Кубанский шлях (СИ)

Я ему говорил, что русские бардзо укрепили своё место. Он смеялся.

Однажды мне муви:

- Ян, хце много грошей?

Я ему:

- Кто ж не хце? А цо тшеба робич?

- На их праздник открыть ворота нашим солдатам. Зараз получишь мешок денег, тройку лошадей и повозку.

- То ест гумор? - говорю я ему, - откуда тебе знать, что придут солдаты?

- Знаю, - отвечает, - они, может быть, уже стоят у стен станицы и ждут своего часа.

- А ты не боишься, что я расскажу атаману о твоём предложении? - пригрозил я ему.

- А свидетелей нет. Я скажу, что ты наговариваешь на меня, чтобы скрыть свои прошлые дела, - выкрутился Джебраил.

Я про себя рассмеялся. Цо он може ведач обо мне? Но сказал, что пошутил.

Потом я его спросил, как открыть ворота, если там стража? Это не дверь, ключом не отомкнуть.

Он говорит:

- Ты хитрый, придумай сам.

- Конечно, я согласился. Очень хотелось посмотреть, как вас будут резать. Только попросил дать мне самую красивую девку.

Он не отказал мне:

- Бери, - муви, - какую хце.

- Что вы его слушаете!? Вы видели отравленных стражников!?- воскликнул Сидор, - расстрелять, как собаку.

Атаман приказал исполнить приговор и, усилив стражу, отправился домой.

По дороге он встретил Фёдора Кобылу с ружьём наперевес.

- Ты живой, дед, - улыбнулся атаман.

- Живый, що зи мной зробыця? Ось туркив пострыляв. Пивдужины вбыв! - похвалился старик.

- Да как же ты за ними гонялся?

- Ни, я зза угла. Стрэльну и спрячуся.

Дом атамана не пострадал. Среди поломанной мебели, оборванных занавесок и битой посуды рыдала жена, вернувшаяся из церкви.

- Будя, не впервой. Забыла, как было прошлый раз? Это не горе, люди жизни, домов лишилися, а ты?

- Ладно, не бубенься, - примирительно буркнула жена и, кряхтя, стала убирать битую посуду.

- Кубыть, переживём, - скорее себе, чем жене, прошептал Чернецов.

Сидор торопился домой. Не покидала мысль: как там дома Маруся одна? Скоро рожать ей. Последние дни она не выходила на улицу. Посидит во дворе, тихонечко порадуется, попоёт и опять в хату. И всё думает, думает о чём-то. Он её не тревожил, понимал: первенец! Да и сам он рад до смерти. Маруся сгладила ему боль прежней утраты, дала силы жить дальше. А ребёнок - это такое счастье! Продолжатель рода. А вот и хата. Це-елая, не сгорела. Он отворил калитку....

Нет слов, чтобы передать состояние Сидора при виде представшей картины. Такое не приснится в самом страшном сне....

С груши спрыгнул Сергунька Держихвост, подошёл к застывшему, будто мёртвому, казаку.

- Дядька Сидор, дядька Сидор! - ткнулся ему в грудь.

- Ты... всё... видел?

Мальчишка заплакал.

Во двор вбежал Бычков. Не застав дома Лукерью, он понял, что она у дочери и помчался сюда.

Вся семья порублена.... Будто пуля в сердце.... Афанасий упал....

А в лекарню Клауса несли и везли раненых, некоторые пришли сами. Они располагались тут же, на подворье. Здесь же уже суетились Шкандыбиха, вдова Трусиха, другие сердобольные женщины. Рильке и Терентий принесли все свои снадобья, мази, кто-то кипятил воду на летней печи, кто-то рвал полотенца и простыни на повязки. Всюду стон, вздохи, жалобы.

Казаки, разумеется, привычны к ранам, смертям - ведь живут в порубежье, но такого дерзкого набега ещё не было. И спасение иначе как чудом не назовёшь.

- Святая молитва сотворила сие чудо, - перекрестилась Шкандыбиха, - видели бы вы, как деточки молилися, аки ангелочки небесныя.

Прибежал мальчишка от атамана и сказал, чтобы лекарь выбросил все свои снадобья - они отравленные.

- Дядька Николай, а предателя, санитара, расстреляли, - добавил он.

"Как же я просмотрел?" - промелькнуло в голове у Рильке, - ведь мог догадаться. Мог! "

- Лекарства выбросить, они испорчены, - распорядился он, - пользуйтесь только снадобьями Терентия, а я приготовлю новые.

К вечеру Лютиков подсчитал потери: двадцать убитых казаков, одиннадцать - мирных жителей, тридцать шесть раненых, девять сожжённых домов. Доложил атаману. Чернецов пожевал усы и чётко выговорил:

- Даю три дня. После похорон продолжим учения.

12. Григорий Потёмкин

Осаждённые Потёмкиным Бендеры сдались без кровопролития. Князь занял лучшее здание - дом паши.

Диван из золотистой ткани под кисейным балдахином, несколько изысканно одетых красавиц, сидящих на низеньких пуфиках, одна, в изящном греческом костюме, на восточный манер возлежит на диванных подушках. Князь Потёмкин сидит подле неё. Он одет в разновидность длинного платья, похожего на халат; это его излюбленная одежда дома. Напротив, на атаманке, развалился довольный генерал-поручик Гудович, отличившийся при взятии Килии. Пятьдесят офицеров всех званий стоят в глубине зала, освещённого огромным количеством свечей, ждут приказаний главнокомандующего.

Да, при всей храбрости, которую князь не раз проявлял в битвах, у него была слабость: он любил роскошь. Кстати, так завлекая хана роскошью, выманил у него Крым... дал Екатерине и двору такое празднество, какого не придумал бы и обладатель Алладиновой лампы....

У князя Потёмкина-Таврического не было никакой осёдлости. Он не строил замков, не разводил садов и зверинцев: великолепный дворец Таврический был даром Екатерины II, а у него своего домовитого приюта и не было никогда... И всё же он мог в любом месте окружить себя красотою и удобством, создать обстановку приятности и неги для, пусть минутного, отдыха. И здесь, в Бендерах, он не отступил от своего обыкновения.

Несмотря на возраст, он всё ещё был хорош собою: орлиный нос, высокие брови дугой, голубые глаза, благородный цвет лица, высокий рост и приятное телосложение. Дамы высшего света продолжали писать ему ещё любовные письма, заказывали медальоны с его изображением.

Окружающее великолепие не было его самоцелью, а так, фоном для эмпирий. Его душа и голова были заняты не наслаждениями и утехами, а государственными делами. Он радел всем сердцем о России, масштабно мыслил и посему свершал великие деяния.

Они сидели молча, наслаждаясь покоем.

- Долгая война, - наконец, вздыхает Потёмкин. - Между кампаниями проходят месяцы.

- Но удача сопутствует Вам, Светлейший, - возражает Гудович, - грех жаловаться. Разгромлен турецкий десант под Кинбурном.

- Благодаря Суворову, - уточняет Потёмкин.

- Взяли Хотин и осадили Очаков.

- Да.... Помнится, в 23-градусный мороз пошли на приступ очаковских укреплений. Падение Очакова так подействовало на султана Абдул-Хамида I, что он умер от сердечного приступа.

- А в Молдавии фельдмаршал Румянцев-Задунайский нанёс турецкой армии какие тяжёлые поражения!? Черноморский флот контр-адмирала Войновича разгромил её у Фидониси, - продолжил восторженные воспоминания Гудович, - и генерал Текели на Кубани постарался. Сколько раз он разгонял скопища татар и горцев! А Суворов, соединившись с принцем, атаковал и разбил турок под Фокшанами.

- Да, турки тогда перешли в наступление. Сто тысяч сабель! Как вспомню.... Но на Рымнике, слава Богу, Суворов и принц Кобургский разгромили их в пух и прах.

Князь помнил и оценивал всё: Рымникская победа была настолько решительна, что союзники могли бы беспрепятственно перейти Дунай. Не перешли....

Правда, кампания 1790 года и началась крупной неудачей для союзников, австрийцев: принц Кобургский был разбит турками под Журжей. В феврале того же года умер император Иосиф II, а его преемник Леопольд II пошёл на открытие мирных переговоров при посредстве Англии и Пруссии. Для этого был созван конгресс в Рейхенбахе; но императрица Екатерина Алексеевна демонстративно отказалась от участия в нём.

Тогда турецкое правительство, ободрённое благоприятным исходом, вновь попыталось овладеть Крымом и прикубанскими землями. Но на Чёрном море поражение турецкому флоту нанёс славный контр-адмирал Фёдор Ушаков, что явилось для Порты трагедией. И вот теперь наши войска под Измаилом, где Порта надеется отыграть свои поражения.