Моника 2 часть (ЛП)

Моника живо поднялась, ее глаза засверкали. Неожиданный трепет пробежал с ног до головы, словно она очнулась ото сна, губы Отца Вивье улыбнулись с мягкой грустью:

- Нет, дочка, не он. Но твой взгляд достаточно красноречиво показал, какое место в сердце занимает твой муж, которого ты пытаешься покинуть.

- Нет, не он, конечно, не он! – пожаловалась Моника с бесконечной печалью. – Не знаю, о чем я подумала. Он на «Люцифере», в таверне порта или на берегу пляжа, где ему отдается единственная любовь, которая его волнует. Он не вспоминает обо мне. Оставил в монастыре. Возражать он не станет, потому что я его не волную.

- Они очень боятся, что он помешает, желают видеть тебя постриженной.

- Кто они?

- Пока твоя мать. Она ждет в комнате свиданий, с ней сеньора Д'Отремон. Чтобы предпринимать дальнейшие шаги для аннулирования брака, они надеются убедить тебя подписать доверенность, которую ты не хотела подписывать. Хотят сделать все по-быстрому и тайно, пока не изменилось настроение твоего мужа, оставившего тебя здесь. Все-таки прошу тебя не поступать опрометчиво, не передавать в чужие руки такое личное дело. Тем более, когда я увидел твое радостное волнение от встречи с ним. Этот мужчина, которого Бог принес в твою жизнь странным образом, чрезвычайно интересует тебя.

- Нет, Отец, вы глубоко ошибаетесь. На этот раз я согласна с сеньорой Д'Отремон, которая привезла мою мать. Я подпишу что угодно, чтобы вернуть Хуану свободу. Ему все равно, пусть не мешает его жизни, полной приключений такой пустяк, как жена. Я для него меньше тени, призрака, и хочу, чтобы призрак исчез. С вашего разрешения, Отец, я пойду в комнату ожидания и покончу с этим поскорее.

Легкой походкой Моника удалилась в комнату ожидания, а вскоре кто-то ее позвал:

- Эй, хозяйка!

Остолбеневшая от удивления, Моника остановилась у забора, отделявшего монастырь от суетного мира. С трудом верилось, что перед ней стоит смуглая фигурка Колибри, перескочившего через забор с удивительной проворностью, который подкрался тихо и незаметно. Его присутствие снова возродило в душе печаль.

- Колибри! Как такое возможно? Как оказался здесь? Как вошел? Перепрыгнул с улицы?

- Да, хозяйка, я должен вас увидеть, поговорить. Я три раза пытался пройти через большую дверь, но меня не пустили. Прыгнул на повозку, что там стояла, зацепился за ветки дерева, а затем наклонился и скрылся за листьями, потому что здесь без конца ходили сеньориты в белом. Я ждал вас, а потом спустился. Я поступил плохо, хозяйка? Я хотел вас повидать.

- Нет, Колибри, это не плохо.

Мягкая рука, с белизной хрупкого перламутра, опустилась на голову, поглаживая короткие кудряшки, и взяв Колибри за подбородок, заставила посмотреть в лицо, чтобы прочесть ответ в глубине темных глаз, и прошептала:

- С кем ты пришел, Колибри?

- Ни с кем, хозяйка. То есть, Сегундо отвел меня на «Люцифер», но там нет ни вас, ни хозяина. Он не хотел, чтобы я оставался на берегу, но я спустился по якорю, проник в лихтер с грузом, а когда лихтер перевез меня на пристань, то бросился бежать. Когда я бегу, хозяйка, никто меня не поймает. Я бежал побыстрее, чтобы меня не увидели с корабля, пока не добрался сюда.

- Нехорошо проникать в монастырь вот так. Это не мой дом, а место строгих правил. Проникать сюда запрещено законом. Хорошо, что тебя не видели.

- А я не могу остаться с вами?

- Нет. Ты должен вернуться к хозяину. Колибри, ты единственное, что осталось от моих счастливых дней жизни, от которой мне нужно отказаться. Для этого я приложу все силы. Я как раз шла в комнату ожиданий, где сидят моя мать и другая женщина, в надежде, что я подпишу документ, чтобы навсегда освободить Хуана.

- Капитана? Тогда вы не вернетесь на корабль? Вы бросаете меня?

- У тебя будут другие хозяйки в каюте «Люцифера», и ладони Хуана лягут на ладони других женщин, когда те возьмутся за штурвал, отправляясь на прекрасные острова, где жизнь словно дремлет, где нет ненависти и слез, на острова, где любовь как сон, где грех не кажется грехом. Иди, Колибри, иди. Возвращайся к хозяину.

Вздрагивая от волнения, сражаясь с волной нараставших чувств в душе, и с такой же силой пытаясь их заглушить, Моника оторвала смуглые ручки Колибри от юбки и подтолкнула обратно к высокой стене. На секунду Колибри задержался, словно повинуясь; затем снова подбежал к ней, жалобно умоляя:

- Нет, нет, моя хозяйка. Я не хочу других на «Люцифере». Хочу только вас и никого больше. Хозяин тоже не хочет.

- Как будто ты знаешь! Ты не можешь знать.

- Хозяин всегда думал о вас. С другой, бывшей хозяйкой, которая пришла ночью в тюрьму, капитан только ссорится.

- Возможно. Но они всегда мирятся. Они рождены друг для друга, и такова их любовь. Они любят, обижая, презирая, ставя ловушки, мстят, причиняют боль друг другу, но охвачены страстью!

Она беспокойно повернула голову, вслушиваясь в мягкий шум шагов в арках галереи, ограждавшей монастырский сад. Вдали, словно белые тени, шли две послушницы. Она вздохнула спокойнее, когда те ушли, но Колибри все еще стоял с ней.

- Они ждут, что вы подпишите бумагу против хозяина?

- Не против, Колибри. Наоборот, в глубине души он поблагодарит меня, что я разорвала соединяющие нас узы, и я заверю его, что моя жизнь в этих стенах.

- Но хозяину не нравится, что вас здесь заперли.

- Он сказал, что ему не нравится? Не лги, Колибри, даже ради жалости. Теперь иди, как вошел. Я хочу удостовериться, что никто не помешает тебе. Уходи, уже идут!

Она подтолкнула негритенка одновременно с голосом Отца Вивье, который сделал знак подойти:

- Вы все еще здесь. Моника, дочка, дамы очень обеспокоены.

- Отец сказал, что ты уже вышла, – проговорила Каталина де Мольнар. – Ты выглядишь плохо, моя Моника.

- Возможно, Моника не хотела нас видеть, – вмешалась София Д'Отремон. – Ты избегаешь нас?

- Нет, сеньора, – возразила Моника, пытаясь успокоиться. – Наоборот. Я шла по другой стороне. Я подпишу вашу бумагу. Удовлетворю вас немедленно.

- Хочу отметить, что это против моего совета, – сообщил Отец Вивье. – Мой долг оказывать Монике необходимую поддержку, чтобы она ясно понимала свои поступки.

- Что тут понимать, Отец? Моя бедная дочь рядом с этим негодяем, злодеем.

- Ты ничего не знаешь, мама! – возразила Моника.

- Здесь семья, мы не на суде, дочка. Понимаю, ты защищала свою честь. Здесь можно говорить откровенно, и не настаивать на том, во что нельзя поверить.

- Не будем терять время на ненужные споры, – прервала София. – Простите, Моника, что беру на себя смелость вмешиваться в личные дела. Я лишь поддержала вашу бедную мать, которая много страдала из-за вас обеих, хотя вы с сестрой так этого и не поняли.

- Прошу вас обсуждать мои дела отдельно от сестры, донья София! – гневно взвилась Моника. – Если бы Ренато не лез в мои дела…

- Ренато тут не при чем. Об этом мы и хотим поговорить наедине, поэтому ждем.

- Можете остаться наедине, – указал священник. – Я немедленно вас покину.

- Нет, Отец, подождите! – взмолилась Моника. – Вы знаете мое сердце. В вашем присутствии я могу все обсуждать.

- Тогда, послушай сеньору Д'Отремон, дочь моя.

- Хочу сказать, что в этом не участвует Ренато, – объясняла София. – Более того, мы подозреваем, что ему это не понравится. Но не важно. Мы с Каталиной постараемся уладить все без него, предотвратить сплетни, учитывая, как он вмешивается в дела его не касающиеся.

- Хотите, чтобы я подписала для вас доверенность, составленную Ренато?

- Не совсем. Лишь прошение для Его Святейшества. Прошение аннулирования брака по причинам, которые не оскорбляют никого, ни Хуана Дьявола. Слабость здоровья, несовместимость характеров, религиозное призвание, которое мы связываем с главной причиной этого прошения. И вправду, в этом есть смысл. Вы ведь девочкой осознали религиозное призвание? И обстоятельства, подтолкнувшие к этому, вероятно, не изменились.