вершины, потому что было очень сыро и скользко, что вынудило его опираться на штыки солдат, он неведомой силой был сброшен вниз, но со второй попытки всё же попал на стену и твёрдо стал на её каменную кладку.

Приходилось вертеться волчком. Ещё не вытащил штык из трупа, а краем глаза уже поймал следующего неприятеля. И как показалось ему, длилось это бесконечно долго.

Рядом сражались и падали солдаты и офицеры.... Смерть не различает званий.

После часа жаркой битвы количество турок стало уменьшаться. Теперь ему самому приходилось искать противника.

Когда вал и бастион были очищены от неприятеля, по лестнице, опасливо озираясь, поднялся Потап Петрухин. Не увидев врагов, он уверенно ступил на стену и лицом к лицу столкнулся с... барином. Тот сразу узнал своего цирюльника.

О! Сколько раз он представлял эту встречу! Сколько раз обдумывал способы казни подлого холопа, виновника всех его бед!

Лицо Залесского покраснело, глаза налились кровью и яростью. У Авдея при виде его от страха всё тело окуталось холодом. Он, кажется, не может пошевелить даже пальцем. Как наваждение! Его холопская сущность, глубоко запрятанная на дне души, вышла наружу. Страх парализовал куафера. А барин что-то кричит.... Что? Он не слышит.

Однако мысль о неминуемой смерти всё же промелькнула в его затуманенном сознании. Он преодолел свою слабость и первым, молча, накинулся на барина.

Вцепившись руками в его горло, он подталкивал Залесского к тому краю бастиона, у которого бомбовым ударом был снесён палисад. Но силы были не равны. Субтильному Авдею не хватало мочи пересилить Александра Петровича: тому удалось ослабить хватку слуги и выскользнуть из его цепких рук. И они, господин и холоп, тесно сплелись, словно в объятиях, н говоря ни слова, только возбуждённо мыча, двигали друг друга к смертельному краю.

Противники падали и поднимались, то один, то другой оказывались наверху. Один ещё рывок ополоумевшего Залесского, и они вместе полетели вниз, на мечи янычар ...

Огромные трудности выпали на долю четвертой и пятой колонн, с которыми шли закурганцы. Составленные из плохо вооружённых и недостаточно обученных казаков колонны несли наибольшие потери.

Когда часть четвертой колонны во главе с бригадиром из донских казаков и георгиевским кавалером. Василием Орловым взошла на вал, соседние Бендерские ворота вдруг отворились, и турки, спустившись в ров, ударили им во фланг. Пики оказались бесполезными - янычары рубили казаков, и они десятками гибли под саблями турок. На какой-то миг донцы дрогнули - как вдруг среди них появился полковой священник. Высоко держа крест над головой и творя молитву, он возвысился на валу. Закурганцам даже показалось, что это Отец Агафон. Но нет, этот держал крест двумя руками.

Огромная фигура священника и крест притягивали к себе, звали за собой. И казаки, с утроенной силой заработали пиками и штыками в круговой обороне, пока не соединились с подошедшей помощью.

Степан действовал привычно, как на работе (вилами поддевай больше сена и кидай наверх), так и здесь, в штыковом бою (бей штыком и бросай супостата через плечо, а сам высматривай следующего).

Фрол дрался более изобретательно, с упоением: пропорет турчина штыком, его товарища застрелит, другого - пикой пригвоздит, и бесстрашно идёт один на дюжину врагов, в самую гущу. И, кажется ему, что когда-то, в прошлой жизни, он уже испытывал это упоение битвой.

Похоже, оторвался от товарищей?! Да, рядом одни враги. Но это его не страшит.

- Не робей, воробей! - воскликнул Фрол и с ещё большим воодушевлением ринулся в гущу врагов.

- Ура-а! Ура-а! - раздалось вокруг.

"Силы перевесились, наши начали давить", - только мелькнула удовлетворённая мысль, как сабельный удар прервал его короткую жизнь.

Пятая колонна, которой командовал генерал-майор Безбородко, перейдя наполненный водой ров, стала взбираться на вал, но тут заколебалась и мгновенно была свергнута назад в ров. Безбородко получил тяжёлое ранение в руку и сдал командование Матвею Платову.

Колонна Платова стремительно продвигалась вперёд, сокрушая турок; вдруг неожиданно сбоку ударили янычары, смяли передних донцов, внесли смятение в их ряды. Суворов, заметивший опасность, тотчас же подкрепил четвертую колонну резервом, подоспел и присланный Кутузовым пехотный батальон. Сам Платов тоже подбодрил казаков и, отбив нападение рослого янычара, по пояс в воде перешёл ров крепости, забросанный фашинами.

- За мной, казаки! - прокричал он, взбираясь на вал.

Турки, сверкая острыми ятаганами, стояли на стенах, поджидая казаков. Но пример командира так увлёк донцов, что они вслед за ним ворвались в крепость. Вскоре обе казачьи колонны утвердились на валу.

Самый сильный бастион, весь одетый камнем, достался третьей колонне генерал-майора Мекноба. Лестницы приходилось связывать по две, ставить их одна на другую, и всё это под жесточайшим огнём. Потери с обеих сторон были громадны. Сам седой сераскир Айдос-Мехмет-паша бился здесь со своими лучшими янычарами.

Генерал Мекноб получил тяжёлую рану в ногу, а в Лифляндском егерском корпусе выбыли из строя все батальонные командиры. Тогда третий батальон возглавил Никита Обросимов, отважно сражавшийся со своими воинами до подхода резерва, который и помог овладеть главным бастионом.

Удар с Дуная произвели лёгкие казачьи суда, так как крупными было трудно управлять из-за густого тумана. Успеху десанта помогали действия первой колонны, уже захватившей придунайские батареи. Отряд под командованием генерал-майора Арсеньева мгновенно высадился с двадцати судов. Как и на всех других участках, офицеры были впереди и дрались, словно рядовые. Неустрашимо командовал казачьей флотилией полковник Антон Головатый, атаман Черноморского войска .

Вскоре турки были выбиты с речной стороны, и генерал-майор де Рибас соединился с Кутузовым и Золотухиным.

17. В крепости

К восьми утра, когда туман рассеялся и день бледно осветил окружающие предметы, были уже захвачены все внешние укрепления Измаила. Генерал-аншеф понимал, что это ещё не победа - всё может случиться. Противник ещё сопротивляется. И он приказал войскам наступать, не давая опомниться многочисленному, но уже достаточно обескровленному врагу.

Турки деятельно готовились к последней обороне крепости на улицах и в домах. Они образовывали новые узлы сопротивления, перетаскивали орудия в здания, которые должны были стать для этих узлов внутренними укреплениями.

И вот русские колонны с разных сторон двинулись к центру города: справа шёл генерал-поручик Потёмкин, брат Светлейшего, с севера двигались донские казаки атамана Платова, слева наступал Михаил Кутузов, с речной стороны - Осип де Рибас с храбрыми черноморцами - "верными казаками".

И начался новый бой, ещё более беспощадный. Особенно ожесточённое сопротивление турок продолжалось часов до одиннадцати утра. Картина была ужасающая: неумолкающая стрельба, сабельные и рукопашные схватки, победные клики и вой раненых, бегство обезумевшего скота....

Бессчётное количество трупов покрывало грязные улицы и площади крепости, кровь лилась рекой. К тому же, из горящих конюшен выскочили несколько тысяч лошадей, которые в бешенстве мчались по городу, сметая всё на своём пути.

На солдат и казаков остервенело бросались вооружённые ножами и саблями подростки, женщины, старики. Муллы в белых чалмах страшными криками разжигали ярость мусульман. В предрассветной мгле раздавались крики "ура!" и "иль-аллах!". Зловеще сверкали сабли и ножи, выстрелов почти не было слышно, казаки во главе с сотенными командирами пробивались по узким улицам Измаила.