Моника 2 часть (ЛП)

Бешено, в слепом гневе, как в бурные дни после вынужденной свадьбы, когда он вез ее по полям к «Люциферу», говорил Хуан, сжимая сильными руками изящные запястья Моники. Прикрыв глаза, она откинула назад голову. Она чувствовала угасшие мечты, как душа переполнялась горем, но прикосновение властных и нежных, грубых и горячих рук захватило ее таким удовольствием, которого она никогда еще не чувствовала, словно ее воля рушилась, появилось желание не думать, не говорить, очутиться в ужасных часах прошлого: быть трофеем в его руках. Принадлежать ему, пусть печальной участью рабыни, пусть даже ее сердце разочаруется от мысли, что другая владеет сердцем Хуана.

- Моника, прежде чем позволить это, я скорее убью тебя!

- Это лишь угрозы. Я уважаю клятву, данную у алтаря, и докажу это. И хотя ей все равно, но я уважаю таинство, сделавшее его мужем сестры.

- Даже несмотря на чувства к нему, правда? Женщины, как ты, не меняются.

- А для чего меняться? Не удивляйся, потому что ты тоже не изменился. Свадьба Айме с другим стала настоящим предательством, жестокой насмешкой, пока ты вел борьбу на земле и на море, чтобы заполучить то, что мог бы предложить ей. Коварство чернее некуда, когда она имела тебя в любовниках, будучи невестой Ренато. И тем не менее, твое сердце все простило.

- Я должен простить, по крайней мере потому, что она любит меня!

- И ты доволен этой любовью?

- Тебя интересуют мои чувства? Волнует правда?

- На самом деле, меня ничего не волнует, полагаю, я ответила. В самом деле, кому интересны мои чувства? Когда они вообще волновали тебя?

- Никогда и ничто меня не волновало, – проговорил язвительно Хуан. Поздравляю тебя с чудесной проницательностью. Когда меня интересует женщина, то он теряет ее – это момент слабости, когда он проигрывает сражение. Таким мужчинам, как я, женщины дают лишь час удовольствия. Ты, нет. Не беспокойся, потому что ты законная жена, единственное законное, что есть в моей жалкой жизни. У меня нет ни малейшего понятия, как должен разговаривать мужчина со своей законной женой. Думаю, с огромным уважением и холодностью. Я должен кланяться, уступать дорогу и спрашивать с изысканной вежливостью: Куда ты хочешь поехать, дорогая, когда мы выйдем из суда? Этого ты ждешь от меня? Эти формальности тебе нужны?

Моника чувствовала, что щеки краснеют, она подняла голову, преодолевая боль силой гордости. Она не хотела, чтобы он видел ее волнение и слезы, чтобы грустный секрет любви сбежал с ее губ, это станет преступлением в мрачном зале суда. С раненым достоинством, сжигаемая досадой ревности, она промолчала, пока он снова не спросил, источая жестокую и насмешливую желчь разочарования:

- Так вот, я начал вежливо: Куда мне следует отвезти тебя, Моника? В наш плавающий свинарник, который нам возвратят, или предпочитаешь элегантный постой, предоставляемый в тавернах порта? Все это не достойно дамы, но…

- Отвези меня в монастырь Рабынь Воплощенного Слова!

16.

- Сестра монахиня, сделайте милость, немедленно сообщите обо мне Отцу Вивье и Матери-Настоятельнице. Скажите, что вернулась Моника де Мольнар. Побыстрее, сестра, пожалуйста, я не могу слишком долго ждать.

Голос трепетал от боли и спешки, Моника говорила со старой монашкой, которая не сводила с нее удивленных глаз. Скрытая дверца открылась, и по знаку монахини Моника спустилась вниз через маленький порог, отделяющий мир от монастыря. Она чувствовала непреодолимое желание повернуть голову, удостовериться, посмотреть в лицо Хуана Дьявола, скрестившего руки и не сводившего с нее глаз. Но она не уступила искушению, лишь печально вздохнула, и чуть пошатываясь, шагнула, не чувствуя под собой земли, а Хуан, сжав губы, закрыл за ней маленькую дверцу решетки – хрупкий символ стены, воздвигнутой между ними.

- Хуан, ты объяснишь наконец?

- Не думаю, что нужно что-либо объяснять, Ноэль. Пора отправляться.

- Без нее? Оставив жену в монастыре?

- Потому что она так хотела.

- Ладно, давай разберемся. Когда закончился суд, я подошел поздравить тебя, ты сказал, что обязан всем Монике. Возможно, ты говорил с легкой неблагодарностью, но любовь все прощает, и нельзя не признать, что в суде она была великолепна.

- Она исполнила моральный долг, чтобы рассчитаться. А так как мы в расчете, то она не обязана оставаться со мной. Эту правду вы, вероятно, уже знаете.

- Я лишь знаю, что бедная девочка страдала, как приговоренная, когда ступила на землю Мартиники, первое, что она произнесла – твое имя; обезумевшая, прибежала ко мне, с глазами, полными слез, и просила только об одном: увидеть тебя ночью, поговорить с тобой, Хуан. Ее не пугали трудности. Вопреки всей логике, против воли Ренато, нам удалось проскочить через охрану форта. Используя деньги и связи, она добралась до твоей камеры накануне первого дня суда.

- Но она не пришла, – возразил Хуан, глубоко заинтересованный. – Все это осталось лишь добрым, безуспешным намерением.

- Она не дошла до твоей камеры, потому что место было уже занято. Там была другая женщина. Моника видела ее собственными глазами.

- Не может быть! – воскликнул изумленный Хуан.

- Так и было. Я был рядом и видел, как она подошла к решетке, посмотрела внутрь и взволнованно отошла. Она сказала Ренато, что речь идет об адвокате, но потом, наедине со мной… Она не назвала никого, да и не нужно было. Я хорошо знаю мир, и знаю на что способны женщины, подобные Айме.

- Не может быть!

- Но это так. Одним махом разрушили ее мечты, воспоминания. Было благородно заявлять в твою пользу, в то время как в ее душе царила смерть.

- Боюсь, вы наивны, Ноэль, – произнес Хуан недоверчиво. – Моника – замечательная женщина, я же не буду торговаться привычками, мужеством, прямотой, верностью. Но она не любит меня, никогда не любила. Или сказала, что любит?

- Ну, конкретно словами, не сказала. Но нужно учитывать ее унижение и разочарование. Она, как жена…

- Как жена? Нет, Ноэль, Моника никогда не была моей женой. Женщина, которую мне законно вручили в Кампо Реаль, которую я силой посадил на коня, продолжает быть сеньоритой де Мольнар.

Горестное выражение исказило губы Хуана. Старый нотариус смущенно посмотрел на него, сбитый с толку, но Хуан резко вцепился, как когтями, в его плечо широкой и сильной рукой, пригрозив:

- Хорошо подумайте о том, что говорите. Именно ваш поступок может стоить очень дорого, потому что я способен…!

- Сними руку с плеча, ты сейчас его сломаешь, и хватит уже говорить глупости, – прервал Ноэль с притворным раздражением. – Я не стану повторять того, что меня не касается, и меня не страшат твои глупые угрозы. Ты так же вел себя с ней?

- Она лежала при смерти. Лихорадка мучила ее несколько дней. Несколько недель она не приходила в себя. Когда она вернулась к жизни, моя пьяная ненависть уже прошла, и она была лишь бедной женщиной, нежной и хрупкой, как цветок, ласточкой с надорванными крыльями, упавшей на палубу моего корабля.

Старый нотариус опустил голову. Какой-то странный комок в горле не давал ему говорить, слезы застилали усталые глаза:

- Однако ты странный тип, Хуан.

- Почему? – опроверг Хуан с деланным равнодушием. – Это не достоинство. Какое мне дело до еще одной женщины? Женщины, которая любит другого…

- Которая любит другого? Я совершенно уверен, что это ты.

- Я слышал это из ее уст много раз. Пытался помочь ей вырваться из этой нездоровой любви. Вот уже час, как я понял, что любовь еще есть. Любовь, которая ужасает, пугает, унижает, но от которой она не может освободиться.

- Я бы поклялся, что она любит тебя, плакала о тебе, когда я увидел ее в одиночестве у скал, неподалеку от ее старого дома. Конечно, она сказала, что нет, но… – он засомневался и медленно пробормотал: – Хочешь сказать, Моника любит Ренато?